Я сидела в поезде, за окном проплывали величавые березовые рощи, а в памяти вдруг как молнией озарились слова любимого поэта: «Что Родина? Ужели это сны? Ведь я почти для всех здесь пилигрим угрюмый Бог весть с какой далекой стороны….В своей стране я словно иностранец…» (С. Есенин).

Иностранец у себя на Родине — лишь теперь я ощутила боль поэта, который написал эти строки. Вспомнились мои последние дни перед отъездом из Киева, достаточно внезапным даже для меня, в Россию, когда убили сначала Олега Калашникова, а на следующий день и Олеся Бузину. А накануне я зашла на территорию Киевской Печерской Лавры и попала на молебен перед иконой Божией Матери. Переступив порог Храма, я оказалась в океане многоголосия православных, поющих слова из Акафиста: «Матушка Русь — просыпайся, Матушка Русь — поднимайся…». По коже прошел мороз, я не смогла сдержать слезы, вспоминая, как весной 2014 года в городе Николаеве бандеровцы убивали активистов антимайдана, тогда они звали на помощь «Россия помоги! Россия, мы умираем за тебя!» и не смогли своими криками о помощи разбудить Матушку Русь.

И вот я в России, которая раньше называлась Русью (греч.Ρωσία) и, как утверждают историки, обозначало не страну, а народ. Я мчусь в поезде по бескрайним просторам России, куда-нибудь подальше от равнодушных глаз работников ФМС России, а колеса стучат и впиваются в виски ехидными, гулкими звуками слова, которым определен мой статус в некогда большой и дружной советской семье — ИНОСТРАНКА.

Бег, я опять убегаю, на этот раз от кого? Сначала, я убежала от радикалов, которые сжигали коктейлями Молотова милиционеров-беркутят в Киеве, от футбольных ультрас, которые живьем сожгли одесситов в Доме Профсоюзов в Одессе, от заразившихся массовым психозом людей, называющих себя защитниками Отечества, которые стали убивать украинцев Донбасса, назвав их сепаратистами. А сейчас я убегала от осознания себя иностранкой у себя на Родине. Вернее от того равнодушного взгляда девушки из федеральной службе миграции, куда я обратилась, чтобы, не нарушая законов России, укрыться от ада, в котором жила последние полтора года. От ее горьких слов, после которых у меня подкосились ноги от осознания потери, как будто мне сообщили о чьей то смерти, а мне всего лишь сказали, что я иностранка и дни моего пребывания на территории России сочтены

Иностранка — это как нож в спину, когда меня консультировали по вопросу законности пребывания в России. Никогда не думала, что, проходя по залам Третьяковки, Эрмитажа и испытывая дежавю от картин великих русских художников, к которым привыкла, разглядывая иллюстрации знаменитых картин в школьных учебниках, я буду смотреть на оригиналы этих картин уже в статусе иностранки. В страшном сне не могла себе представить, что я буду для кого-то в городах, которые были моей Родиной, иностранкой.

Я долго не хотела покидать мою страну, которую охватило безумие коричневой чумы. Я искренне радовалась за беженцев первой волны, которые получили российское гражданство, многие из них были рядом со мной в движении «за Беркут», «за чистый Киев», «Одесса — русский город». Для них возвращение в Украину было чревато арестами и пытками в тюрьмах, поэтому я не осуждала их за то, что они покинули страну. И вот пришла и моя очередь уехать из Украины, выбирая между: быть убитой безумными неонацистами и возможностью бороться за «Украину без фашизма» в России.

Почему я уехала в Россию? Во-первых, я до сих пор не могу осознать, что это разные страны. Для меня это единая Родина. А во-вторых, Россия это единственная страна, которая в этом безумном мире протянула руку помощи моему многострадальному народу, спасая стариков от голодной смерти, детей и женщин от бомбежек, смельчаков-активистов от политических репрессий. И, ни рыканья западной финансовой олигархии в виде санкций, ни истерия бандеровских прихвостней, пытающихся криками о якобы российской агрессии отвлечь внимание от собственных преступлений, ни роптание российских либералов, которым тяжело жить без заморского сыра, ничто не поколебало политику России о помощи братьям-малороссам. Правда, с недавнего времени, нас принято называть русскоговорящими украинцами, а по сути, мы были и есть — русскими украинцами.

Сказать, что я не слышала о ФМС РФ, – это было бы неправда. Слышала много, и хорошего и плохого. Конечно больше плохого. Те, кому я на протяжении этих полутора лет помогала уезжать из Украины, помогая найти жилье, работу – все мне говорили, что оформление документов в ФМС РФ – это хождение по мукам, это государство в государстве. Не верилось мне, думала, наверное, люди преувеличивают, находясь еще в психологическом напряжении от пережитого. И только тогда, когда я сама прошла этот путь, пообщалась в очередях со своими соотечественниками, изучила нормативную базу ФМС РФ, я поняла, как была неправа, подозревая в необъективности тех, кто до меня попытался узаконить свое пребывание на территории России.

Как и многие кто переехал в Россию в эти тяжелые времена для Украины я была ориентирована на заявление Главы миграционной службы Константина Ромодановского: «Я уже говорил о том, что это братский народ, исторически, культурно и в языковом плане очень близкий нам. Мы рассматриваем этих людей как своих».

Читая интервью Главы миграционной службы К. Ромодановского, слушая его заявления о том как все замечательно организовано в отношении «родных» людей с Украины, я как и многие другие находилась в плену иллюзий. Мне казалось, что для украинцев открыт зеленый свет для вливания в большую дружную семью, где нас ждут как родных людей. Но видимо у нас оказались разные представления с чиновниками из ФМС РФ о гостеприимстве в период лихих для нас времен. И в этом я убедилась пройдя лишь часть пути коридоров ФМС, которые беженцы из Украины называют «хождение по мукам».

Первое, что я узнала, что ни в Петербурге, ни в Москве, ни в Крыму так называемых квот для регистрации нет, и нужно ехать в другие города. Раньше я думала, что квоты выдают на рабочие места, а не на место регистрации. Тем более, что с работой в Москве проблем нет, это первое что я узнала от горничной гостиницы которая пожаловалась на нехватку рабочих рук. А когда я увидела, за прилавками магазинов и рынков представителей Средней Азии, Кавказа то стало ясно, что ограничение для регистрации украинцев это лишь пустой звук, ведь для жителей других регионов нашлись квоты, раз они смогли устроиться работать, не будучи коренными жителями Москвы. Беженцев же с Украины в службе ФМС направляют в те регионы где и местным жителям с трудоустройством возникают проблемы.

Пришлось разобраться с понятием «квоты» и выяснилось, что это понятие нормативно закреплено в Законе еще от 2002 года, где говорится, что квоты утверждается Правительством РФ по предложениям исполнительных органов государственной власти субъектов Российской Федерации с учетом демографической ситуации в соответствующем субъекте Российской Федерации и возможностей данного субъекта по обустройству иностранных граждан.

Господин К. Ромодановский в своем интервью упомянул, что: «минтруд инициировал выдачу украинцам разрешений на работу без квот» и это не удивительно украинцы всегда отличались усердностью в работе. Вспоминаю, как середине 80-х я побывала в Тюменской области мне сказали, что там есть округ, который ласково называют «хохлятский округ» т.к. там работают преимущественно украинцы, которых охотнее чем других берут на работу. Жаль, что об этом не знает господин Ромоданский, который считает, что: «Украинцы, которые не нашли работу, будут искать способы заработать. И не всегда честно, ведь на грязную работу приезжие из Украины, как правило, не идут. Они могут начать хулиганить, нарушать порядок и так далее». Эти слова ним были сказаны еще в сентябре 2014 года, стоит ли после такого посыла начальника удивляться, той, мягко сказать, негостеприимной форме приема работников в подведомственной им службе беженцев с Украины. И это я увидела собственными глазами, побывав ФМС, попав случайно не в ту очередь, которая мне нужна была.

Сначала я ходила по разным кабинетам коридоров ФМС, пытаясь узнать к кому мне обратиться и получить консультацию. Кабинетов оказалось много, но там сидят очень занятые люди, и это сразу видно по их лицам, на которых написано «не мешайте работать», «понаехали тут». Поэтому мои робкие вопросы канули в изображение недовольства, что их отвлекли от сложной и важной работы. Найдя кабинет, где мне удалось оторвать от работы сотрудника с вопросом о моей ситуации. Ледяным голосом мне было сказано, что иностранных граждан консультирует начальник отдела. От этих слов к горлу подступил ком, еле сдержав слезы от осознания, что я иностранка я поплелась в очередь, в которой не много не мало уже было больше сотни человек и до конца ее рабочего дня оставалось чуть больше часа. К своему удивлению в очереди я не увидела ни одного украинца, меня окружали армяне, узбеки, туркмены, таджики, которые стали тут же меня консультировать с каких документов нужно начинать «хождение по мукам» в коридорах ФМС. Проконсультировав меня по всем вопросам они спросили откуда я, и узнав, что с Украины стали сочувствовать и расспрашивать подробности о нашей войне и людских судьбах. На какое то мгновения я опять себя ощутила в своей многонациональной стране которую мы потеряли еще в начале 90-х и я разрыдалась прямо там на плече у женщины из Средней Азии. Очередь, как ни странно двигалась очень быстро, да и начальница вышла и призвала к порядку пообещав принять всех до последнего человека. В очереди меня успокоили, глаза просохли и мне показалось, что все не так страшно, но радость моя была не долгой, зайдя в кабинет выяснилось, что украинцев принимают этажам выше и в другие дни. Странно, что этого не знала сотрудница ФМС, которая первой мне открыла глаза на мой статус «иностранца» на Родине моих предков.

Так как вся моя общественная деятельность проходит в Москве, где я не могу зарегистрироваться, мне пришлось еще раз ехать на консультацией и вот ту я увидела своих соотечественников и узнала все прелести «хождения по мукам» украинцев в коридорах ФМС.

Пока я ждала начальника отдела, я сделал несколько попыток задать вопросы сотрудникам ведущих прием граждан с Украины, сказать, что в ответ меня обдали «ледяным душем» это мало сказать о тех впечатлениях, которые я получила от «я ничего не знаю, закройте дверь и не мешайте». Глубоко вздохнув, я стала терпеливо ожидать начальницу, который в это время мило беседовала в соседнем кабинете с коллегой. И тут я обратила внимание на плачущую женщину, судя по величине живота примерно на восьмом месяце беременности. Я стала ее успокаивать и расспрашивать почему она плачет. Оказалось она стоит в очереди уже с восьми утра и ее никак не хотят принять. Позабыв о том что я пришла решать свой вопрос я конечно же включилась в судьбу этой плачущей беременной и после моей «настойчивой» просьбы ее были вынуждены принять. И тут вся очередь, как дети стали наперебой мне рассказывать, как их гоняют за каждой бумажкой по месяцам, как организована работа ФМС, что приходится по несколько раз отпрашиваться с работы и ехать за многие километры, что бы тебе сказали что в одном слове ошибка, а в следующий раз ошибка находится в тексте чуть ниже, поэтому ни с первого, ни со второго раза сдать документы нереально. Очередь записывается на три месяца вперед и если найдена хоть одна помарочка, нужно ждать опять три месяца либо выстаивать живую очередь, в которую записываются с ночи, а некоторые там и спят на раскладушках. Я с удивлением узнала, что в этих очередях пишут номерки на руках — как в очереди за пайкой хлеба в блокадном Ленинграде. Слушая захлебывающихся от слез женщин, которые плача говорили мы уехали из под бомбежек, а тут уже нет сил ходить по этим кругам ада ФМС, наверно нам создают условия, что бы мы не выдержали и возвращались обратно, но ведь некуда, плакали женщины. Только успокоив одних, я увидела забившуюся в уголок и рыдающую навзрыд девчушку лет 18. Подойдя и обняв ее, я стала расспрашивать и сквозь рыдания удалось разобрать: « у меня там мама осталась и бабушка больная, а мне сказали, что я три года их не увижу». Оказалось, что сотрудники ФМС ей сказали, что если она получит статус беженца, то три года она не имеет право возвращаться на родину. Пришлось опять вызывать начальницу и просить разъяснить девчушке ее права и возможности. И тут я впервые узнала, что если я захочу получить статус беженца, то свой украинский паспорт я должна поменять на справку, в которой даже нет фотографии, так картонка с печатью. И это еще не все, каждые три месяца я должна выстаивать очереди для отметки у работника ФМС. И тут мне вспомнились рассказы моей бабушки о том счастье, когда им, жителям села, в пятидесятых годах выдали наконец паспорта, а до этого они не имели право покинуть родной колхоз. Вспомнила я свои баталии с журналистами из Львова, которые у нас в Украине хотели начать движение «отбери паспорт у бабушки», что бы лишить их права голосовать за коммунистов. Да и само отмечание каждые три месяца в миграционной службе мне напомнило мою прежнюю работу в милиции, когда к нам в службу участковых инспекторов милиции приходили отбывшие наказание преступники отмечаться как административно надзорные. Вот думаю дожила, теперь и я как преступница буду ходить для отметки, за тридцать лет в службы в милиции это высочайшая награда!

Открыла вновь прошлогоднее интервью Главы миграционной службы К. Ромодановского, где он говорит: «Несомненно, нас волнует все, что касается братского народа Украины. Ведь много веков мы жили вместе» и подумал, возможно, когда пошел первый вал беженцев ФМС еще были готовы быстро перестроится, но ведь уже полтора года идет огромный поток людей, а ситуация в ФМС только ухудшается.

После этого я решила изучить данную проблему как с правовой стороны, так и с тем как нормативная база ФМС работает на практике. Мало того, что существующие номы регламентирующие деятельность ФМС требуют усовершенствования, а судя по всему это никому не нужно, ведь чем запутаннее, тем легче человеку отказать. Так, оказалось, что существуют негласные указания по которым в настоящее время создаются любые препятствия для регистрации граждан Украины. И то знаменитое постановление, на которое все любят ссылаться, которое якобы создало льготные условия и упрощенную процедуру написаны лишь для сайта ФМС, а практике оно уже не действует с января 2015 года. Поэтому 1 августа у очень многих граждан Украины заканчивается регистрация, которую они успели на льготных основаниях получить и согласно Закона про правовой статус иностранных граждан они будут обязаны покинуть Россию и вернуться кто под бомбежки, а кто в объятия СБУ и военкоматов ВСУ.

Так кто оказался честнее, господин Ромодановский рассказывающий как он любит братский украинский народ, а сам дает негласные указания тормозить регистрацию украинцев в России или та сотрудница, которая меня огорошила моим новым статусом иностранки в стране, которую я считала своей Отчизной.

Не берусь судить о цели создания напряженности среди беженцев и эмигрантов из Украины, но то, что 1 августа ждут не только украинцы, ожидая, что с ними будет дальше, но и те кто в социальных сетях уже начинает разжигать новый майдан: «Россия не резиновая! Понаехали тут! Понаубегали!»; «Что делать? Находишь несколько старых автомобильных покрышек, пару пустых бутылок, канистру бензина, паклю и едешь электричками в Москву власть свергать. А после установления справедливой власти вид на жительство будет получить легко. Чиновники сами его выдадут, улыбаясь. Только пошлину придется заплатить — один рубль тридцать копеек».

Только зря они стараются, мы уже прививку получили от майданов, а вот к гостеприимству чиновников из ФМС РФ никак не можем привыкнуть. Наверно потому что мы видели, как встречали евреи тех, кто возвращался на землю отцов: «Ты приехал! Как хорошо. Нам тебя не хватало. Именно тебя и всех других. С тобой нас больше, и надо, чтоб все наши собрались на Землю отцов, в Эрец-Исраэль». Мы знаем, как поляки встречают поляков, как немцы встречают немцев. И мы уже знаем, как российские чиновники ФМС встречают русских украинцев. Об этом, в частности написал и известный одесский журналист Юрий Селиванов: «Ведь в Россию бегут не «бандеры» и «майдауны», а как раз наоборот — их жертвы, самые что ни на есть русские люди, в том числе и те, у кого просто уже сил нет драться с врагом с оружием в руках. Путин только и говорит о том, что «мы с Украиной один народ», но, похоже, для многих господ чиновников, он не указ»

Протоиерей Андрей Ткачев в своей статье на эту же тему предложил концепцию национальной идеи России: «Русский человек! Уважай другого русского человека, как поляк – поляка. Как еврей бережет еврея, береги, русский человек, своего русского брата. Полюби наконец народ свой и защищай честь его в лице первого из попавшихся на пути братьев»

А пока… поезд уносил меня от равнодушных глаз чиновников ФМС, и колеса выстукивали — ино-стран-ка, приходило осознание потери того большого и светлого, что казалось, будет вечно и незыблемо, то о чем писал С.Есенин, живя в те смутные для всех времена: «…. Но и тогда, когда во всей планете пройдет вражда племен, исчезнет ложь и грусть, — я буду воспевать всем существом в поэте, шестую часть земли с названьем кратким «Русь».

За окном мелькали березовые рощи, и казалось, что каждая березка своими поникшими ветвями оплакивает всех тех, кто погиб на этой бессмысленной войне на Украине. И, вдыхая этот чистый воздух российских просторов, не отравленный фашистским зловонием, я вспомнила строки стихов поэтессы из Донецка Аллы Доценко о многострадальной Украине, охваченной сегодня безумием: «Страна моя – кромешный ад. А Киев стал столицей тьмы. Здесь охота ведется на лучших. Здесь охота ведется на смелых. Украина – отчизна заблудших.…Здесь для смерти особые почести, в «ще не вмЭрла» глубокая кома».

Стучали колеса, поезд несся по бескрайним российским просторам, а я русская украинка, или как говорил Олесь Бузина – малоросска, созерцая просторы некогда единой нашей Родины, подсчитывала, сколько дней мне, теперь уже иностранке, осталось до депортации туда, где людей убивают и сажают в тюрьмы за любовь к России. Слезы текли по щекам, и я беззвучно повторяла, как заклинание: «верните мне мое прошлое, в нем было такое прекрасное будущее!», а колеса поезда мне холодно и ритмично отвечали – тук-тук-тук — ТЕПЕРЬ ТЫ ТУТ ИНОСТРАНКА!

Галина Запорожская