Вот идёт в Бессмертном полку НяшМяш с иконой Николая II. Я гляжу на обоих, прислушиваясь к собственным чувствам.

 

 

Нет, ничто во мне не закипает. Не протестует яростно. Идёт себе — и пусть идёт.

 

Я отлично понимаю тех, кто убеждён: Николай тут не к месту. Тем паче — когда он в руках беломундирного прокурора, то есть уже как бы и не частного лица. И что последний русский царь с Победой СССР в 1945-м не вяжется никак.

 

Но две вещи удерживают меня от цоканья языком.

 

Прежде всего, Россия — свободная страна. Хочет человек нести во всенародном строю икону вместо собственного деда — что ж. Не зелёнкой же его обливать: это к небратьям. На иконе — не Бандера, не Гитлер, а человек, канонизированный нечуждой России Церковью. Кто я такой, чтоб воевать со святыми?

 

Но важнее другое. В моем представлении, Бессмертный полк — это уже не гражданская акция, но метафизический акт. Это про живой народ и воскресение из мёртвых.

 

Живой народ — значит вечный народ. Со всеми поколениями, прошедшими и будущими. С предками, жившими здесь тысячу лет. С потомками, которые заселят когда-нибудь Марс.

 

Я уверен: в этой сшитой русской истории, в которой эпохи перестают, наконец, воевать друг с другом, найдётся место и для Николая II.

 

И вот ещё что.

 

Мне снилось как-то, будто злополучный царь Николай в своей последней шинельке превратился вдруг в пулемётчика в Сталинграде. Он расстрелял в немцев всю ленту, а потом бросал гранаты, сжимая фуражкой окровавленный бок…

 

Ничто в том сне не казалось мне неправдой.

 

Денис Тукмаков