Называть расстрел мирного населения из артиллерии вандализмом — явный перебор политкорректности

 

Официальный представитель министерства иностранных дел государства обязан быть скрупулезно точен в своих публичных оценках и определениях. Особенно когда речь идет о таких тяжелых и кровавых вещах, как война и гибель ни в чем не повинных гражданских лиц. С учетом данной бесспорной истины, заявление официального представителя МИД РФ об обстреле Донецка в ночь на 3 февраля с.г. выглядит достаточно странно. В нем в частности сказано:

Этому варварскому налету нет никакого оправдания, своими действиями Киев грубо нарушил не только Женевскую конвенцию от 12 августа 1949 года «О защите гражданского населения во время войны», но и все нормы морали. Бомбить спящий город, уничтожать ни в чем не повинных людей могут лишь вандалы, у нас нет другого определения тем людям, которые совершили эту ночную вылазку…

Совершенно непонятно, почему официальное лицо, уполномоченное озвучить позицию РФ по данной ситуации, употребляет, применительно к украинской стороне определение «вандалы», когда речь идет об уничтожении мирных жителей? Да еще и утверждает, что других слов для определения этих действий нет.

Согласно всем справочникам, вандализм не имеет никакого отношения к человекоубийству и таковым словом определяются, как правило, действия по разрушению исторических памятников:

Вандализм — одна из форм деструктивного (разрушительного) девиантного поведения человека, в ходе которого уничтожаются или оскверняются предметы искусства, культуры. «Ларусс» обращает внимание на то, что «Вандализм — состояние духа, заставляющее разрушать красивые вещи, в частности, произведения искусства…

Под термином вандализм в ст.214 Уголовного кодекса РФ «Вандализм» обозначается вид преступления, выражающийся в «осквернении зданий или иных сооружений, порче имущества на общественном транспорте или в иных общественных местах». Лиц, совершающих подобные деяния, вина которых доказана, называют «преступниками» и вандалами…

Таким образом, применительно к ракетно-артиллерийскому обстрелу жилых кварталов густонаселенного города, в результате которого убиты и ранены мирные жители, определение «вандализм» категорически не подходит. И другие слова для квалификации такого рода действий, безусловно, существуют. Например – военное преступление, кровавое злодеяние, покушение на массовое убийство.

Полностью исключаю, что такая компетентная инстанция, где работают самые образованные люди страны, допускает столь вопиющие неточности в определениях по элементарному неведению. Очевидно, что делается это вполне осознанно. Причем используется именно такая терминология, которая в массовом сознании не воспринимается как предельно жесткая. Ведь люди в своем большинстве видят существенную разницу между уничтожением материальных ценностей и планомерным, серийным убийством людей посредством артиллерийского огня. Похоже на то, что делать акцент на втором и куда более страшном и непростительном преступлении кое-кому явно не хочется.

Должен сказать, что неслучайность этой кощунственной «игры слов» подтверждается и другими аналогичными случаями, когда, например, хулиганские выходки и явные бесчинства украинских неонацистов интерпретируются как такие себе вполне «кошерные» «выступления украинской общественности», или «протестные действия активистов». Когда нелегитимные, согласно решению российского правосудия, главари переворотного киевского режима повсеместно именуются в официальных заявлениях «украинскими властями» или даже «нашими украинскими партнерами», а боевики этого режима «вооруженными силами Украины». Когда массовое убийство бандеровскими террористами людей в Одессе расплывчато называется «одесской трагедией», а то и просто «одесским пожаром».

Все это вместе взятое свидетельствует о наличии определенной злонамеренной тенденции в объяснении украинских событий, основным смыслом которой является создание в обществе атмосферы привыкания к украинским реалиям, к самому факту существования в Киеве незаконного режима и тех чудовищных преступлений, которые он совершает. А значит и примирения с тем порядком вещей, с которым примириться в принципе невозможно как по соображения морали и права, так и по мотивам государственной безопасности самой России. И когда очередное кровавое преступление киевских государственных преступников на Донбассе в Москве считают возможным называть вполне травоядным словом «вандализм», то мне ничего не остается, как констатировать, что указанная прискорбная тенденция продолжает набирать силу.

Юрий Селиванов