От Брянки до Дебальцево.

Интервью с ополченцем kyl_tiras

*****

— Расскажите о себе.

— Мне 22 года, я уроженец города Брянка Луганской области. До войны работал на заводе. По паспорту я украинец, по духу… Донбасс, в принципе, интернациональный регион. Здесь можно найти людей со всего Союза, разных национальностей.

— В армии служили?

— Нет, меня по состоянию здоровья за хронический гайморит списали.
До событий Майдана 13-го года я считал себя патриотом Украины.
Даже в его начале я, как и многие, поддерживал его идеи, потому что действующая на тот момент власть не нравилась никому. Я был даже согласен с выражением «Спасибо народу Донбасса за президента-п***са».

Потом посмотрел на то, что творится на Майдане и понял, что без огромного вливания денег, без внешнего руководства такое сделать нереально. Когда закончился Майдан, и у нас на Донбассе начались митинги, то я на них начал выходить. Но без особой активности. Под зданием СБУ в Луганске на митинге пару раз был в апреле, но мне тамошний контингент не понравился. В начале апреля организовали блокпост в Брянке, дежурили на нем, там же приняли решение присоединиться к Мозговому. Собирались многие, но пошли к нему в 20-х числах апреля только человек 10. Мозговой в то время уже перебазировался из Луганска в район Нижней Ольховой.
Там впервые начали создавать организованный отряд, начались первые попытки обучения.

— Что именно побудило Вас пойти в ополчение? Вы предполагали, что украинская армия может предпринять какие-либо силовые действия против несогласных с новыми киевскими властями?

— Когда я вступил в ополчение, то еще не было понятно, что в итоге будет. Мы реально не могли предположить, что будет война, что Украина начнет полномасштабную войну против нас. Поначалу мы просто хотели не допустить событий, имевших место быть на Западной Украине. Когда «Правый сектор» с группами самообороны Майдана захватывали воинские части, разоружали их. Когда в том же Харькове они людей просто расстреливали.

Потом решили, что необходимо провести референдум, на котором люди могли бы принять решение о присоединении к России. Как Крым. Или же об автономии в составе Украины. Основная масса хотела присоединиться, автономии желал небольшой процент населения. Часть людей с самого начала хотела присоединения. Помню, на том же митинге под СБУ одно не очень трезвое тело кричало в стиле экзорциста: «Путин, приди!» Но Путин не пришел…

— Кстати, по поводу Крыма. Как Вы восприняли появление «вежливых людей» и его дальнейшее воссоединение с Россией?

— Положительно.

— Вы говорили, что были патриотом Украины. Не было возмущения, что другое государство…

[перебивает]— Какое другое государство?! Народ-то один. Да, я был патриотом Украины, но потом все переосмыслил. Часто вспоминаю одну фразу из песни Люмена: «Я люблю свою страну, но ненавижу государство». Если бы украинские власти не проводили политику «разделяй и властвуй», все время стравливая Восток с Западом, то эти части могли бы спокойно и мирно сосуществовать вместе. Никакой ненависти изначально не было. Мы, конечно, помнили бандеровцев 40-50-х годов, но ненависти к своему народу не было. Сейчас у основной массы населения здесь [на Донбассе] она, конечно, присутствует. Но у меня ненависти к Украине нет.

— Когда в отряде появилось оружие?

— Под Нижней Ольховой у нас оружия как такового не было. Было 2 охотничьих дробовика, а также палки и дубинки. Потом ездили договариваться насчет оружия к пограничникам, в СБУ. В ночь на 1 мая мы переехали из-под Нижней Ольховой под Свердловск, на новую базу. Где-то 2 мая наш командир Александр Костин провел с нами беседу, мол, если это день не удастся, то толку от нас уже не будет. Ночью поехали в одно место, получили там оружие, вернулись обратно. Старенькие автоматы АКС-74 были сильно «бэ-у», 80-х годов выпуска, убитые в хлам. Но стрелять стреляли и то хорошо. Где-то через недельку появились и гранатометы. Нам много раз говорили, что придет то, то, это, но так ничего и не пришло. Ходили слухи, что многие посылки перехватывал Козицын в Антраците.

— Действия отряда после получения оружия?

— Где-то до 22 мая мы находились в лагере под Свердловском примерно в 1 км от границы с Россией. Похоже, что мы тогда были занозой в причинном месте у украинских погранцов, потому что один раз нас даже из минометов обстреляли.

— В этом лагере вы занимались боевой подготовкой?

— Да. Я сейчас понимаю, что от той подготовки толку было немного, но хоть как-то людей заняли, показали минимальные азы. За все время нахождения там мы один раз выпустили каждый по 5 патронов и все.
В районе 9-го числа наши захватили приемо-передающий центр «пэвэошников» в районе Свердловска. Взяли там 5 автоматов АК-74 еще старых образцов, еще «деревяшки». Ну еще несколько магазинов к ним. С боеприпасами были большие проблемы. Помню, если на занятиях кто-то находил патрон от предыдущих занимающихся, потерявших его при зарядке/разрядке, то очень этому радовался: «Оооо! Патрон!!!» Гранат тогда вообще не было.
И только в 10-х числах уже стало появляться оружие, боеприпасы. У меня тогда забрали автомат и дали «граник» — РПГ-7.

— Стрелять из него научили?

— Только азы: заряжание, прицеливание, спуск. И то учил человек, который сам не служил, не был гранатометчиком, но пару раз с него стрелял в Осетии. В общем, учились друг у друга, никаких инструкторов у нас не было. Если не считать мужика из Днепропетровска, который занимался восточными единоборствами, был тренером, и стал у нас инструктором по рукопашке. Но за месяц той же рукопашкой не овладеешь, даже если каждый день тренироваться.

— Медицинская подготовка проводилась?

— К несчастью, медицинская подготовка как таковая не велась вообще. Это было печально. Потом только кое-что по минимуму было.

— Россиян в отряде в ту пору много было?

— 2 или 3 человека из 200. Основная масса добровольцев стала приезжать позднее, когда уже велись активные боевые действия. Под Лисичанском было по моим прикидкам может 10-20% россиян, а из командиров вообще никого.

— Когда стало понятно, что придется реально воевать, что предстоят бои с украинскими солдатами?

— Где-то в мае. После событий в Одессе, после обстрелов Славянска.

— Расскажите о бое у Рубежного.

— 2-й взвод и небольшая часть нашего 3-го взвода были закинуты на Лисичанск, готовить место для переезда всего нашего, так сказать, батальона. 22 мая, утром, нам пришло сообщение, что там ведется бой. Собрались, построились, загрузились, поехали. Ехали долго и прибыли часам к 10-11, когда там уже было затишье. Затем мы съездили на базу на стекольный завод «Пролетарий». Потом нас снова вызвали на позиции. После переговоров началась очередная стадия баталии.
Тогда многое случилось в первый раз. Мы шли к мосту, двигались перебежками, через «зеленку» пробирались и нас немножко обстреляли из минометов. «82-я» [мина] попала метрах в 20 от нас, за забором, но все равно ощущения получили. Затем мы заняли позиции у моста, которые, как я понял, были выкопаны еще утром. Там еще была пара бетонных плит, привезенных ранее.

— На фотографиях с места событий запечатлены несколько единиц уничтоженной техники. Вы можете рассказать о том, как они были уничтожены?

— К тому моменту, как мы заняли позиции у моста, была уничтожена, как я понимаю, 1 БМП. Утром там шла одна «укровская» «бээмпэшка» «вторая»[БМП-2. – прим.] с отделением пехоты. Проводили то ли разведку боем, то ли просто хотели внагляк пройти. Как я понял, остановили ее чуть ли не в стиле «остановка танка во Вторую мировую». Там электровзводная цепь на самопальный фугас была то ли перебита, то ли что-то еще там, поэтому ей кинули вручную взрывпакет под гусеницу. Про это я слышал, но сам видеть не видел.

После того, как мы заняли позиции, где-то через полчаса все стали переходить на ту сторону реки, и там началась основная часть боя. На той стороне речки, в сторону Рубежного, возле ж/д вокзала. Тогда были уничтожены еще 2 БМП и были захвачены 3.
Лично я не принимал участия в том бою, потому что в самом начале туда ушел наш командир взвода, не оставив нам никаких указаний. В результате все это время мы просидели в окопах у моста.

Техника украинской армии, уничтоженная в ходе боя под Рубежным

Фото ©vk.com

— То есть даже стрелять не пришлось?

— Пришлось. Тогда я впервые на себе прочувствовал действие авиации. Это самое страшное, что может быть на войне вообще. Точно не скажу, что там было, не помню уже: то ли Су-27, то ли МиГ-29. Что-то из этого… Они не стреляли, не бомбили нас, просто разворачивались прямо над нами, над деревьями. Ощущения были не из приятных.

Потом пришел еще и Ми-24, «Крокодил». Вот его мы и обстреливали из 10 автоматов, 2 РПК и 1 СВД. У меня тогда на вооружении имелись ПМ[пистолет Макарова. – прим.] и РПГ. Я хотел вылезти на бруствер и стрельнуть из последнего, но так и не стрельнул. Очень жалею об этом.

— Вертолет был достаточно близко?

— Расстояние где-то «сотка» [100 метров. – прим.], шел он прямо по течению реки, высота была где-то 70 метров. Шанс был неплохой. Наши вроде бы попали ему в район движка, вроде дым шел. Ходили слухи, что в болото упал, но реального подтверждения у меня нет.

— Что стало с тремя трофейными БМП?

— Две достались «Призраку», одна – казакам.

— Потери в том бою у вас были?

— Именно в нашем отряде их не было. Там же сражалась сборная солянка: казаки с Антрацита, Лисичанска, Северодонецка и Стаханова. У «стахановцев» были некоторые потери.
После боя мы выдвинулись в Лисичанск на стекольный завод. Занимались там полной фигней, конечно: там на дежурство выедем, там выедем. Ездили в Славянск за грузами, сами возили им ту же горючку. Наша разведка с артиллерией обрабатывали Краснянский блокпост.

— У «Призрака» тогда уже артиллерия была?

— Ну как артиллерия: «82-е» минометы. На тот момент вроде даже всего одна штука.

— Минометы трофейные или «военторга»?

— Скорее всего трофейные. Нам много чего обещали привозить, но везли только гуманитарку, а оружия почти не было.

— Проблемы с продовольствием были? Все-таки непросто прокормить большую массу людей без централизованного снабжения.

— С питанием было все отлично. Были полевые кухни, набранный персонал из местного населения. Не скажу, что что-то особенное, но по питанию претензий не было. Сухпайки видели в мае один раз, когда ездили в Сватово.

— В Лисичанске долго находились?

— Да, достаточно долго. Скоординировали действия с подразделениями в Северске, а общую координацию осуществлял Стрелков. В районе 23-24 мая принимал участие в захвате горисполкома в Лисичанске. Я тогда подсаживал человека, который полез на крышу и сорвал украинский флаг. Без моего участия прошел бой других взводов на блокпосту на выезде из Ямполя в Северск. Там была захвачена БМД-1, но с ней очень долго возились, чтобы ее в «чувство» привести. Также мы участвовали в захвате Северодонецкого аэродрома, несли на нем дежурство повзводно где-то 2-3 суток. Еще участвовали в разоружении вроде «эмчээсной» части в Лоскутовке. Захватили там пару «эрхэбэзэшных» БРДМ складского хранения, кучу взрывчатки. На БРДМ даже пулеметов не было, мы потом на них с «бээмпэшки» ПКТ ставили.

— Кстати, какой техникой пользовались для переброски личного состава в то время?

— В Лисичанск приехали на автобусе. Потом появились грузовички типа «Камаза», 2 БРДМ. После боя у моста под Рубежным появилась БМП, вторую захваченную тогда же разобрали на запчасти. Она была с нормально работающей «тридцаткой» [30-мм пушка 2А42. – прим.], с установкой ПТУР. Числилась как раз в нашем взводе, командиром ее стал мой командир отделения – Михаил Савчин. Этот человек потом погиб под Санжаровкой, уже будучи танкистом. Потом взяли «бээмдэшку», которую долго ремонтировали и столь же долго не могли на нее найти нормальный экипаж. Вот, в принципе, и все.

В начале июня я попал на блокпост между Северском и Ямполем, который находился на дороге после Закотного, ближе к Северску [посмотреть местоположение можно по этой ссылке]. На вторые сутки нахождения там наши, получив информацию от местных жителей, что недалеко от поселка есть «укровские» части, пошли посмотреть. Мне опять не повезло, меня не взяли. Они уничтожили 2 «бэтээра» со «Шмелей», немного личного состава и отошли на блокпост. На следующий день нас начали обстреливать. Почти целый день били минометы, разок ударил «Град». Но «Град» вдарил с недолетом где-то в километр, поэтому тяжело сказать, что им нас обстреливали. И 2 раза ударила авиация: раз утром и раз днем. Во время дневного налета прикомандированные к нам зенитчики, у которых был «Утес» на зенитном лафете, зацепили одного, вроде бы самолет упал. Но бомбили летчики плохо, например, одна из ракет упала в 500 метрах от нас. Они тогда уже боялись, знали, что где-то есть ПЗРК, поэтому перед заходом и сразу после него отстреливали тепловые ловушки.

— У вас тогда ПЗРК были?

— Нет только вот эти прикомандированные зенитчики на 2 машинах с ЗУ-12.7.
Всего нас там было с пехотный взвод. Из существенного вооружения имелись: АГС, 3 РПГ-7. На третий день привезли ПТРД, который после взгляда в мои жалобные глаза кота из «Шрека», мне и вручили. Я просто и до войны оружием увлекался, а тут при виде ПТРД 43-го года выпуска глаза реально загорелись.

ПТРС и ПТРД

— Откуда такие раритеты добывали?

— Их из Славянска привозили. А там доставали вероятно с «укропских» складов под Соледаром. В дальнейшем у нас в каждом взводе было по одной единице ПТРС либо ПТРД.

— Эти ружья целенаправленно вводились как средство борьбы с легкой бронетехникой?

— Да, пытались. Конечно, в реальности у них эффективность не слишком большая, но для подавления долговременных огневых точек вполне. Блокпосты из него обстреливали. Морально ведь не сильно приятно выковыривать бронебойно-зажигательные пули из своего укрытия, да и звук выстрела весьма громкий. В общем, от них был морально-психологический эффект. По бронетехнике, конечно, можно было пострелять с близкого расстояния, но мне это делать не доводилось.

К тому времени была уже здравая система подготовки: личный состав старались обучить владению всеми видами оружия, имеющимися в подразделении. Я, например, прошел экспресс-подготовку на применение ПТУР. Но за все время им так и не удалось стрельнуть. Так как меня учили, я еще человек пять потом обучил. Потому что были приколы: приезжаешь на позиции, видишь ПТУР, спрашиваешь, умеет ли с него кто-нибудь стрелять. А в ответ говорят, что не умеют. Из-за этого до сих пор многие говорят, что, мол, вот они не стреляют, втыкаются в землю, вверх летят. Ну так конечно, если оператор не умеет стрелять, то запулит ракету непонятно куда.

— Вы упомянули, что на блокпосту занимал оборону взвод. То есть в то время в «Призраке» уже было разделение на отделения, взвода, роты?

— Как таковых не было только четко обозначенных рот. А так на тот момент в батальоне в Лисичанске было, по-моему, 9 взводов, из которых 4 считались полностью боевыми и участвовали в боевых действиях. Остальные были набраны уже на месте, в Лисичанске. В каждом взводе было 2-3 отделения, в зависимости от укомплектованности взвода.

— Понятно. Вернемся к описанию третьего дня нахождения на позициях между Ямполем и Северском.

— Весь день нас обстреливали, как уже говорил, и к вечеру таки попали. Сразу одной миной были ранены 4 человека и 2 были контужены. Попадание было где-то посередине наших позиций. Мы к тому времени на двух холмах по обеим сторонам дороги отрыли окопы, укрепили их мешками с песком, кое-где плитами накрыли. Не образцы фортификации, конечно, но на тот момент вполне хорошие. Копать тогда не ленились, большая часть уже была обстрелянная, понимавшая, что окоп может реально человеческую жизнь спасти.

Особенно много, кстати, копали под Лисичанском. Нам была поставлена задача на въезде в Лисичанск со стороны Артемовска оборудовать линию обороны. Первая линия окопов была полного профиля, местами с нормально оборудованными перекрытыми щелями, с огневыми щелями. Блиндаж был, правда, только один, но его достроить не успели. Было соединение со второй линией. На ней был основной капонир под БМП, вспомогательные позиции для пулеметов. Третья линия только начинала копаться. Вполне все прилично было даже на нынешний момент. Копали, в основном, экскаватором, где он не мог проехать, то сами, вручную. Огневые точки дорабатывали вручную. Пока рыли, выяснили, что там были еще советские позиции со времен войны. Выкопали парочку снарядов к «семьдесятшестой» пушке на том месте, где блиндаж рыли. Мы потом ходили по «зеленке», видели дальше советские позиции. Вырыли там еще пару мин.

Копали еще перед Спорным [местоположение можно посмотреть по ссылке, однако позиции позднее была доработаны еще и ВСУ]. Было это примерно между 2 и 10 июля. Там был такой человек – «Немец», который позиционировал себя сапером. Потом, столкнувшись с саперным делом, я понял, что не сильно он в нем разбирался, но по строительству укреплений человек был понимающий. Масштаб он, конечно, взял слишком большой для той войны, но все равно получилось неплохо. Под Спорным мы находились до приезда на блокпост под Северск и занимались обустройством на тех позициях. Там были и полноразмерные блиндажи, накрытые бетонными плитами, окопы перекрытые. Было все классно сделано, но в итоге толку от них не было, потому что сама позиция была выбрана неправильно. Танки прямо на них выехали и раскатали все. Там процентов 70% личного состава 2-го взвода «Призрака» было уничтожено. Пара человек в плен попали, остальные с ранеными отступили. Как раз ночью через нас проходили. Но это уже было после наших боев под Северском.

Так вот. После обстрела, когда у нас были раненые, нас сняли с того блокпоста. Один день мы пробыли в Северске.

Северск брали довольно интересно.
Нас как раз не было, поэтому я не знаю, как они [ВСУ] взяли холмы со своей стороны. Оттуда они могли простреливать весь город, находящийся в низине между холмами. Мы немного побыли в Северске, а потом выдвинулись из города и заняли позиции на холмах с нашей стороны. Тогда запомнился один эпизод. Я лежу на холме с «пэтээром», смотрю в бинокль. Вижу 2-3 танка, 4 БМП в поле, а за полем, в зеленке еще пару машин. И вот смотришь на танк, а на тебя с из открытого люка смотрит в бинокль командир танка. До него было 2-3 км, поэтому стрелять по нему мне было бесполезно. Я тогда орал командиру взвода: «Дайте ПТУР, дайте ПТУР, я его уе**!», но «птуров» у нас тогда не было на позициях. Они были только на технике: БМП-2 и на шушпанцере «Комбат», сделанном из болотного гусеничного транспортера ХТЗ-10НК, подбитого потом под НПЗ.

[ВСУ] действовали довольно технично: минометным огнем прижали нас, пехота и техника подошли. Потом еще прижали и еще продвижение техники. И вот так вот, накрывая в шахматном порядке, они подошли поближе и начали стрелять из БМП и БТР. Мы не могли ответить минометным огнем, так как наши минометы, обещанные еще утром, так и не подошли, хотя уже был вечер. И тогда наш командир взвода принял решение отступать из Северска. Часть людей см ним уехала на машинах. Часть людей отходила практически до самого Лисичанска пешком. В этой группе был и я. Тогда у меня был с собой автомат, ПТРД, две сумки от противогазов с патронами 14.5 мм к ПТРД, по 20 штук. Как я матерился, когда шел со всем этим 15-20 километров по пересеченке…
Когда отходили, то нам казалось, что за нами следует небольшая группа из, как нам казалось, 2 человек.

Ночью все ближе и ближе к нам взлетали осветительные ракеты. Связи с нашими у нас не было, были только телефоны. Но мы их опасались включать, потому что ходили слухи, мол, могут запеленговать. Я не знаю, было ли у них на тот момент такое оборудование, но когда раз включили телефон, чтобы доложить, то пара «120-х» рядом в поле прилетела. После этого связались только тогда, когда к точке подошли. Среди нас местность немного знал только один человек, ни карты, ни компаса не было, шли по полям ориентируясь на огни НПЗ.

В общем, вышли мы в 7 часов вечера и шли до 4 часов утра. Потом нас забрал в районе начала НПЗ автобус. Я не слабый человек, но тогда бросил ПТРД и сказал: «Если хотите, чтобы я с ним ходил, то возите меня!» Несмотря на мокрые ноги, разодранный «комок», я моментально заснул в автобусе.

Стали базироваться в Лисичанске. Я тогда часто просился дежурить в больнице, в хирургии, куда привозили наших раненых. Потому что медсестры там красивые были.

Потом мы занимали позиции со стороны Артемовска. Дней через 10 начался штурм Лисичанска. На въезде там был блокпост, который держали казаки «Полтинника», а мы были немного выше него на основных позициях. И вот в ночь на… не помню число… июля был впервые очень серьёзно обстрелян Лисичанский НПЗ. Били какие-то крупнокалиберные РСЗО, говорили то ли с Артемовска, то ли с Краматорска. Ночью видели только вспышки, а на утро был постапокалиптичный пейзаж: полнеба было затянуто дымом от горящей нефти.

Пожар на Лисичанском НПЗ
https://youtu.be/vjXjWhdfxxQ

Затем нас перекинули на базу, потом под Волчеяровку. Было это, наверно, в 20-х числах июля. Были там 3-й и 4-й взвода. Вот как раз там через нас выходили люди со 2-го взвода, оборонявшиеся на позициях под Спорным, о которых я уже рассказывал. Потом мы подумали-подумали и решили, что просто так стоять там не стоит – скала, не очень окопаешься, — надо воевать по-умному. Взвод разделился пополам: одна группа заняла позиции в одной «зеленке», другая – в другой.

Я был в группе, занявшей позиции со стороны НПЗ. После этого наши прежние позиции были обстреляны из минометов, поэтому решение уйти было правильным. Мы примерно вычислили откуда велась стрельба и хотели этих минометчиков грохнуть. Но это были несбыточные мечты. Когда вышли в поле, посмотрели в бинокль (у нас к тому времени парочка биноклей была), то поняли, что позиция у них на холме хорошо охраняется и подойти даже на дистанцию выстрела «Шмеля» не получится. И тогда мы решили сделать засаду на небольшую колонну, которая обстреливала резервуар: 1 танк, пара БМП и 1 БТР. Не понимаю, зачем они стреляли, может думали, что там сверху сидит кто-то. В общем, при отступлении им досталось. Не знаю, что там точно с потерями, но личный состав с «бэтээра» попаданием МРО в борт был сдут. Еще и со «Шмеля» в другую бронемашину попали. Из РПГ-7 попаданий не было. Вот все это секунд за 20 по ним выстрелили и отошли. Они еще минут 10 постреляли, потом зацепили технику и ушли. В том бою у нас был 1 раненый, но очень легко – царапина на животе. Затем мы отступили в Лисичанск. С той поры до самого выхода из Лисичанска серьезных боестолкновений с участием нашего взвода не было.

Командир батальона Александр Костин имел проблемы с сердцем и перед началом боев за Лисичанск поехал в Питер лечиться. Обещал, что нам придут пушки, танки, куча всего. В общем, держитесь пацаны, держаться осталось недолго. Но продержаться особо было не с чем. Танк, идущий в лобовую, сильно из РПГ не остановишь. Минно-взрывных заграждений у нас тогда не было, имелось всего-то десяток-два ТМ-62. И то ими пользоваться на тот момент человека два всего и умело.
Первой в Алчевск отступила разведка с остальными «приблатненными» — так мы называли командование и их охрану. Побросали они много чего, мы кучу медикаментов разведки тогда выгребли.

Целесообразно ли было удерживать Лисичанск? Мое личное мнение: держать было можно, но тогда очень сильно пострадало бы местное население. Его еще до нашего отступления пару раз обстреливали из РСЗО, а уж если бы мы остались… У них было очень много тяжелой артиллерии, а у нас в «Призраке» только 2 «120-х» миномета. Ни «Градов», ни гаубиц не было. Вроде у лисичанских казаков по слухам был «Град», но на него ракет не было, а на гаубицы снарядов особо не имелось.

Отходили мы в Алчевск, потому что там базировалась часть «Призрака» — «Батальон имени Александра Невского». После перебазирования часть «Призрака», где-то примерно взвод, принимала участие в боях за Первомайск. Я стал числиться в одной из диверсионно-разведывательных групп. Я бы не сказал, что мы в качестве ДРГ что-то там великое сделали, но работа велась, осуществляли засады, в том числе и за линией фронта пару раз были. Например, один раз был уничтожен грузовик с личным составом. Пару раз в районе Дебальцево колонны были уничтожены с пустыми, а может и не пустыми бензовозами. Я тогда уже имел возможность выбирать оружие, поэтому ПТР тихонько лежал в сторонке, брал с собой РПГ-7.

— Как выглядела ваша ДРГ?

— Полный состав где-то 24 человека. Работали конечно не все сразу, чаще группа из 14 человек: 6 двоек и командир группы с заместителем. Из них только 7 неместных. Инструкторов не было, имелась только пара человек с реальным боевым опытом Чечни: они прошли обе кампании. Состав был разномастный: один страйкболист – служил в ВДВ, а потом серьезно увлекся страйкболом; один – геолог из России; один – мелкий бизнесмен, который даже в армии не служил.

— С оружием, с боеприпасами тогда проблемы были?

— Я бы не сказал, что у нас было что-то особенное. На тот же РПГ было пару ящиков гранат и все. Но тогда хоть немного осколочных появилось. Была пара «Шмелей», пара РПГ-18/22. РПГ-26, по-моему, вообще 1 штука была. После Лисичанска оставалась 1 «эмрэошка».
Из 3 РПГ-7 группы оптический прицел был у меня одного, но не было возможности его пристрелять, так как отсутствовал ЗИП.

— В августе 2014 года было ощущение, что украинская армия может разгромить силы ополчения?

— Ощущение после просмотра новостей, конечно, было, но что нам было делать? Бежать, поджав хвосты?! Мы должны были завершить то, что начали делать.

В августе на Южной Ломоватке и Вергулевке стоял гарнизоном казачий батальон «Ермак», составная часть «Призрака».
Часть «Призрака» работала из района Зоринска в направлении Дебальцево и Чернухино, когда там только противник посты начал ставить. Скоординированных действий на тот момент не предпринимали, потому что координация была никакая. Например, была идея захватить блокпост. Договорились с артиллерией, что она в такое-то время его обстреляет. Выдвинулись, почти дошли до установленной точки и увидели, что минометы «120-е» отстрелялись по тому блокпосту вообще в ноль: ни одного попадания. Ну и толку его было штурмовать?! Отошли. Таких эпизодов много было.

Выдвигались много раз на противотанковые засады, но все бестолку. Сидим дня два, ждем, но никого нет. Уходим. Через пару дней они там проходят. Это все ошибки командования, пробелы в разведывательных мероприятиях. Приехала разведка на «бусике» в поселок, поспрашивала у бабушек, где «укры», и уехала. На следующий день этот поселок занимают «укры», а начальник разведки доказывает, что мои, мол, доложили, там никого нет. Много таких ошибок было.

Где-то в августе-сентябре со стороны вспомогательного ствола шахты «Вергелевская» в сторону Вергулевки пытались прорваться «укропы» на 2 танках и 2 БМП. Бойцы «Ермака» тогда подбили одну БМП, ее танк зацепил и утащил, а второй их танк все поля огнем поливал, прикрывал отход. Они тогда прорвались по путепроводу над железной дорогой, поэтому его после подорвали.
Осенью 14-го года помимо разведывательных мероприятий пару раз организовывали так называемые «алкогольные» засады. Слухи были, что они там-то на БТР приезжают за водкой, ждали их.

— Во время первого минского перемирия понимали, что оно ненадолго?

— Конечно. Еще со времен перемирия в Славянске было понятно, что оно служит лишь для перегруппировки сил и средств.

— Так понимаю, что численность бригады за лето-осень 2014 года существенно возросла?

— После перемещения в Алчевск в «Призрак» много людей с города, с других населенных пунктов поприходило. Осенью 14-го года «Призрак» насчитывал в своем составе где-то 1 500–1 700 бойцов. Конечно это не полновесная бригада, но по тутошним меркам бригадой называться мог.

— С оружием к тому времени попроще стало?

— Со стрелковым оружием было уже нормально: то там захватили, то там. По технике, особенно по тяжелой, в принципе, был «ноль». Например, на одной из двух БМП, захваченных под Лисичанском накрылся движок. Трофейная «бээмдэшка» была потеряна под Лисичанском. Она была вкопана под НПЗ и при подходе танков обстреливала их. Наверно, полдня она их держала пока обходить не начали. Потом ее с капонира вытащили, завели, и кое-как она уехала. По дороге к Лисичанску ее покоцали, она вроде дотянула до стекольного завода, и там ее бросили. Одно время был «Град» на базе бензинового «Урала», на который никогда горючки не было, да и БК тоже. Была пара Д-30, которые кое-как работали. Не помню сколько было минометов, вроде не больше двух.

— Чем занимались зимой, до начала боев под Дебальцево?

— В основном, обустраивали позиции. В середине декабря прошлись небольшой группой на ствол шахты «Вергелевская», которую потом занял отряд ДКО. Обследовали ствол, окрестности. Я потом доложил комбригу и начальнику разведки о целесообразности его занятия.

— Тогда это была нейтральная территория?

— Да. Но люди, стоявшие на Ломоватке, говорили, что осенью оттуда украинские снайперы работали. Мы ж почему пошли после выпадения снега туда: чтобы специально посмотреть ходит там кто или нет.
*****

Источник: twower в От Брянки до Дебальцево. Часть первая

Продолжение интервью с ополченцем kyl_tiras

*****
— Знали ли Вы заранее, что под Дебальцево будет наступление?

— Слухи были, но когда это будет, где это будет никто не знал. Догадывались примерно, что это будет под Дебальцево, потому что других вариантов особо и не было. Правда, предполагали, что отрезать будут не по линии Логвиново, а по линии Мироновского.

— Какую должность Вы занимали на момент начала операции?

— Штатное расписание в бригаде отсутствовало. Точнее было, но условно и должностей четких не было. «Комода» [командира отделения. – прим.]мне дали ещё под Лисичанском. Было у меня отделение тяжёлого вооружения: СПГ-9, АГС-17, 3 РПГ-7, ПК и ПТРД у меня как у «комода». Под Дебальцево выполнял роли командира подгруппы, заместителя командира группы. Бывала и «автономка», но с малым количеством личного состава: 1-3 двойки.

— С РПГ уже не ходили?

— Мы, когда стали ДРГ, то могли выбирать себе оружие под задачи. Осенью я обзавелся РПК 7.62, а в конце января к нему появился барабан на 75 патронов, чему я был очень рад.

— Как для Вас началось наступление под Дебальцево?

— В 20-х числах января, я уже не помню точную дату, может и 18-19 число, поступил приказ выдвинуться к Ломоватке. В тот же вечер, часов в 9-10, выдвинулись на НП возле Веселогоровки во взаимодействии с ДРГ «Рязань». Днем я по своей привычке включил сканер на радиостанции и услышал, как казаки Дремова ведут наступление в районе или Калиново, или Троицкое. Слышал, как они заходили в него, как пытались закрепиться в поселке, как вызывали поддержку артиллерии, как пытались корректировать ее, как потом «Градами» по себе же попали. Потом видел, как началось наступление 4-й бригады с нашей стороны: пара танков, БМП с двумя ротами пехоты и почему-то с прицепленными сзади полевыми кухнями пошли через Веселогоровку куда-то в сторону Троицкого-Попасной. Зачем-то поперлись прямо походной колонной на укрепленный пункт. Одну из БМП тогда вроде бы ПТУРом подбили. Меня, кстати, еще командование благодарило, что я подсказал, что это наши танки там пошли, а не противника. Это реально меня добило.

Вечером через нас прошел экипаж той подбитой БМП, а затем нас на НП поменяла другая группа.
Через пару дней была поставлена задача по занятию Полевого и Санжаровки, корректировке огня по укрепрайону возле Санжаровки. Но выдвижение было неудачным: на полпути, когда только хотели перейти через перевал, нас обстреляли с одной стороны, а когда мы хотели вернуться по дороге, то еще раз обстреляли еще и с другой. Откатились в кювет, вытащили флаг Новороссии, вздернули его на палке, так как догадывались, что с той стороны [откуда стреляли] были танкисты батальона «Август».

И вот так вот, помахивая флагом, группа разведки пошла «мириться» с танкистами. Костин, комбат «Августа», нахраписто пытался нас подчинить себе, но я съехал на том, что мне таких приказов не поступало. Тогда он попросил меня помочь найти пропавшие танки. Оказалось, что часть танков под командованием командира разведки «Чиса» куда-то пропала. Обычный бардак: то нет связи, то связь есть, но не поймут где они, хотя находились в 3 километрах друг от друга. Когда мне комбат «Августа» показывал свое расположение на карте, то тыкнул на позицию в 2 км в сторону «укропов» и где-то в квадрате рядом с реальным расположением. Потом посадили нас в БТР, поехали по следам танков. В один момент командир БТРа начал предложил ехать в совсем другую сторону.

В общем, вернулись и я сказал Костину, что пусть сам ищет свои танки, а мне свои задачи выполнять надо. Пошли мы в Полевое. К тому времени, когда пришли туда, танки «Августа» заняли и Полевое, и Санжаровку. Нам поставили иную задачу по занятию одного их домов в начале Санжаровки и разведки оттуда. Ночью к нам пришли разведчики из «Августа» и, помявшись, спросили: «Пацаны, у вас карта есть? Дайте хоть посмотреть, где мы!» Выяснилось, что этот командир отделения подходил к «Чису» с такой просьбой, а тот сказал, что, мол, тебе карта не положена. У меня была с собой карта-генштабовка, «пятисотметровка», распечатанная из интернета, где был обозначен укрепрайон и условное размещение техники на нем. Вот ее показал им, они поблагодарили, мол, наконец-то карту увидели.

— Укрепрайон по результатам собственного наблюдения на карту нанесли?

— Нет. При постановке задачи в штабе мне показали карту, откуда я и перенес данные к себе. Какие-то другие разведчики ранее там вели наблюдение.
Навигация зимой штука, конечно, не особо приятная, но с помощью карты, компаса и опыта лазания здесь же летом работать можно.

— Навигаторов не было?

— Откуда?! Лишь относительно недавно привезли «гарминовский», туристический.
Воот… На следующее утро нам приказали выдвинуться в район Полевого, откуда и забрали. И в тот же день или на следующий состоялась та самая атака танкистов «Августа» на высоту, но я ее не видел.

— Какие задачи перед вашим подразделением были поставлены в дальнейшем?

— Общая задача: окружение украинской группировки и взятие Дебальцево. Задачей «Призрака», насколько мне известно, был заход в Дебальцево со стороны поселка «8-е марта».

— Силы противника были известны?

— Неофициальные сведения: около 16 тысяч человек и куча техники. По нашим оценкам и сведениям, полученным от местных жителей: тысячи 2-3 личного состава, где-то около 100 боевых машин различного типа, 10-20 танков и парочка РСЗО.

В конце января или начале февраля мы получили ряд приказов по действиям в районе Восточного укрепрайона [так ополченцы называли украинский опорный пункт «Копье». – прим.]. Это и доразведка местности, и задача по выводу в заданный район и обеспечению безопасности арткорректировщиков. В основном, мы корректировали нашу и корпусную артиллерию. А корпусные «Грады», поясню для понимания, били с точностью плюс-минус километр. Это был бред, конечно. Наблюдаем в бинокль за тем же Восточным, а там тип в черной куртке лежит на блиндаже, греется на солнышке. Пакет «Градов» ложится в поле в 500-700 метрах от него, а он даже не шевелится.

Но в работе по Восточному укрепрайону была задействована лишь малая часть наших сил. Основная часть работала по «правой штанине» железной дороги в направлении станции Дебальцево.

— Об этом укрепленном пункте Вы имели какие-либо сведения до начала наступления?

— Да, еще осенью по нем постоянно шли доклады. Нам только лишь не было известно какие силы находятся на нем. Разведка «Призрака» начала ходить в этот район в конце января. По предыдущим разведданным местность была заминирована, но в реальности ни одного подрыва не было. Вообще в то время минная обстановка была для нас очень благоприятной.

— Расскажите о первом разведвыходе в тот район.

— Первым делом нашли позиции для наблюдения, затем начали зарисовывать укрепрайон. К сожалению, в ту пору у нас не было нормальной оптики, поэтому уверенно опознать цели мы не могли. У нас был тогда 6-кратный бинокль, с которым сильно не поработаешь. Ходящего человека, конечно, заметить можно, а вот определить тип долговременной огневой точки уже не получится. Вскрыть их можно было только разведкой боем.

— Беспилотники тогда у вас были?

— Нет.

— Может, были данные с беспилотников, имеющихся у других подразделений?

— Ничего вообще. Вероятно, в корпусе все эти сведения были, но до нас они не доходили.

— Печально…

— В дальнейшем была куча чуть ли не ежедневных приказов штурмовать этот опорный пункт. Благодаря нашему командованию, эти приказы… Я бы не сказал, что они не выполнялись. Мы просто выходили на корректировку артогня и докладывали, что огневые точки не были подавлены. Что, в принципе, соответствовало действительности. Штурмовать же укрепрайон с неподавленными огневыми точками… Это получилось бы такое же мясо, что и в Новогригоровке, только у нас еще и танков не было.

— Варианты обхода этого опорного пункта рассматривались?

— Так понимаю, что всерьез не рассматривались. Если обходить восточнее, то там уже чернухинские блокпосты были. Заходить западнее было проблематично, потому что там у противника имелась вышка на станции, с которой был хороший обзор местности. Наши ее пытались сбить, в частности, из ПТУР, но все никак не получалось. Вроде бы у нас там 2-3 «трехсотых» было.

— Вы уже упоминали, что одной из задач при работе у Восточного укрепрайона была корректировка огня артиллерии. Можно об этом подробнее?

— Работа с нашими минометчиками и корректировка их огня «убивала» вообще: то пороха отсырели, то еще что-то. Максимум, чего добивались, так это попадания за сутки из 50 мин только плюс-минус половины. Про корпусные «Грады» уже говорил, что били мимо.
Были вообще комедийные случаи. Ночью окна трясутся, «Грады» в 50-70 метрах работают. Утром командир приехавшей ночью батареи приходит в штаб, спрашивает карту и просит, чтобы ему показали, где «укропы»-то. На вопрос: «Куда ж ты тогда стрелял?!», отвечает, мол, куда-то туда.

— Сколько минометов тогда было в «Призраке»?

— По 2-3 «120-х» и «82-х». Не помню точно.

— Что кроме «Градов» имелось на вооружении у корпусной артиллерии?

— Д-30.

— В «Призраке» были профессиональные корректировщики?

— У нас был один человек, армейский артиллерист, но он осенью ушел в батальон «Август». Других столь же профессиональных людей не было. У нас были только минимальные знания: корректировали огонь, в основном, не по «улитке», а просто по прямоугольным координатам или по направлению. Дальномера не было, даже бинокля с сеткой «тысячных».

— Размер группы, выходившей на корректировку?

— В среднем, 6-8 человек. Если шли с 2 корректировщиками, то выделялось на каждого по 2 человека для прикрытия отхода и все.

— Ходили каждый день?

— Да. Выходили как на работу к 6-7 часам и находились на точке до 2 или 4 часов дня.

— Еще раз уточню: по украинскому опорнику все это время били фактически только минометы «Призрака» и корпусная артиллерия?

— Да. Били с точностью «ни о чем». Были, конечно, точные попадания, но это было редко и никакого прямо там сильно видимого ущерба мы не отмечали. Наши заявки корпусной артиллерии выполнялись довольно редко. Например, было пару раз, что мы оставляли заявку, приходили корректировать, ждали полдня, но так поддержки и не было. Я так понял, что Восточный укрепрайон не был приоритетным в задачах корпуса.

— По итогам доразведки Восточного укрепрайона удалось выяснить какие силы его обороняли?

— По нашим примерным подсчетам… Это был, грубо говоря, ротный опорный пункт. По вооружению мы насчитали: СПГ, ПТУР, ЗУ-23-2, танк в туннеле. Этот танк время от времени – 2 или 3 раза – выезжал и стрелял, но не по нам, а вроде бы как раз по «правым штанам». Потом по карте смотрели и понимали, что артиллерией его в туннеле накрыть практически невозможно.

Схема опорного пункта «Копье» (Восточный укрепрайон), нарисованная бывшим командиром взвода 41-го омпб ВСУ (кликните для увеличения)

— Бои до 8 февраля были?

— На моем направлении нет. На «правых штанах» практически каждый день были боестолкновения, потому что там решили больше разведку боем проводить. Не сказал бы, что там как-то особо эффективно кошмарили, но разведку боем проводили неплохо.
В районе «правых штанин» практически с самого начала операции были оборудованы позиции, которые в дальнейшем, где-то к 10-м числам февраля, занял так называемый «сброд» 4-й бригады ЛНР. Это были люди, в основном, только с военкомата, ничему не обученные, в разномастной форме, вечно голодные. Печально было смотреть. Мы их называли «голубые тигры» — по форме, наподобие «омоновской», которую им выдали. В дальнейшем эти «голубые тигры» отжигали в Дебальцево.

— В чем выражался «отжиг»?

— Например, когда на «8-м марта» искали места для наблюдения, то была картина: идет вялая перестрелка на улице, мы перебегаем по одному на другую сторону, занимаем позицию. И тут один из этих «тигров» бежит навстречу со стороны противника, отстреливаясь на ходу из автомата одной рукой, а в другой руке бутылка какого-то напитка. Если я не ошибаюсь, то что-то типа двухлитрового «Буратино».

Возможно, что эта фотография сделана после того самого эпизода с бутылкой «Буратино». С пулеметом РПК — kyl_tiras

Фото предоставлено интервьюируемым

— Расскажите о боестолкновении 8 февраля.

В тот день у командования были очередные глупые планы. Группа №1 — ДРГ Рязань с самим Эдиком – должна была выдвинуться на рубеж у железной дороги и оттуда подойти к позициям противника. Там она должна была подтвердить успех работы артиллерии. Затем, если есть возможность, то зайти в первую линию [линию окопов противника. – прим.], закрепиться и вызвать группу №2. Постараться сделать это скрытно и тихо. При неуспехе огня артиллерии — доложить и отойти.

Группа №2, в которую входил я, должна была ждать на «нуле» [точка сбора в районе Боржиковки. – прим.] отмашки.

При получении положительного ответа от группы №1, выдвинуться на рубеж и от него — к закрепившейся группе №1. Далее соединившись с ней должны были начать зачистку Восточного укрепрайона. Шли реально с полной выкладкой: двойной боекомплект, а также одноразовые РПГ, РШГ и РПО. При попадании группы №1 в тяжелое положение: оказать помощь и вытащить их.

Хорошо было на бумаге да забыли про овраги… Начало пошло нормально: группа №1 выдвинулась на рубеж и с него к укрепрайону противника. Но их командир Эдуард остался с парой бойцов на рубеже и вызвал нас. «Рубежом» была траншея под водопровод длиной метров 100-150, уходящая в поле от железной дороги, и прикрытая редкой «зеленкой». К моменту нашего подхода группа №1 еще не подошла к укрепрайону, и мы ожидали их отмашки уже на рубеже с Эдуардом. Который, видимо, так все и планировал: даже каремат с собой взял и сидел на нем, командовал по рации. Даже получив втык от нашего командира продолжил дистанционное управление. Рассредоточились по траншее, ожидали отмашки, ушедшей вперед группы.

Потом на укрепрайоне обнаружили группу №1 и открыли по ней огонь. Группа начала постепенно отходить под огнем «агээса». Было принято решение прикрывать их отход. Я продвинулся вправо и занял позицию на обратном скате железнодорожной насыпи. Тут начался обстрел то ли САУ, то ли с минометов, но далековато от них. Кто стрелял – не знаю. Может и наши, сам бы хотел узнать.

Отходившие наши залегли, а потом продолжили движение. Человека 3-4 из моей группы, а также оставшиеся с «Рязанью», перелезли через скат насыпи и пошли к ним на помощь. Примерно в это время и был пик интенсивности нашего заградительного огня. Я по итогам боя подсчитал, что примерно выпустил 480 патронов из своего РПК. Когда группа №1 начала забираться на скат, интенсивность нашего огня поубавилась немного, и противник перенес свой огонь на нас. Тогда как раз и был момент, когда я слышал, как на меня наводят АГС и корректируют его огонь. Когда все забрались в траншею на «рубеже» и начали рассредоточиваться по ней, вызвали медика. До прибытия медика раненому из группы №1 вроде была оказана первая медицинская помощь.

По прибытию медика и санитаров начался отход. Походу тогда и был приказ на выдвижение группы из отряда ДКО нам на встречу. Быть может они помочь нам пытались, но я до сих пор не могу понять, зачем их вообще направили. При отходе первым несли раненого на носилках, а дальше шли остальные. В принципе, шли почти по учебнику: по одному. Но расстояние между людьми в группе было, на мой взгляд, все же недостаточно большим.

Я уходил в последней части и занял где-то голову тылового охранения. Тут начался артиллерийский обстрел. После первых попаданий залегли, вроде никого не задело, продолжили движение и… на повороте получили. Залег при взрыве, одно из попаданий было метрах в 5 от меня, но защитило дерево. Взрывом его свалило. Через секунд 5 слышу крик одного из нашей группы: «Линзу» зацепило! Помогите!»

Встаю, подбегаю, отстегиваю медицинский пакет. Снимаем разгрузку, начинаю расстегивать горку и понимаю, что там осколочное в область сердца и пульса нет. Большой осколок попал прямо в сердце. Осматриваюсь, начинаю обкалывать и перематывать одного из «рязанских» — оба раненых были из ДРГ «Рязань». Подтягивается еще пара человек, помогают. Обколов раненого и показав, как перевязать, начинаю колоть второго. Потом их стали вытаскивать. Я тащил парня с осколочным ранением стопы. Выходили с ним долго, идти не мог пришлось нести, хоть он и не сильно тяжелый был, но все же… На полпути вернулись наши, тянувшие второго, и помогли. Потом вернулись за убитым «Линзой» и вынесли его…

В группе №1 «200-х» вроде не было, «300-х» — 3 человека. Раненые выжили все. По контузиям не знаю, но вроде тяжелых не было. В моей группе №2 – 1 убит, раненых нет, пара контузий вроде только и простуда у командира, который при отходе в лужу упал.
[Схему боя и описание его хода со стороны ВСУ можно прочесть по ссылке.]

— Вы видели 8 февраля или в любой другой день чьи-либо самолеты в небе?

— Не помню точную дату, но самолет был. Возможно, что Су-24, разведчик. Потому что прилетел-улетел и все. Он не бомбил ничего. Это был единственный раз, когда я видел там авиацию.

— Вы обладаете информацией по боям в районе Новогригоровки 7-9 февраля?

— Нет. Я только слышал, что в том районе идут бои. На самой Новогригоровке я был только 18-19 февраля, наутро после выхода украинских войск. Мы там с Мозговым и съемочной группой «Лайфньюс» были. Тот флаг, что над Новогригоровкой повесили, был моим, я его все Дебальцево с собой в кармане проносил.

Эпизод с водружением флага на 0:56
https://youtu.be/JCVEBTG4_C8?t=56s

— После вылазки 8 февраля какие задачи выполняли?

— Занимались всем тем же самым. В районе 12-13 чисел пару раз ходили уже на «правые штаны», там занимались наблюдением, ждали команду на заход в Дебальцево. Наши, «призраковцы» из ДКО, зашли в город к ночи 13-го. В штабе тогда было совещание, на котором мнения разделились: кто-то говорил, что это ловушка, слишком уж легко запустили, кто-то считал, что надо посылать большие силы, расширять контролируемую территорию. Утром 14-го зашли мы уже. Сомнения штабных были оправданы, так как мы зашли только благодаря туману, который укрыл нас от наблюдателей с вышки на станции. Потом мы уже поняли, что можно было и по полю там ходить, поскольку с Восточного по нам никаких действий не предпринималось. Накатали там дорогу и числа 15-16-го начался заход на захваченный плацдарм основных сил.

— Расскажите подробнее о входе своего подразделения в город.

— Утром 14 февраля, когда туман еще не рассеялся, мы пошли вдоль лесополосы у «правой штанины». Деревья нас прикрывали от той самой вышки наблюдения. Шли на «мягких лапках», местами с переползаниями, потому что был небольшой обстрел, летали осколки. Потом была небольшая перебежка и зашли на окраину поселка «8-е марта». Продвинулись до пункта управления. Там был Аркадьич из ДКО, «Пластун», руководивший ротой 4-й бригады, и кто-то из спецов ЛНР. Там мы получили задачу по корректировке огня по Восточному укрепрайону. Сначала искали позицию на «пятиэтажках», но там еще были мелкие перестрелки. В итоге поднялись на «шестиэтажку» и с окна 4-го этажа наблюдали за частью укрепрайона. Оттуда пытались корректировать огонь, но недолго. Был прилет в 5-й этаж над нами, поэтому мы оттуда очень быстро ретировались. Выдвинулись на пункт сбора к детскому саду «Солнышко», по пути пару раз попали под обстрел. Меня контузило так неплохо, когда выглядывал с заднего выхода из «шестиэтажки». Ну так, терпимо, голова поболела до вечера и все.

На 15 число было объявлено перемирие для вывоза людей. С самого утра ходили по поселку «8-е марта», искали людей. Даже при отсутствии связи с самого Дебальцево приходили люди на эвакуацию. Насильно уезжать не заставляли, при мне парочка людей даже осталась. В «шестиэтажке» много людей пряталось.

«Шестиэтажка» — здание управления станции Дебальцево-Сортировочное

Фото предоставлено интервьюируемым

— Оставшиеся в домах мирные жители как-то обозначали свое присутствие? Например, в Грозном на заборах было принято писать «Здесь живут люди».

— Да, были надписи «Люди», «Здесь живут».
Не помню точно, но вроде 16-го и забирали тела с Фестивального [убитые в ходе боестолкновения ополченцы ЛНР. — прим.]. Об этом бое ничего не знаю, просто знаю, что вывезли 5 трупов с пулевыми ранениями. Почти у всех были следы контрольных выстрелов. Примерно в эти же дни было боестолкновение, когда на позиции у ж/д переезда выехала украинская колонна. Тогда было затрофеено много цифровых радиостанций «Моторола», так предполагаю, что их хватило бы на батальон. Часть были сломанные, часть без антенн, но, в общем, спасибо.

16-го или 17-го я с двумя бойцами ходил на разведку. Прошли вдоль ж/д путей почти до их опорника в Восточном укрепрайоне, потому пересекли все пути и зашли в поселок, название которого не помню [поселок Октябрьский. – прим.]. В поселке оказалась, если не ошибаюсь, разведка 2-й бригады ЛНР. В тот же день через них заходили казаки Козицына, которые пошли на Крест. Они вроде собирались заворачивать на «8-е марта», но не пошли. С тем уровнем координации это могло привести к боестолкновениям со своими же.

17 или 18-го мы заняли позиции на Фестивальном и корректировали огонь по отходящим на Новогригоровку и далее силам противника. Мы тогда заняли вроде «девятиэтажку», где был до этого украинский медпункт, и с нее корректировали. Корпусная артиллерия на наш запрос не ответила, а наши минометы часа 2-3 поработали, а потом у них боезапас кончился. Да и стемнело уже.

Там был интересный случай с захваченными цифровыми радиостанциями «Моторола». Наш корректировщик сидел в штабе с двумя рациями, по трофейной слушал и отмечал позиции, по другой передавал координаты артиллеристам. Они не подозревали, что их слушают, все-таки связь цифровая, поэтому в прямом эфире передавали свои координаты, направление движения, количество.
Потом заняли Новогригоровку и контролировали ее до передачи войскам ДНР. Параллельно вывозили трофейную технику.

— Не помните сколько техники вывезли?

— Ммм… БМП-1 вроде бы 10 штук, БТР – один. «Саушка» «Акация», по-моему, 1 штука. 2 «64-ки». БМП-2 где-то 2 единицы. «72-ка» одна была, но мы ее вытащить не успели, кто-то другой забрал. Пару ЗУ-23-2. Стрелковки почти не было, в основном, тяжелое вооружение побросали.

— Себе что-нибудь взяли?

— Каску итальянскую взял и мелочь всякую, что в нее и в «сбросник» на разгрузке влезла. Например, хорошо укомплектованную аптечку.

— Спасибо украинским волонтерам?

— Да уж, спасибо огромное. Уж с чем-чем, а с нормальными медикаментами, особенно, с «Целоксом», противоожоговыми салфетками напряг у нас был конкретный. Да и обезболивающих уровня налбуфина у нас до этого не было вообще. Да и сейчас, честно говоря, не очень хорошо.

— В то время какая-нибудь штатная аптечка была?

— Был собранный пакет. 2-3 ампулы кровеостанавливающего, антишокового, обезбаливающего, разделенные между собой и смотанные. В коробочке пара шприцов для введения всего этого. Плюс перевязочные средства годов 60-70-х. Были и те же израильские бандажи, но в оочень маленьких количествах.

— Когда обследовали брошенные украинские позиции, собирали трофеи, то не боялись мин-ловушек и тому подобных сюрпризов?

— Основной массе людей было пофиг, так и перлись, а небольшая часть обученных людей вела себя просто осторожно. Это сейчас у нас есть «кошки», чтобы сдернуть, подтянуть, а тогда была просто веревка с карабином.
К счастью, потерь из-за этого не было.

— С силами ДНР в ходе боев пересекались?

— Через «8-е марта» «Оплот» их заходил. Захарченко заезжал и вывозили его там же.

— Можно ли назвать эффективной работу украинской артиллерии?

— Точность огня была в некоторых случаях хорошей, когда велся контрбатарейный огонь. Но это было очень и очень редко. Потому что подавляющее преимущество в артиллерии было у нас.

— Откуда такой вывод?

— Наша артиллерия работала без умолку целыми сутками. Если раньше просыпался от того, что где-то под окном «Град» пакет выпускал, то в ходе операции перестал. Все ходуном ходит, а ты спишь, не обращаешь внимание. А их артиллерия вела, в основном, контрбатарейную стрельбу, работала редко.

— С украинскими беспилотниками под Дебальцево довелось сталкиваться?

— Нет. Как мне кажется, до 50-70% стрелкового БК, снарядов ЗУ-23-2 до лета 15-го года уходило на борьбу с мифическими беспилотниками. Потому что стреляли по мигающим огням спутников. Я сколько не говорил, что никакой дурак мигающие огни на беспилотник ставить не будет, но мне никто не верил. Тоже самое и с другой стороны. Иногда наши и их трассера перекрещивались на одном и том же спутнике.

А так [за все время] днем видел пару раз их беспилотники. Вероятно, это были еще советские БПЛА, тяжеленные такие. Шел над деревьями метрах в 50, можно было даже разглядеть оптику на нем. С «квадриками» [квадрокоптерами. — прим.] пару раз сталкивался.

Ни разу не видел, чтобы их сбивали.

*****

Источник: twower в От Брянки до Дебальцево. Часть вторая

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ