22 декабря фотокорреспонденту РИА Новости Андрею Стенину, погибшему в Донбассе, исполнилось бы 37 лет.

Она брела вдоль колумбария Троекуровского кладбища, опустив голову. Я прошел мимо, отдуваясь от крупных хлопьев снега, липнувших к глазам. Обернулся. У нее полог пальто слегка примят. Наверно сидела на лавочке у какой-то могилки, перебирала в голове дорогие сердцу воспоминания. Вряд ли плакала, поплачь на таком ветрюгане. Когда поворачивал голову обратно, краем глаза заметил, что обернулась она…

У могилы Андрея Стенина

Памятник у Андрюхи хороший, не кричащий, с достоинством. Объектив, в нем сейчас, как в вазе, свежие цветы. Изогнутый лист бумаги, с «нацарапанным» профилем Стенина. И надписью: «Хотел, чтобы знали…». Кто-то заботливой рукой уже стряхнул с памятника снег. И положил две конфетки. Фотография еще не заматеревшего в боевых командировках журналиста. Точно не друзья выбирали. Такую трогательную карточку могла выбрать только мать. И эти конфеты… Парни бы положили его любимый «Кэмел». Сам бы положил, если б не бросил курить. Я прошел вдоль могил лежащих рядом журналистов Анатолия Кляна, Антона Волошина и Игоря Корнелюка, погибших в Донбассе. На каждой из них лежали по две такие же конфеты. Похлопав Андрюху по объективу, я побежал на стоянку перед кладбищем.

Надпись на плите: «Стенин Андрей Алексеевич, фотожурналист, 22 декабря 1980 — 6 августа 2014, «Хотел, чтобы знали…»

Так получилось, что я ни разу не встречался с мамой Андрея. То командировки, то еще что-то. А она не часто бывает в Москве…

— Вера Николаевна!

Она обернулась.

— Александр Коц.

И обняла, крепко прижав к себе. Господи, у меня и машина запаркована рядом с автомобилем с логотипом «Россия сегодня». Мог ведь сразу догадаться.

— А я вас не разглядела, видела, что обернулись, сразу поняла, что к Андрею кто-то идет.

— И я вас не узнал, а потом эти конфеты…

— А я так давно хотела с вами познакомиться. Вы ведь его нашли.

— Да мы вместе с ребятами… Сёма там, Дима, Серега, Фомич… — я не знаю, куда в такие моменты девается «эфирное» красноречие. — Помним все, поминаем…

Ветер выдувает слезы у нее из-под очков. Она промакивает глаза платочком и снова обнимает.

— А сегодня в Печоре школе дают имя Андрея, — смотрит на меня Вера Николаевна. — Кто же знал, что вот так все получится. Я и себя виню, что накаркала…

— Перестаньте, никто из нас от этого не застрахован.

— Я даже не знаю, что там захоронено…

— Мы все собрали, — я знаю, что она знает, что осталось от сына. И все равно тут же корю себя за эту фразу.

— А вы там бываете?

— Конечно, — понимаю я сразу, о чем речь. — Там и крест стоит, и местные ухаживают.

— Я тоже хочу съездить… Дайте хоть на вас насмотреться, — она держит меня за руки. — Для меня сегодня просто праздник, как хорошо, что мы встретились.

— Правда, хорошо, — силой глотаю предательский ком и обнимаю Андрюхину маму.

Александр Коц, «Комсомольская правда»