Трагедия 26 апреля 1986 года, произошедшая на Чернобыльской атомной станции, до сих пор вызывает и порождает массу слухов и разговоров. Сегодня исполняется ровно 30 лет с момента катастрофы – взрыва на 4 ядерном реакторе. Мы решили побеседовать с одним из участников ликвидации последствий на ЧАЭС, чтобы не только вспомнить и почтить память погибших в то злополучное время, но и разъяснить некоторые подробности процесса ликвидации. С нами согласился поговорить офицер Советской Армии, работавший там с мая 1986 года по январь 1987 года, Александр Швачка.
— Расскажите, пожалуйста, как именно Вы попали в зону ЧАЭС?
— Меня послали туда из военкомата. Мне пришла повестка на переподготовку, я тогда был в чине капитана. В ней было указано, какие вещи надо иметь при себе, однако место назначения – написано не было.
— То есть, Вы совершенно не знали, куда именно Вас направляют?
— Да. Это было в начале мая 1986 года.
— И каковы были ощущения, когда Вы поняли куда приехали?
— Да никаких. Если честно, то в то время мало кто знал, что в Чернобыле произошел взрыв. Когда нам сообщили, чем именно мы будем заниматься, то, естественно, волнения были. Но партия сказала «надо» – пионер ответил «есть».
— А где вы работали?
— На станции. Нас на работу возили КАМАЗами. После того, как они тоже начинали «светить», их отвозили на свалку.
— «Светить»?
— Это значит, что техника получила громадную дозу радиации, смертельную для людей.
— И чем именно Вы занимались?
— Я на машине со станции ЧАЭС возил на Буряковку (село в 50-км зоне — прим.) — на могильники — зараженные грузы. На Буряковке рылись котлованы, там песчаная почва, куда потом и скидывались радиационные предметы. Я машиной подъезжаю, сбрасываю и еду за новой порцией.
— Сколько примерно было котлованов?
— Если честно, то я не знаю. Помню, что на одной Буряковке их насчитывалось более 50. Потом стали рыть траншеи, соединявшие эти котлованы. В конце концов, там построили могильник, куда все и закопали.
— А как же радиация? Вы не боялись получить смертельную дозу облучения?
— С расположения на станцию нас возили на специальных автомобилях. Моя машина, на которой я работал, жутко «светила». Она всегда припаркована была у ЧАЭС. Там были специальные гаражи, где стояла техника, на которой работали люди. Я получал дозу облучения, только садясь в нее.
— Как же Вы определяли, какая именно доза была смертельной?
— Обычно смена заканчивалась после того, как ее участники набирали 25 рентген.
— В смысле, 25 рентген? Как это?
— Я выезжаю на работу, на смену, получаю дозу облучения, эта доза не должна была превышать 25 рентген. То есть, как только мы набрали нужное количество – то могли ехать домой.
— Получается, вы въезжали «чистыми» в зону ЧАЭС, где продолжали работать до той поры, пока не набрали установленного количества рентген?
— У нас были свои блокнотики, и когда мы выезжали на работу, нам давали накопители. Накопители были в виде обычного стержня, они фиксировали, какую дозу облучения я получил. Все «карандаши» были пронумерованы. Сначала давали со шкалой, потом давали уже без шкалы.
— Без шкалы?
— Раньше было так: накопитель – он как карандаш со шкалой, смотришь и видишь, какую дозу ты схватил, в блокнотик записал, потом уже в расположении сам посчитал, сколько рентген тебе сегодня перепало.
Впоследствии, в конце 1986 года, нам раздали новые приборы. На самом накопителе не было никаких отметок, мы не знали, сколько именно рентген мы получили.
— Получается, пока Вы работали в зоне, то даже не подозревали, насколько серьезна полученная Вами доза радиации?
— Да, до этого мы сами видели. В 87-м даже формы накопителей были разным: квадратики, ручки, а не только в форме стержня.
Происходило это так: перед тем, как ехать на работу, нам выдавали пронумерованные накопители, записывая фамилию. Приезжаем обратно в расположение, отдаем «карандаши» военным ученым — офицерам. В иерархии они стояли выше, нежели обычные офицеры или рядовые. Именно ученые снимали показания с накопителей. В это время мы обычно стояли в соседней комнате и ждали результатов. Когда показания были сняты, к нам выходили и говорили – накопитель №3/18/85, фамилия Иванов/Сидоров сегодня получил такую-то дозу облучения.
— А ведь на станции радиационный фон был такой, что многие люди, проработавшие там более месяца или двух, потом скоропостижно умирали от облучения или же проводили большую часть жизни в больницах. Вам выдавали какие-то противорадиационные костюмы?
— Какие костюмы? Нет, у тех, кто непосредственно уже после тушения ЧАЭС работал на станции – да, были. А у нас? Мы приезжали на работу в обычной повседневной одежде, на которую крепился накопитель РАД. В идеале – у нас каждый день после смены должны были забирать зараженную одежду и выдавать новую. Однако такого не было.
— То есть, вас не переодевали и не обеззараживали одежду?
— Нет. У меня свитер около 30 рентген «светил». Я его выкинул.
— А с чем была связана такая безалаберность?
— Без понятия. Наверное, у руководства были другие проблемы. Несмотря на это, я могу честно и откровенно заявить, что из моей группы – никто не заболел лучевой болезнью. Мы просто сами принимали меры по дезинфекции, а персонал столовой, те, кто не выезжал из расположения – всегда давали нам кисломолочку на завтрак, обед и ужин.
— Когда именно Вы закончили свою работу на ЧАЭС?
— Уезжал, когда начали выпиливать сосны, они желтые стояли от радиации. Это был январь 87 года.
— То есть, получается, Вы проработали более полугода в высоком радиационном фоне?
— Да. 9 месяцев. Более того, после того как эвакуировали близлежащие к ЧАЭС районы, многие колхозы в 50-км зоне работали. И люди жили.
— Вы больше никогда не возвращались в те места?
— Нет, да и не хотелось. Страшно было, но хочешь/не хочешь работать приходилось, тем более ты прекрасно понимал, что именно делаешь. Ведь не кинешь же кусок Родины зараженной радиацией? А вдруг она распространится? Что будут делать люди? Мы просто пытались исправить те ошибки, которые натворили другие.
— Как Вы сейчас относитесь к решению правительства Украины, решившему урезать пенсии чернобыльцам?
— Да как я могу к нему относиться, когда я более 2 лет уже живу в ДНР? Нас Украина и так давно лишила и пенсий, и соцпомощи. Одним больше, одним меньше. Надеюсь, что правительство ДНР в скором времени озаботится этим вопросом.
— И напоследок. Не могу не задать вопрос: Видели ли Вы мутантов? Данная тематика довольно часто интересует тех людей, которые привыкли видеть в катастрофе ЧАЭС компьютерную игру S.T.A.L.K.E.R..
— Я не встречал. Может быть и были, но только после моего отъезда. Мне в 90-х годах звонил знакомый, которые после развала СССР вернулся в поселок в зоне, рассказывал, что у него собака с пятью ногами. Может врал, а может и нет. Те дозы радиации, которые получила там природа, вполне могли привести к мутациям у животных или растений.
Беседовала Юлия Гаврильчук.
Нет Комментариев