Шулеры достали козырь из рукава. Этот козырь – Бернар Анри Леви. Персонаж, появление которого всегда означает большую кровь. Персонаж, присутствие которого на Украине доказывает, что все переговоры о мирном урегулировании ситуации на Донбассе можно считать заведомо безуспешными. 21 февраля в Киевской Опере француз представит моноспектакль «Отель Европа», обновленный текст которого он дописал только в ночь на 18 февраля. Во французской прессе появилось интервью с режиссером, которое лишь подчеркивает то, что Бернар Анри Леви всегда в одном лице и предвестник, и поджигатель наиболее ужасных событий. Он – мастер своего дела. А его дело – создать для Запада такую реальность, которая оправдывала бы и даже одобряла большую кровь.

 

— Название пьесы — «Отель Европа». Это метафора о чем?

 

— О том, что Европа поднялась до отеля — вместо того, чтобы быть местом обмена и перехода. Правда, мы наблюдаем это с самого начала войны с Путиным? Правда же, какой жалкий образ самой себя представляет нам Европа, обращаясь так стыдливо, так слабо, когда речь заходит о спасении украинцев?
Эта пьеса является протестом против такой трусости Европы. Это — манифест тех ценностей, которые защищает Украина, они же, собственно, являются и европейскими ценностями, от которых Европа, к сожалению, теперь открещивается. Я надеюсь, что Европа это осознает. А если нет, то тогда она позволит, чтобы Украину расчленили — и на этом кончится ее ведущая роль в области морали, кончится ее политический авторитет, а также ее идентичность. И она погибнет.

 

— Вы были на Майдане год назад. Что с тех пор изменилось?

 

— Возникла смелость, и она прочная. Мужество во времена суровой зимы и тревоги.
Сопротивление, которое не утихает, несмотря на все гробы, возвращающиеся в Киев, на семьи, которые теперь находятся в трауре, на ужас осознания того, что близкий человек, кто-то из твоих родителей, теперь на фронте и может не вернуться.

 

— Вы продолжаете следить за ситуацией в Украине?

 

— Конечно. Более чем когда-либо. И должен вам сказать, беспокойство мое все растет. Дебальцевський котел, например.
Три бригады — всего 8.000 человек, сейчас находятся в окружении военных собак на ставке у Путина. Выйдут ли они? Как? И кто станет гарантом их вывода? (Интервью записывалось накануне, 17 февраля — ред.) Вот в чем настоящий вопрос, которым очень оперативно должны заняться гаранты минских договоренностей.
— Верите ли вы в перемирие и Минские договоренности?

 

— Оно (перемирие — ред.), по крайней мере, дает Украине две вещи. Во-первых, возможность спасти те 8.000 человек, которых без этого могли бы просто распотрошить. И, во-вторых, выиграть немного времени для того, чтобы американцы решились на изменение расстановки сил и поставки своему союзнику оружия, без которого он неизбежно потерпит поражение.
Здесь я пессимист. То, что украинская армия продержалась так долго — уже чудо. Это чудо веры и мужества.
Но я знаю, что сегодня ей не хватает всего: оборонного и наступательного оружия, боеприпасов, средств связи. Единственное, что есть в избытке, — это, опять же, дух сопротивления и смелость. Я еще раз констатирую это после поездки на Донбасс на прошлой неделе, где я был с Петром Порошенко в ту смертоносную ночь, когда обстреляли Краматорск. Но, к сожалению, этого не будет достаточно. Одними одеялами и большими сердцами войны не выиграть.

 

— В каком статусе вы летали в Краматорск вместе с Порошенко?

 

— Как друг Порошенко. Как друг украинского народа.

 

— Есть ли у Украины шансы выиграть войну, по вашему мнению?

 

— Да. Потому что правда на ее стороне. Да, потому что за один год она получила мотивированную и закаленную армию, а прежде всего, — я это повторяю, — армию невероятно смелую. Но неравенство сил — поразительно. И срочно нужно, чтобы крупные демократические государства во главе с Францией и Соединенными Штатами нашли способ восстановить баланс, а если нет — то остановить хищника Путина.

 

Как раз сейчас, в этот самый миг, когда мы с вами разговариваем, Дебальцево, несмотря на героизм бойцов, возможно, как раз терпит поражение. Если так произойдет, то это будет позор. Не для Украины, которая сделала все, что в человеческих силах, для того чтобы сохранить достоинство и победить, — а позор для международного сообщества, которое не сделало ничего и которое будет виновато в этой катастрофе.

 

В Париже сейчас 22 часа (17 февраля — ред.). А в Украине — почти полночь, это уже не метафорически говоря. Наступает ночь, и я не буду спать; меня держат вести из Дебальцево, и все мои мысли будут с мужественными бойцами в нем.

 

— Насколько в мире осознают, что в Украине идет война с Россией, а не «кризис» или «восстание»?

 

— На самом деле, осознают недостаточно. Европа склонна глотать небылицы путинской пропаганды. Или же она в этом заинтересована, не знаю …

 

Но я полностью уверен, что, ослепляя себя, Европа делает огромный просчет. Она не понимает, что следующий после Украины враг Путина — это Европа. У Путина есть настоящий геополитический проект, который называется Евразия, чья конечная цель — поставить Европу на колени. Вы стоите на аванпостах. А мы — просто позади. Вот один из посылов моей пьесы.

 

— Что в такой ситуации может делать Украина, чтобы ее лучше слышали?

 

— Не знаю. Нет, честно, я не знаю, что Украине нужно делать лучше или больше. Во время переговоров в Минске Петр Порошенко показал себя прекрасно. Он показал чрезвычайную выдержку, несмотря на политическое и моральное давление, лежащее на его плечах. В то же время начата борьба за реформирование государства. Дух Майдана не предан. Откровенно говоря, мне редко приходилось видеть, чтобы страна так долго и так достойно держалась во время подобной войны.

 

— Является ли Франция другом Украины?

 

— В зависимости от того, о ком идет речь. Крайне правые силы, то есть Национальный Фронт, который имеет поддержку трети или четверти электората, находится под пятой и на зарплате у Путина. Большая часть деловых кругов считают, что нынешняя политика санкций начинает дорого стоить, и что, возможно, лучше окончательно распрощаться с мыслями о Крыме, Донбассе и о выполнении договоренностей, если таковы предпосылки возврата к обычному состоянию бизнеса, «business as usual».

 

А вот Олланд, наоборот, — просто прекрасный. Он — настоящий друг вашей страны. И это, на данный момент, самое важное.

 

— А что там с «Мистралями»?

 

— Я убежден, что их доставят.

 

— Есть достаточно распространенный тезис о предчувствии войны. Проводятся параллели между нынешней ситуацией и ситуацией 2014 года …

 

— Это один из мотивов моей пьесы. Даже его отправная точка. Писателя просят произнести пышную речь в честь столетия с начала войны 1914 года. У него не получается. Речь не пишется. Возможно, действительно, именно потому, что сходства с настоящим — слишком явные.

 

— Чувствуете ли вы конец «belle époque» двадцать первого века?

 

— По крайней мере, я знаю, что конец двадцатого века обозначился большими надеждами. Ведь надеялись покончить со всеми проявлениями тоталитаризма. Была идея общего европейского дома, который, наконец, заполучил себе демократическую крышу. Была либеральная революция в России, в Украине, и так далее.

 

И я чувствую, действительно, что некоторые силы сегодня хотели бы заморозить эти процессы, или, еще хуже, вернуться назад. Поэтому и нужно любой ценой остановить Путина. Вы, украинцы, стоите на аванпостах. И в эту субботу я больше чем когда-либо, буду рядом с вами.