Харьков, 11 июня.
Между тремя станциями метро в центре Харькова, на расстоянии 3 км, обнаруживаем: палатки полка «Азов» и «Правого сектора», камуфляжников, занятых сбором денег на «АТО», всемирно известный памятник Шевченко с петлей из украинского флага на шее Кобзаря, плакат с призывом искать в городе «бытовых сепаратистов» и разбитый мемориал расстрелянным в 1918 году.
Табличка с памятной надписью спилена и заменена, памятник, прямо поверх благородного гранита, выкрашен в желто-голубое. Под этим памятником был похоронен большевик Моисей Тевелев с товарищами. Тогда, в 1918 году, в городе сложилась уникальная ситуация — красные и белые харьковчане сплотились в едином порыве — защитить Харьков от украинских националистов и немецких войск. Им это удалось. Та оккупация завершилась. Националисты были выбиты из Харькова, а немцы разбежались. Из памятника жертвам он превращен в мемориал убийцам.
Прошло почти четверть века. Харьков, чья история периода Великой Отечественной войны очень непроста, пережил две волны оккупации — дважды отступали советские войска, дважды немцы занимали город. Поэтому в советское время Харькову не досталось звание «города-героя», и старожилы, выжившие «под немцами», болезненно переживали это. Они не могли представить, что им предстоит еще одна оккупация.
Надо сказать сразу: все оккупации в Харькове начинались с украинизации. Сегодня Харьков снова переживает оккупационное цветопомешательство. В желто-голубой цвет выкрашены детские площадки, заборы, фонарные столбы, мусорники и канализационные люки. Местами на этом фоне появляются пауки свастик и криво намалеванные трезубцы — националисты метят территорию. По ночам они же сносят памятники, причем не только идейно-советские, главное — чисто харьковские, связанные с историей нашего края.
Казалось бы, чем помешал «молодой украинской демократии» 23-летний прапорщик Руднев, похороненный под памятником на площади Руднева? Но памятник грубо разрушили, несмотря на то, что останки Руднева покоятся именно в этом месте. Вместо памятника вбили уродливый деревянный крест, и теперь площадь Руднева, географический центр Харькова, отмечена кладбищем. Кресты и обломки монументов — новые символы новой, третьей оккупации города.
В 1941 году в Харьков вошли немцы, из города было эвакуирована значительная часть населения. Еще 10% были расстреляны немцами, вывезены в Германию, умерли от голода. Голод во время оккупации был такой, что великая актриса Людмила Гурченко, которая оставалась всю войну в нашем городе, говорила, как ей обидно, что о блокаде Ленинграда написаны тома, а том, что творилось в Харькове, страна не знает. В своей книге «Аплодисменты» Людмила Марковна написала о кошмарах жизни «под немцами».
Но кошмары были не для всех. Харьков украинский принял немцев как дорогих гостей и освободителей. Хотя масштабы города уменьшились, сразу же после оккупации стала выходить газета на украинском языке «Нова Україна», где остаткам населения разъяснялось величие Германии, правильность политики немецких властей, светлое будущее «украинского Харькова» без евреев и большевиков под руководством Адольфа Гитлера.
Юрий Шевелев, в будущем — американский филолог, а во время оккупации — сотрудник этой газеты, пропагандист оккупационных властей, написал свои воспоминания о периоде 1941-43 годов. В частности, Шевелев пишет, что такой сложный до войны квартирный вопрос легко решился через решение «еврейского вопроса». 16 тысяч евреев Харькова в декабре 1941 года были уничтожены в Дробицком Яру, а будущий профессор Шевелев расположился с удобствами в «еврейской» квартире на Сумской, где прежде жила семья зубного врача.
Сегодняшняя оккупация в Харькове тоже отмечена депопуляцией и эвакуацией. После переворота 2014 года из нашего города выехали, по неподтвержденным данным, не менее 30 тысяч человек. В основном, жители Харькова уехали в Россию, куда направились добровольными гастарбайтерами или беженцами по политическим мотивам. Евреи тоже покидают город. Их можно понять: в оккупированном бандеровской властью городе еврейское население может пострадать первым.
Драматические театры работают, как и кукольный, опера и оперетта пока на русском. Кукольный готовит премьеру «Женитьбы» Гоголя. В школах Харькова это произведение, как и весь Николай Васильевич, малоросс из Полтавской губернии, изучается в курсе «зарубежной литературы».
Кстати, во время немецкой оккупации в 1941 году в Харькове сразу же открылись два театра — украинская драма и опера. Измученное голодом население оккупированного города практически не посещало спектакли. В партере сидели немецкие офицеры, на галерку могли попасть работники городской управы и обслуга. Интересно, что немцы с презрением относились и к спектаклям из жизни украинского села, и к итальянским операм, которые исполнялись на низком уровне. Вернувшись из эвакуации, харьковские артисты с ненавистью смотрели на своих коллег, выступавших перед немцами.
«Мы будем кровью тех, кто здесь работал во время оккупации, красить крышу нашего театра», — сказала одна артистка на первом послевоенном собрании в театре.
Сегодняшняя украинизация и бандеризация отмечена массовым предательством городской интеллигенции. Этот печальный момент можно назвать отличительной особенностью третьей оккупации Харькова.
«Мытци», «соль земли» надели вышиванки и продолжают скакать. Бывшие партийцы и комсомольцы возглавили комиссии по декоммунизации и с пеной у рта кричат «слава Украине». Обиженные и убогие ищут оправдание фашизму и мямлят «у каждого была своя правда — одни воевали за одно, другие — за другое»». Первые исключения из Национальных творческих Союзов прошли в Харькове.
Журналистов и писателей исключали за «антиукраинскую деятельность», за призыв к «денацификации», за требование соблюдать профессиональные стандарты. В нашем городе больше всего на Украине политзаключенных. За год систематических посадок по политическим статьям в Харькове четыре человека получили реальный срок, под стражей находятся не менее 400.
Адвокат Николай Никонов говорит: «Многие дела откровенно заказные, они могут быть решены только тогда, когда изменится политическая ситуация». И это значит, что сотни заключенных ждут освобождения Харькова.
Можно ли сегодня не почувствовать оккупацию Харькова? В принципе, можно. Работают магазины, театры, телевидение и школы. Только внесены «некоторые уточнения» в курс истории ХХ века, таким образом, чтобы УПА, как полагается, стало героической армией, а Советская армия — захватнической.
О харьковском телевидении вообще тяжело говорить. Второе в бывшем Союзе — Харьковское областное телевидение, первое в независимой Украине — телекомпания «Тонис», а также остальные региональные телеканалы и студии размещают во всех своих эфирах до 45 раз в день социальную рекламу: «Слава защитникам Украины», «отразим российскую агрессию», «поможем раненым в АТО»…
Национальный совет по телевидению и радиовещанию (Харьковское представительство) подал свои списки неугодных журналистов, запрещенных телепрограмм и фильмов.
На улицах Харькова пока еще можно говорить по-русски. Но если кто-то запоет гимн — в метро, в кафе — помните: это провокация. Не поддавайтесь. Не вздумайте мешать или комментировать — это тест на «бытовой сепаратизм».
В транспорте лучше молчать. Эх, раньше харьковский трамвай был не скучнее одесского — сколько анекдотов и жизненных историй можно было там почерпнуть! Сегодня редко услышишь даже «а почем на рынке брали огурцы?». Кстати, на рынках тоже лучше быть осторожным.
Знаменитый харьковский Благбаз — просто светоч протеста: там крутят «Русское радио» и «Шансон», там привозят российские контрабандные пряники, там есть холеный пес по имени Путин, которого кормит и обожает весь торговый народ. Собака важно обходит базар раза два в день, и с криками «Путенька, иди к нам…» к нему бегут из всех рядов.
Чего нельзя в оккупированном Харькове? Радоваться, праздновать. Свободно дышать. Требуется смириться. А так — все ничего… Дождемся освобождения.
Дмитрий Межевой
Нет Комментариев