Передо мной листки протокола опроса жителя села Хрящеватое Михаила Валерьевича Суглобова, записанные следователем МВД ЛНР. Человек обычной жизни – жена, ребенок, родители, дом, работа, он занимался действительно мужской работой: работая на частном предприятии, развозил взрывников с их опасным грузом по угольным предприятиям области. А в начале августа 2014-го, когда обстановка вокруг Луганска обострилась, решил переждать потрясения дома.

 

«В военных действиях участия я не принимал, автомата в руках не держал. 13 августа с утра нацгвардия Украины начала обстреливать поселок из минометов, пушек и танков», – сообщает он в протоколе.

 

Весь день и ночь с 13 на 14 августа Михаил с женой и дочерью прятался в подвале на подворье родителей. Под утро к ним присоединились трое соседей, у которых сгорел дом.

 

«Утром 14 августа я вышел из подвала и увидел, что в родительском доме находятся «айдаровцы», — вспоминает он. — Двое, расстреляв стеклопакет, проникли в дом, а семеро – во дворе»

 

Его схватили и начали избивать руками и ногами. Потребовали документы. Узнав, что мужчина живет в другом доме, повели его туда.

 

«Двое начали шарить по дому, другие рыскали во дворе, — рассказывает потерпевший. — Забрали бытовую технику, золотые украшения жены, большую сумму денег и автомашину «КИА Серато».

 

Закончив «реквизицию» имущества, «айдаровцы» вывели Михаила Суглобова в лесополосу, где долго избивали прикладами. Требовали назвать позывной и имя командира. Уверения в том, что он мирный житель села, не принимались.

 

«Они забрали мою барсетку с документами и водительскими правами, обвиняли меня в том, что возил, мол, взрывчатку ополченцам, — сообщает он. — Затем погрузили в машину и привезли на завод прокатных валков (в Лутугино — «Луганск-1»). Там снова били, особенно свирепствовал чеченец (судя по акценту), который предлагал меня расстрелять. Красным скотчем мне завязали глаза и привязали к дереву, а затем к трубе на улице и продержали так почти сутки».

 

На следующий день Михаила Валерьевича отвезли на стадион г. Лутугино и бросили в подвал.

 

«Там тоже допрашивали, но больше не били, так как на мне уже не было живого места. Скотч сильно давил на глаза и уши, врезался в мягкие ткани возле глаз, что я не выдержал этой боли и ночью снял его. Утром за это на меня кричали, но уже не били. Четверо суток я сидел в комнате. Есть не давали, дали только бутылку воды», — дает показания Суглобов.

 

На пятый день после очередных допросов его перевезли в Лутугинский РОВД и поместили в камеру. Он попросил у конвоира достать какую-нибудь одежду. Ведь 14 августа, в первый день истязаний, на нем порезали ножом всю одежду, вплоть до плавок. Конвоир сжалился и принес ему трусы и шорты. На пятые сутки Михаилу дали немного каши.

 

«Очередной следователь, проверив показания, как он заметил «на свой страх и риск», отпустил меня, выдав справку, что со мной проведена работа, — вспоминает Михаил. — Он же посоветовал идти в Лутугинский интернат. Там я встретил своих знакомых, которые меня, грязного, заросшего, избитого, вначале не узнали. Они рассказали мне о гибели моих родителей, жены и дочери. В интернате я пробыл 10 дней, пока ополченцы не освободили Лутугино. Они помогли мне и другим выехать в Новосветловку. На следующий день я прибыл на место, где был взорван автомобиль с людьми. Ополченцы не пускали, утверждая, что там может быть все заминировано. Но я пошел на свой страх и риск. От автомобиля осталась только рама и часть кабины. Трупы и фрагменты тел были разбросаны с правой стороны машины. В первый день я нашел голову, часть плеча и бедро отца. На второй день расширил зону поиска и нашел левую руку с рукавом курточки, волосы и ножки своей 13-летней дочери, а также часть тела мамы. Жены я так и не нашел. Ее могли забрать в плен нацики, а может, она осталась неопознанной в одном из 6 гробов».

 

Александр Надеждин