Посёлок Александровка на западной окраине Донецка, как и соседние с ним Трудовские и Старомихайловка, не выходит из военных сводок. Каждый день здесь рвутся снаряды и мины, разрушаются дома, получают ранения и гибнут мирные жители. Оккупированная ВСУ Марьинка, откуда и ведутся ежедневные обстрелы, настолько близко, что из Александровки видны крыши её домов. Сегодня я еду туда.
Аккуратные ухоженные домики, пышная природа, водоём, вдали – терриконы, покрытые снегом зимой и увитые зеленью деревьев летом. Типичный дачный посёлок на краю миллионного мегаполиса. На улице много людей. Сегодня по-настоящему тепло, яркое синее небо без единого облачка, светит солнце. Жители посёлка убирают прошлогоднюю листву – дым от костров приятно щекочет ноздри. С детства люблю этот запах. Некоторые уже что-то высаживают в огородах. Идиллия. Если бы не разбитые дома, изувеченные осколками снарядов заборы, сгоревшие крыши, периодические выстрелы из минометов и стрелкового, которые сразу дают понять, что эта идиллия – обманчива, а война совсем рядом.
Ирина ждёт меня у ворот своего дома на улице Кирова. Рядом запорожская трасса. За ней – Марьинка. Спрашиваю, где позиции ВСУ. Ирина показывает рукой немного вперёд и отвечает:
— Видишь жёлтую газовую трубу?
— Да.
— Вот за ней уже они.
По спине проходит лёгкий холодок. Так близко к позициям ВСУ я ещё не находилась.
— Поэтому нам тут лучше не стоять. В любой момент могут выстрелить. Идём в дом, — говорит Ира.
Заходим во двор. Часть окон в доме заложена кирпичом.
— Прилёты, — поясняет Ира. – В доме ни одного целого окна не осталось. Некоторые затянули плёнкой, а вот эти решили совсем заложить. Во всяком случае – пока. Пока война не закончится. Ставить новые окна смысла нет — каждый день обстрелы.
В доме нас уже ждут шестеро ребятишек. Ещё один ребёнок – на занятиях в школе. Самой младшей — Катюше – полтора года. Малышка родилась и растёт на войне. Половину своей крохотной жизни она провела в сыром и холодном подвале дома.
Старшему Олегу – 13. На фоне постоянных обстрелов и дикого испуга, когда снаряды рвутся вокруг дома, у мальчика развилась эпилепсия. Родители покупают ему дорогостоящие (для семейного бюджета) лекарства, в месяц на это уходит порядка трёх тысяч рублей. Благодаря лекарствам, приступы у Олега нечастые. И именно поэтому ему не дают инвалидность. Получается замкнутый круг – если ты самостоятельно лечишь своего ребёнка, пытаешься всеми возможными способами облегчить его страдания – инвалидность ему не дают и с лекарствами не помогают. Не будешь лечить сам, наблюдая за тем, как твой сын мучается – только тогда дадут инвалидность и помогут. Ирина с мужем не хотят наблюдать за страданиями ребёнка, а потому лечение старшего сына полностью легло на их плечи.
Ирина говорит, что и в Спартаке есть несколько таких случаев, когда люди заболевали эпилепсией на фоне испуга от войны…
Бюджет семьи с приходом войны скукожился донельзя.
— До войны мы жили очень хорошо, — говорит Ирина. – Муж работал на шахте, я занималась детьми и хозяйством. Держали кур, уток, гусей, поросят – всего порядка 300 голов. Огород большой был. Сами ели, людям продавали. А теперь ничего нет. Война забрала всё.
До войны Ирина с мужем и детьми жила в селе Весёлое на севере Донецка. Село вплотную примыкало к донецкому аэропорту. Сейчас от аэропорта остались руины. От села, впрочем, тоже.
— Наш дом разбило. Осталась только кухня относительно целой. Иногда домой приходит мама, покопаться в огороде, отвлечься от страшных мыслей. Деда дом разбит. Бабушкин дом разбит. Дядин дом разбит. Ни одного целого дома в Весёлом не осталось. А улица Колхозная просто стёрта с лица земли. Приезжали к нам в Весёлое чехи, комиссии разные приезжали, говорят, восстанавливать тут уже нечего. Нужно всё строить заново, с нуля.
Ирина перебралась в Александровку к родственникам. У них четверо детей, у Ирины с мужем – трое. Итого на две семьи – семь ребят. Приветливые, дружные, девчонки – 8-летняя Шура и 10-летняя Настя – постоянно тискают и целуют маленькую Катюшу. Олег и четырёхлетний Миша смотрят на «девчоночьи нежности» по-мужски снисходительно.
Муж Ирины работал на шахте имени Засядько в Донецке. Но ещё до перехода её под внешнее управление рассчитался – зарплату там не платили три месяца. Терпеть дольше не было ни сил, ни возможностей – нужно кормить детей. Зарплата шахтёра на некогда ведущей шахте отрасли в войну составляла 5 тысяч гривен (примерно 10 тысяч рублей). Сейчас муж устроился на государственную шахту имени Челюскинцев, зарплату обещают более высокую и без задержек.
Всю войну семья живёт в Александровке. Ирина отлично запомнила её начало. 6 июля 2014-го ВСУ обстреляли посёлок. Ира в тот момент мыла окна и видела, как летели и рвались снаряды. Тогда погибли сразу две семьи. Одну семью показали по телевидению, а вторую нет. Интересуюсь, почему так.
— Наверное, потому, что там страшно, что было. Снаряд попал прямо в дом, прямое попадание. Погибли 4 детей, мать, отец и бабушка. Разорваны в клочья были….
19 октября 2014-го в дом к соседям «прилетело». Взрывной волной у Иры тогда снесло крышу и выбило окна. В 2015-м «прилетело» уже к Ире. Снарядом разбило веранду дома, снова вылетели все окна, которые семья только-только поставила. Теперь ремонт не делают, ждут окончания войны.
Тогда же, в 2015-м, в посёлке прямым попаданием снаряда убило ещё одну многодетную семью. Погибли отец и мать, их старшая дочь с женихом. Сиротами остались двое малышей, которые лишь чудом остались живы.
Улицы посёлка насквозь простреливаются украинскими снайперами. Маленькой школьнице Яне снайперская пуля угодила прямо в телефон, срикошетив в руку. Если бы не телефон – ребёнка уже бы не было в живых, украинский снайпер целился в голову.
Во время самых страшных обстрелов семья выезжала к бабушке мужа, которая живёт в центре Донецка. Тогда, в двухкомнатной хрущёвке, жили 11 человек.
— В тесноте, да не в обиде, — говорит Ира. – Зато живы остались. Правда, мародёры, пока нас не было, вынесли из дома всё, то есть абсолютно всё: холодильник, два телевизора, компьютер, стиральную машину, всю мелкую бытовую технику, посуду. Вынесли даже Катины памперсы и детские трусы.
Буквально недавно, когда обстрелы усилились, семья вновь укрылась у бабушки. И снова их ограбили мародёры. На этот раз украли весь инструмент, металл и металлолом, все удочки мужа, а из подвала вынесли консервацию. У соседа украли из сарая уголь.
Поэтому теперь семья старается не покидать посёлок. Все обстрелы пережидают в подвале. Там же провели почти весь 2014-й и 2015-й годы. Днём ещё выбирались на улицу, готовили еду на костре, а ночью спали там. «Лежали штабелями» — говорит Ирина. От подвальной сырости на лёгкие Ирины осел плесневый грибок. Началась страшная аллергия, Ира раздулась как воздушный шар. Вызвали «скорую», но под обстрелом врачи ехать в Александровку отказались. Иру спасла доктор, живущая на соседней улице. Женщина под артобстрелом прибежала и сделала все необходимые Ирине уколы. Вообще, по словам Иры, «скорая помощь» в Александровке — редкий «гость». Во время обстрелов не едет она ни к беременным, ни к сердечникам, ни к детям. Больных предлагают самим вывозить в больницу. У кого есть машина – тот делает это сам, у кого нет – тем помогает глава посёлка Константин Викторович, он и больных, и раненых вывозит на своем автомобиле.
Ирина с детьми ведут меня в подвал – показывать своё убежище.
Здесь чисто, есть свет, но действительно очень сыро. Ребята рассказывают мне о том, как ходят в школу под пулями и снарядами. Школа серьёзно пострадала во время обстрелов. Дети и в ней регулярно спускаются в подвал, там ждут, когда ВСУ успокоятся и перестанут убивать их семьи и разрушать дома.
Такая вот страшная судьба выпала детям Донбасса – большую часть времени проводить в подвалах, скрываясь от смертоносных обстрелов.
Нет Комментариев