4 ПЕРА: О хуторянских корнях украинского национального сознания

Российская читающая публика весьма слабо знакома с историей так называемого украинского вопроса (а таковой, увы, является подавляющее большинство читателей). Несмотря на то что украинская проблематика как минимум с 2004 года (время первой оранжевой революции) привлекает самый повышенный интерес в России, о территории, именуемой Украиной, и об истории населяющего ее народа мы знаем поразительно мало. Вдвойне прискорбно, что с весны-лета 2014-го, когда на бывшей Украине началась и ведется гражданская война, у нас не предпринято практически ничего для сокращения постыдного дефицита научных знаний об украинстве. Если в нашей стране и имеются центры украинистики, то, как правило, они имеют тесные связи с бандеровским и вообще националистическим движением на Украине и спонсируются украинским государством (работают культурно-просветительские организации украинцев на Дону, на Кубани, в Москве, в Сибири и других регионах страны). Таково более чем печальное положение дел с украинскими штудиями в современной России.

Даже у патриотического читателя знакомство со сборником статей и эссе, озаглавленном «Украинский вопрос в русской патриотической мысли», вызовет настоящий культурный шок. Думаю, не ошибусь, сказав, что большинством нашего общества Украина и украинцы воспринимаются братской страной и народом, временно заблудшими в результате злокозненной пропаганды. Тем удивительней будет узнать, что корни украинской проблемы гораздо глубже, а причины — сложнее. Генезис и развитие украинофильства (позже эволюционировавшего в разные версии украинского этнонационализма) происходило двумя параллельными и оппонирующему друг другу путями. Первой, наиболее известной была галицкая версия, активно поддерживаемая польскими кругами Австро-Венгрии (тема, коей в сборнике посвящен ряд публикаций, в частности, статья известного деятеля и теоретика славянского движения В.И. Ламанского). Другая версия раннего украинофильства — малороссийская (надднепрянская), то есть возникшая в малорусских губерниях Российской империи в 40-е годы XIX века, известными представителями которой были такие деятели, как поэт Тарас Шевченко, историк Николай Костомаров, писатель Пантелеймон Кулиш. Российскому читателю мало известно, что обе версии украинофильства находились друг с другом в откровенной вражде, во многом объяснявшейся различными политическими и церковными ориентациями (австрийская ориентация у галицких украинцев, греко-католиков по вероисповеданию и более сложная политическая ориентация у православных малороссийских украинцев — от идеи автономии Украины в составе Российской империи до воссоздания — в кавычках — независимого украинского государства). Позднее, в годы Гражданской войны в России, обе идеи получат недолгое воплощение в виде Украинской народной республики и Западно-Украинской народной республики. Причем УНР откровенно предала ЗУНР ради заключения союза с Юзефом Пилсудским, позволив тому поглотить галицкую республику — факт, о котором очень не любят вспоминать на Украине, где насаждается мифология акта Злуки, то есть соединения УНР и ЗУНР в единую соборную украинскую державу.

Фобии украинского национализма

Но сколь бы глубоко не различались по генезису и важным деталям две версии украинофильства (украинского этнонационализма), они едины в одном. Как ни парадоксально, общая — и главная, на наш взгляд, их черта — отнюдь не русофобия. Точнее, русофобия является одной из общих фобий, разделяемой западно- и восточноукраинской версиями украинского национализма. К примеру, галицкий (западноукраинский) национализм на первом этапе своего существования (примерно до начала 1940-х годов) главного своего врага видел в Польше и поляках. А сичевые стрельцы из Украинской Галицкой армии в годы Гражданской войны на Украине одно время даже воевали в составе Добровольческой армии генерала Деникина. Поэтому русофобия — лишь одна, на данный момент, правда, наиболее осязаемая фобия украинского этнонационализма наряду с исторически укорененными и спящими до поры до времени видами фобий: полонофобией, семитофобией, мадьярофобией. Украинский национализм видит врагов по всему периметру границ соборной — в кавычках — Украины.

Пожалуй, главное впечатление от украинофильства, которое создает ознакомление со сборником «Украинский вопрос в русской патриотической мысли», заключается все же в другом. Корень украинофильства — в его крайнем провинциализме, точнее, деревенскости. Представляю, как забавно было читать Виссариону Белинскому, критику, популяризировавшему Александра Пушкина и открывшего России Федора Достоевского, безграмотные вирши кобзаря Шевченко. Возникшее как политический инструмент раскола Российской империи изнутри в рамках австро-немецкой и австро-польской партий (галицкая версия) и как общая мода на местечковость (на волне общеевропейского увлечения романтическим национализмом) в его малороссийской версии украинофильство поражало своей интеллектуальной и культурной убогостью. В самом деле, смешно сравнивать певцов немецкого или даже польского романтичного национализма, за которыми стояли века культурной работы и государственного строительства, с иконой украинского национализма Тарасом Шевченко. На мой взгляд, акцент на культурной и политической вторичности (или даже третичности) украинофильства — большая заслуга составителей сборника. Украинское национальное сознание так и не избавилось — и, вероятно, не в силах избавиться — от хуторского мышления. Поэтому культурные украинцы становились культурными русскими (то есть возвращались в единую русскую семью) либо становились поляками, если соображения культурной близости преобладали над фактором этнического единства.

Архетип украинского националиста

Читатель, впервые взявший в руки сборник об истории украинского вопроса, будет поражен. И вместо зомбированного своего (либо злокозненного русофоба — в зависимости от представления о сути украинства) он увидит дикаря, варвара. Не варвара Тацита в зените своей первобытной силы, а скорее хуторянина, обделенного доступом к материальным благам цивилизации и испытывающего жгучую ненависть ко всем, более него преуспевшим в получении земных благ. Украинский национализм — вовсе не бунт против русскости; в той же мере он бунт и против польскости. А бунт хуторянина против городской культуры и цивилизации. Архетип украинского националиста — резун-гайдамак или резун-бандеровец. Но корни того и другого лежат в политической и культурной порабощенности Юго-Западной Руси. Лишенный подлинной элиты (князья-рюриковичи, населявшие Западную и Юго-Западную Русь, сплошь окатоличились и ополячились), народ Малой Руси сражался против Речи Посполитой, имея в качестве вождей казацкую старшину, полюса которой — героизм и предательство, а часто то и другое вместе. Зато, попадая в разряд элиты подлинно имперской (будь то в Речи Посполитой или в Российской империи), малороссы становились подлинными строителями империи. Наверное, не случайно одним из самых выдающихся певцов империи в России был (наряду с Пушкиным) малоросс и потомок казацкого рода Гоголь.

В качестве небольшого замечания (или пожелания на будущее) хотел бы отметить слабую представленность в сборнике работ авторов малорусского и галицко-русского происхождения. Ибо именно они в силу лучшего знания предмета первыми начали культурную и политическую борьбу против хуторского по сути и разрушительного по последствиям украинофильства. Интересным поворотом темы могла бы стать реконструкция образа Тараса Бульбы в творчестве Николая Гоголя. Проследить трансформацию образа от вполне себе украинского, то есть хуторского, к русскому и имперскому — значит проследить культурную эволюцию самого Гоголя. Украинского — в кавычках — автора, переведенного на украинский язык только в 2005 году.