Тут небратья в Киеве и Москве подначивают: дескать, русские никак не решат, за кого же им быть в карабахском конфликте — отмашки, мол, не было. Они-то сами решили логично: турки за Баку — и они за Баку. А русачки?..

 

Не скажу за всех, скажу за себя. Я пятый день гляжу на армяно-азербайджанскую кровь — и ловлю себя на мысли, что не испытываю никаких эмоций. Словно передо мной — ирано-иракская война из школьных времён. «Не у нас где-то, в иной вселенной».

 

Да, рассудком я понимаю: вот членство в ОДКБ, вот непризнанный Карабах, и наша база, и кресты на каменных церквах, а там коварный Эрдоган, и Алиев с Керри ручкаются, а ещё — вездесущий «аллах-акбар» и отрезанные головы (дались же им эти головы)… Но этот поток ассоциаций немедленно выносит меня то на ереванский «Электромайдан», то на «клубящиеся миллионные толпы» в центре Баку, которые однажды так поразили Кургиняна.

 

И ещё в том потоке — рынки-рынки-рынки, «арарат-плазы» до горизонта, шахид-такси и ара-сервисы — бесконечный «Черкизон» 90-х, в котором те и другие растеряли всякое различие для русского глаза, смешались в фантасмагорическую дружбу ненавидящих друг друга народов. Да и толпы те, на площадях, — одинаковые.

 

…Мой отец родился и вырос в Баку. И служил в Астаре, на границе с Ираном. И конечно, у него были чудесные азербайджанские друзья, соседи по коммуналке, Нариман и его сын Ислам, а в семейном альбоме до сих пор хранится фотка с их крошкой Айгюль. И конечно, возле их дома на 4-й Хребтовой в начале 90-х шла пальба, потому что где-то рядом стояла воинская часть. И конечно, потом улицу переименовали — в честь азербайджанского актёра.

Бабушка моя, Полина Алексеевна, так и умерла в той коммуналке в 1991-м. И Нариман умер. А Айгюль выросла. Ничего не осталось.

 

Мои детские воспоминания: сверкающий на солнце Каспий, солёная вода без медуз, битком набитые автобусы в полдень буднего дня («Мама, почему никто не работает?»), жилые сараи посреди республиканской столицы, с коврами и хрусталём внутри, барельеф с 26-ю комиссарами, у которого я снял панамку, пустое метро, шикарные нарды со словом «Бакы» и Олимпийским Мишкой, морская болезнь от плаванья на катере в шторм, кортеж Гейдара Алиева, пронёсшийся по мёртвой улице, ветер на сумгаитском пляже, уносивший в море мой надувной мяч, который спасли далёкие пловцы, — всё это уже не отсюда. Из иной жизни и иного мира, которого больше не будет никогда…

 

Поэтому в карабахской войне я выбираю Донбасс, дорогие небратья.

 

Денис Тукмаков