Удивительные они люди – иностранцы!

 

Аэропорт «Борисполь». Рейс на Мюнхен. Регистрация. Паспортный контроль. Стойка бара. Пиво.

Рядом со мной совершенно колоритный немец. Рыжий. Толстый. Веснушки на носу и рыжие волосы на пальцах. Пьет наше пиво: «Старе місто».

В баре можно купить и немецкое, и бельгийское, но пьет наше. Дешевле. Немец.

Пьет. Кряхтит и делает отрыжки.

Я попросил позволения присесть рядом. Немец ответил на довольно хорошем русском языке, что он не возражает и, что даже «очень, конечно».

— Ошень фкусное пиво! – сказал немец, обращаясь ко мне.

— А что Вы пьете? – спросил я.

— «Старэ мисто!»- с гордостью ответил немец, и расплылся в очаровательной пивной улыбке, так что его глаза совершенно заплыли толстыми веками.

— Вы любите украинское пиво? – спросил я.

— О нет, нет. Я люблю пиво немецкое. Я немец. Но пью украинское, — ответил немец и замолчал. Я думал, что дальше последует объяснение – по какой причине немец, любящий немецкое пиво, пьет пиво украинское, но объяснения не последовало. Он молчал и улыбался.

— Ну, что ж. Тогда я составлю Вам компанию, — сказал я.

Я попросил себе пива и уселся на барный стул возле сияющего немца.

Вообще я люблю разговаривать с людьми. Мне нравится говорить с ними в дороге, в магазинах, в других городах, но вот в Аэропорту я ни с кем разговаривать не люблю. Мне трудно это объяснить и в чем состоит здесь логика, но Аэропорт – это мое отдельное, только мое личное переживание, в котором кроме меня могут быть еще только моя жена и мои дети.

Когда нам удается путешествовать всей семьей, то именно Аэропорт для нас становится чем-то вроде «платформы 9 ¾». Становится началом трамплина в немножечко сказку, в «другое», в «немножечко волшебство», в туда, где мы и сами станем немножечко другими. В Аэропорту мы всегда разговариваем, куда-то ходим, что-то едим и все это только так, как может быть в Аэропорту в самом начале путешествия. Причем, только в начале. Аэропорты, которые нас возвращают домой, это уже совсем не то. Это уже просто место погрузки в самолет.

Вот и сегодня, даже несмотря на то, что я лечу один, без семьи, я ни с кем разговаривать не хотел. Но немец имел по этому поводу другое мнение. Он все так же молчал, улыбался, и все время смотрел на меня. По тому, как он раскачивал бокал в своей левой руке, было видно, что пиво наше ему, все же, нравится и бокал этот уже далеко не первый.

Мне подали пиво и вдруг, как-то само собой стало понятно, отчего немец так долго держит своей бокал на вЕсу и покачивает им из стороны в сторону. Он хотел чокнуться! Я взял свой бокал в руку, посмотрел на немца, тот едва заметно кивнул мне головой, словно говоря мне: «Ну, конечно! Давай!», и мы стукнулись кружками, причем пена из моего полного бокала, перелилась в его полупустой бокал. Это произвело на немца абсолютное действие! Он произнес что-то вроде: «Хча!», и его улыбка стала еще шире, а глаза окончательно пропали в жировых прослойках.

— Я был в Украине! – сообщил мне немец, и его лицо изменило выражение. Улыбка стала меньше, появились глаза, лицо приняло несколько гордое и сосредоточенное выражение. Мне почему-то показалось, что именно так должен выглядеть врач немец девятнадцатого века, которого нелегкая занесла в российскую глубинку, где он вынужден лечить крестьян, беря в уплату за свои труды молоко и яйца.

— Да что Вы. Как интересно, — я все еще надеялся, что мне удастся избежать разговора.

— Да. Я наблюдал реформы, — сказал немец.

— И как наши реформы? – спросил я его.

— Я ничего не понял! – ответил немец и важно выставил вперед губы и стал серьезен. У него было очень подвижное лицо. Редко можно встретить людей, у которых такое большое количество самых разнообразных выражений лица, и которые могут так выразительно и быстро их менять.

Вот тут уже стало интересно мне:

— А что именно Вам непонятно в наших реформах?

— Дороги! – ответил он.

— Дороги?

— Да. Дороги, — сказал немец, отхлебнул пива, причем сразу почти полбокала, и продолжил. – Три года назад я тоже был в Украине. Я был наблюдателем на выборах президента. Тогда реформ не было, но дороги были! – пауза, взгляд. — А сегодня реформы есть, но дорог нет! – большая пауза и большие раскрытые глаза. Губы, как у Муссолини

Говорил немец отчетливо, но немного растягивал гласные и путал ударения. Так говорят прибалты, когда они хотят показать свое незнание русского языка. Но был немец мне чем-то приятен. Рассказывая мне, украинцу, о состоянии украинских дорог, этот большой рыжий человек думал, что он открывает мне правду о моей стране. Правду о том, что мое правительство мне врет, что мои СМИ мне врут, что мой президент меня грабит, что идем мы не в том направлении, да и вообще никуда не идем. Большой, весь пропахший пивом, рыжий человек, был горд собой и знал, что он везет в свою благополучную Германию «Священный Грааль» – правду о нашей лжи.

— Я расскажу про то, что я увидел! – сказал немец.- Я открою им глаза. Мое правительство ничего не знает. Они думают, что ваш президент кароший. А он плохой.

Умилил меня немец. Я не знаю, кто он и откуда, от чьего имени он изучал положение дел с нашими реформами, но кажется мне, что нашел он самый простой и очень понятный для немцев способ показать, что же происходит с «реформами» в нашей стране – дороги! Наши дороги, которых уже и в Киеве почти не осталось.

Объявили посадку. Я пошел в самолет. Немец не торопился. Он тоже летел в Мюнхен и тоже этим же рейсом. Он заказал себе еще один бокал пива. На посошок. И вот сейчас, когда я пишу этот пост, сидя в самолете, уже на самом подлете к Мюнхену, мой рыжий немец шумно спит через два ряда от меня. Его уже два раза будили. И оба раза безрезультатно!..

Мюнхен. Аэропорт им.Франца-Йозефа Штрауса. 17.02.2017 16:45.

Василий Волга