Тут, конечно же, одни эмоции непонимания, обиды от несправедливости и, в конце концов, ненависть родилась от смеси того и другого. У меня родилась именно ненависть.
Вначале промелькнули вопросы: «За что?!», «Почему?», «Кому выгодно?», «И что Эрдоган, он думает, мы стерпим?», «Думает, ответа не будем?», «Думает, замнем обиду?».
А потом я стал искать объяснения. И пришел к выводу, что его кто-то попросил.
Попросил сбить российский Су-24. Чтобы сбить с нас спесь и унизить. Он и сбил.
Потому что попросил кто-то, от кого он зависит, Эрдоган, кто-то могущественный попросил.
Есть такие предложения, исходящие от больших сил, от которых нельзя отказаться, вот Эрдогану такое предложение и преподнесли. Есть две силы, откуда могло исходить предложение, и могущественные обе, хотя и по-разному могущественные, — это США и «халифат». США могущественны железными и электронными болванками, могущими летать в воздухе над Турцией в Сирию и вообще-то куда угодно.
А «халифат», он же ДАИШ (арабская аббревиатура ИГИЛ, организация, запрещенная в России), могущественен, поскольку над ним, так же как и над Эрдоганом, висит великий вождь всех мусульман — Аллах.
И «халифат» сейчас, как никто из мусульманских государств, близок к Аллаху. ДАИШ чувствует себя любимцем, самым любимым Аллахом из мусульман. И «халифат» еще государство-единоверец для Эрдогана. Эрдоган последние годы только и говорит о «политическом исламе» и о том, что его Партия справедливости — консервативная Исламская партия.
Идеологически Эрдоган — родственник «халифата», близкий, ей-богу, если не ближайший. Так что Эрдоган сделал то, что он сделал, и кто бы его конкретно ни попросил, ВЫГОДНА смерть нашего летчика подполковника и нашего морского пехотинца ОБЕИМ силам — и США, и ДАИШ.
Эрдоган — существо мрачное, нарочито грубоватое, он такой мачо-янычар, во всяком случае он хочет выглядеть мачо-янычаром. Он издает резкие и хриплые звуки, и многим туркам, я предполагаю, агрессивность Эрдогана нравится. Он напоминает им жестокую турецкую Историю. И пугает их, и вдохновляет.
Но у нас самих была жестокая История, и пугать нас бесполезно. Нам — нисколько не нравится.
Под защитой своего сюзерена, США — а она уже несколько десятилетий под защитой США — Турция постепенно потеряла всякий страх и всякую осторожность, зато нагуляла наглость, потому ее президент так бодро и нагло лезет на рожон.
Ведь Старший брат США стоит сзади и грозится, а он же могучий железно-электронными болванками.
Теперь нам предлагают забрать поруганное тело нашего подполковника Пешкова, буквально суют нам тело. Наиздевались над ним, как мы знаем сейчас, никакие не туркоманы, а самые настоящие турецкие военные из той же породы, что и те, кого мы привыкли побеждать с XVI века.
И нагло теперь протягивают нам его тело, надеясь, что наше согласие взять растерзанного нашего летчика унизит нас. На мой взгляд, они достигли всей глубины морального падения уже.
Что-то разнузданно бормочут о православном обряде, по которому они нашего лётчика что сделали?
В гроб, что ли, положили, собрав истерзанные останки?
Я не понял, что они сделали по православному обряду.
Катапультирующегося с парашютом подполковника в воздухе расстреляли, а потом на земле дьявольски издевались над трупом, и теперь вот так, как простого солдата с войны, пытаются отдать нам.
Но он не просто солдат — Пешков мученик.
Убийц его и не предлагают выдать.
Ну, повесьте его убийц сами, в своем Стамбуле! Повесьте!
Или передайте в клетках, мы их осудим у нас.
Ничего подобного они не предлагают.
Раз так, значит: не забудем, не простим!
Дед Джо поднял бы трубочку и проговорил «Здравствуй, Лаврентий. Лаврентий, сколько у нас по стране турецких подданных ошивается? Вот тебе сутки на пересчёт их по головам. А потом, Лаврентий, тебе ещё сутки на перемещение их из точки А (РФ) в точку Бэ (Турция). Пусть с собой берут только что можно в руках унести. Компенсаций не предлагать. Компенсации на границе упали и сгорели. Компенсации на парашютах расстреляны. Компенсации по пустыне с калашами и рпг бегают, аллах акбар кричат и ручкой «волка» показывают. Так скажи, Лаврентий. До свидания Лаврентий»
И этот разговор турецким упырям был бы близок и понятен и приятен