Эксклюзивное интервью с заместителем председателя Госдумы по международным делам Андреем Климовым о вмешательстве в дела России, о провоцировании событий страшнее «болотных протестов» и атаке на одну из главных основ — Русскую Православную Церковь

Свою работу продолжает временная комиссия по защите суверенитета России и предотвращению вмешательства во внутренние дела страны. Как пояснил ранее ее глава, заместитель председателя Госдумы по международным делам Андрей Климов, комиссия выделила приоритетные направления вмешательства, включая поддержку НКО и ряда СМИ, внедрение своих идей через вузы, стимулирование протестных акций и разжигание межэтнических противоречий. Отдельным пунктом выделили дискредитацию Русской Православной Церкви.

Подробнее о работе и планах комиссии Андрей Климов рассказал в эксклюзивном интервью Царьграду. Он также рассказал о том, как стоит беседовать с молодежью в условиях информационной войны, что опаснее «болотных протестов» и возможна ли в современных условиях «горячая» война.

— Андрей Аркадьевич, комиссия выделила девять приоритетных направлений вмешательства извне в дела России. В свою очередь, какие приоритетные направления обозначила для себя комиссия для противодействия?

— В России скоро начнется выборная кампания. Это не только единый день голосования 10 сентября, но и президентские выборы 2018 года. И в этом отношении было бы крайне странно не выделить в качестве отдельной темы возможное вмешательство в наши выборы.

Мы исследуем наше выборное законодательство на предмет его устойчивости к вмешательству извне, будем внимательно следить за теми методами, при помощи которых могут совершаться попытки этого вмешательства. Если будет необходимо, мы не только обратимся к нашим правоохранительным структурам или спецслужбам, но и внесем поправки в российское законодательство. Опять же, только если увидим необходимость и правовую перспективность этих поправок.

Так что наша реакция последует обязательно. И, я надеюсь, она будет эффективной в этой части.

Но и другие направления не собираемся упускать из виду. Здесь очень важно правильно ранжировать риски. Конечно, нас по-прежнему беспокоят попытки использовать некоммерческие организации для продвижения чужих идей, использование средств массовой информации для попыток дестабилизации внутри страны и попыток «оседлать» так называемый социальный протест.

Все это — зона нашего особого внимания. Но главной темой в ближайшие месяцы, думаю, будет избирательная кампания конца 2017 — начала 2018 года.

Американцы понимают, что сейчас «горячая» война с Россией невозможна

— Многих заинтересовало ваше недавнее заявление о том, что может наступить очередное 22 июня. Сейчас в условиях, когда основная война — информационная, «горячая» ведется, как правило, на третьих спорных территориях (скажем, явно не на территории США). Возникает вопрос: возможно ли в современности 22 июня как «горячая» война?

— Как «горячая» война на данном этапе развития, на мой взгляд, она невозможна. И американцы это понимают. Кстати, они это откровенно описывают в своих официальных документах.

Она невозможна до тех пор, пока мы имеем достаточный оборонный потенциал. Не вообще, а только до той поры, пока американцы знают: мы можем ответить на любую агрессию с любой стороны, да так, что мало не покажется. И, по мнению американской военной разведки, в ближайшие десять лет Россия сохранит такой потенциал сокрушающего ответа, что будет сдерживающим фактором.

Что дальше? Они считают, что дальше они смогут ослабить нас разными способами. И именно поэтому американский Комитет начальников штабов буквально на днях говорил о том, что, поскольку прямого вооруженного столкновения с Россией быть не может (это было бы для них самоубийством), они будут действовать другими методами. В том числе оказывать нам противодействие в киберпространстве через площадки информационных войн.

Но они всего не договаривают. Мы же понимаем, что не только там. Это похоже на сообщающиеся сосуды: если где-то давление высокое, ему противодействовать невозможно, то начинают со слабых звеньев. Вода протекает под давлением и разрушает структуры. И с их точки зрения, слабые звенья — это как раз наше, как им кажется, недостаточное сопротивление на невоенных направлениях.

У нас в армии есть ракетно-ядерный щит, у нас есть в армии высококвалифицированный спецназ. Но есть ли у нас подобные возможности в невоенной сфере? К сожалению, я не готов сегодня говорить утвердительно. Когда я говорил про 22 июня, я имел в виду, конечно, не 22 июня в смысле «горячей» войны, а 22 июня в смысле «гибридной» войны. Такая война уже идет. И, увы, там мы не так сильны, как хотелось бы.

Мне бы хотелось, чтобы мы были максимально защищены от агрессии с любой стороны, с любого направления, как мы сегодня защищены от агрессии в военной сфере. И для этого многое предстоит сделать, в том числе нашей комиссии. Мы именно защищаем наш суверенитет, мы никому не угрожаем. Наш суверенитет. И по возможности мы должны предотвратить на дальних подступах их попытки войти в нашу внутреннюю жизнь и через нее достичь своих целей. Этим мы тоже занимаемся.

Дело не в Болотной площади. Дело в программировании

— Перейдем к теме внутренней оппозиции, которая не спит. Можно ли сказать, что нас в России ждет что-то более страшное, чем Болотная?

— Вы знаете, я не могу сказать, что Болотная была чем-то очень страшным. Не думаю, что это был совсем уж кошмар. Действительно, это были выступления, от которых москвичи отвыкли. Но никто не отменял действие российской конституции. И если люди в рамках конституции желают себя проявить, это не является само по себе противозаконным, у нас нет цензуры в стране. Вообще я считаю, что мы более демократическое государство, чем, например, те же Соединенные Штаты Америки, по многим причинам. Но это моя личная точка зрения.

Дело в том, что люди, которые работают против нас, ищут наши слабые звенья. И необязательно это будет сделано в форме Болотных площадей. Это совершенно необязательно. Это может быть сделано и в других формах. Сегодня мы понимаем, что разного рода сетевые методы воздействия на публику достаточно эффективны. Разного рода флешмобы, возможности координировать действия толпы через современные информационные технологии. Для этого нет необходимости даже пользоваться непосредственно интернетом, можно создать сеть на пустом месте, и она будет функционировать среди людей, у которых есть современные гаджеты.

Есть и другие способы. Допустим, очень эффективный способ оболванивания людей, их зомбирования — это современные электронные игры. Люди, которые играют в них, не дают себе отчета в том, что они фактически находятся в прямой связи в реальном времени с теми, кто запрограммировал эту игру. То есть они-то играют понарошку, а с ними могут играть всерьез. И неслучайно возникают случаи, когда, допустим, сын убивает кого-то из своих родителей просто потому, что тот попался под руку в момент игры. Это, конечно, из ряда вон выходящие случаи, но это доказывает, сколь сильными могут быть внушения через игру.

У нас есть люди, погруженные в эти игры настолько, что они уже думают не о служебном росте, не о заработке для своей семьи, не о познании мира, не о том, чтобы провести время с друзьями. Они думают только о том, как заработать очки в некой игре. И опять-таки, а с кем они играют? Они же играют на самом деле не с теми картинками, которые на экране, и не с теми звуками, которые проходят им в мозг через наушники. Они играют с людьми, которые составили эту программу. И для современных психологов нет большого труда воздействовать на человека, который уже погружен в этот мир. Для него этот мир стал реальностью, он видит в этих очках некое пространство, он слышит звуки, которые очень трудно уже отделить от звуков реальных, а сейчас еще и дополнительные методы воздействия есть.

Такой зомби может многое сделать. И эта «ловля покемонов» — она не настолько безвредна, как это может показаться на первый взгляд.

Еще раз повторю: необязательно, что угрозу будет представлять выход какого-то количества людей на какую-то площадь. Современные методы, увы, сложнее и опаснее. Они позволяют достичь нужного нашим оппонентам явления другими способами.

И в этом смысле я говорил про 22 июня. Я говорил о том, что нельзя допустить внезапную атаку. Тогда, помните, было совершено вероломное нападение, без объявления войны. Нам никакой войны никто специально объявлять не будет. Все уже сказано. Разработки идут. Люди трудятся. Все эти платформы, которые нам предлагают во вкусных обертках, необязательно безвредны.

На это нужно обратить внимание. Надо быть либо очень наивным человеком, либо человеком, который уже работает на ту сторону, чтобы отрицать очевидное. И это, естественно, не попытка найти черную кошку в темной комнате, а это попытка реального трезвого анализа ситуации. И здесь, конечно, мало иметь армию и флот, надо еще бдительность проявлять. Разумную, конечно.

С молодежью надо поговорить по душам

— Не могу не задать вопрос: получается, мы можем просто потерять целое поколение детей, если ничего не предпримем? Сейчас, наконец-то, вспомнили про детей — на том этапе, когда они вышли 26 марта. Вдруг увидели, что они есть и какие-то они другие, чем мы представляли…

— Те, кто вышел, это не совсем дети. Это подростки. Кстати, вы знаете, я с ними говорил, у себя на родине встречался, в школах, в вузах, с первокурсниками и старшеклассниками. И я обратил внимание на то, что если с ними начинаешь доверительный нормальный разговор, то минут через 30-40 они уже тебя слышат. И знаете, как пелена спадает, — они сами начинают высказываться, причем достаточно негативно по поводу людей, которые вовлекали их в эти истории.

То есть пока эти чары недолговечны. Но с нашей молодежью надо разговаривать и надо разговаривать не свысока, не цитатами, не апелляцией к неким высоким авторитетам, а как раньше говорили — по душам.

Есть пропаганда, а есть агитация. С пропагандой у нас все более или менее нормально. Но полагать, что через телевизор можно изменить точку зрения поколения, особенно нового, — это заблуждение. Через телевизор, конечно, многое можно сделать, но далеко не все. И никто никогда не заменит прямого человеческого общения между людьми.

Я считаю, что у нас достаточно сил и средств сделать так, чтобы люди разумные, с жизненным опытом, умеющие разговаривать по душам с представителями разных поколений, в том числе и с молодежью, не цитатами, не окриками, должны идти в народ. Не только повторять через телевизор, через газету, через Сеть, но разговаривать с людьми. Пусть этих людей будет немного, но это надо обязательно делать. И делать доказательно, нехалтурно, не для галочки. Вот тогда у нас все получится.

атака на РПЦ
Фото: www.globallookpress.com

Атака на Русскую Православную Церковь, чтобы выбить одну из главных основ

— Среди пунктов, которые комиссия обозначила как акты вмешательства извне, есть «дискредитация Русской Православной Церкви». Могли бы вы чуть подробнее рассказать об этом?

— Да, конечно. Этот пункт относительно новый, хотя само явление — нет. Речь не о том, что у нас в стране есть атеисты, которые позволяют себе насмехаться надо всем, включая Господа и тех людей, которые в Него верят…

Речь о том, что за рубежом пользуются возможностью «оседлать» волну дискредитации нашей Русской Православной Церкви. С одной стороны, усилить межконфессиональную рознь, а с другой стороны, попытаться выбить одну из основ Руси, России.

Ведь не секрет, что все-таки три четверти населения нашей страны, наших граждан — это люди, так или иначе ориентирующиеся на ценности православия. Они связывают свою жизнь с православием. Кто-то делает это осмысленно, кто-то — по традиции, кто-то — интуитивно. Три четверти. И там не могут этого не осознавать.

В центре активных операций ЦРУ против России работает до 900 человек. Это огромная сила. Количество российских субъектов Федерации — 85, количество политических партий — это семь десятков. То есть семь десятков плюс 85 и плюс еще традиционные конфессии, и у вас получится сумма людей и организаций в разы меньше, чем у них.

Это не агенты, которые в полях. Это люди, которые планируют и разрабатывают только активные операции, помимо всего остального. И, конечно, в этих условиях они стремятся воздействовать на наиболее чувствительные зоны. Они пытаются разрушить то, на чем основано государство Российское.

Наша Православная Церковь имеет такую долгую историю, что она научилась себя спасать и возрождаться каждый раз все сильнее и сильнее, проявлять себя в нашем обществе. Все-таки тысяча лет — это много. Не каждая может похвастаться такими результатами. И мы эту эстафету Третьего Рима, мне кажется, достойно несем.

Но люди, которые профессионально занимаются дискредитацией Русской Православной Церкви, — не граждане России и уж точно не православные верующие. Даже не российские атеисты. Это делают из других центров, кстати, не только из Вашингтона. Вербовкой, в том числе православных, занимаются и представители запрещенной в России группировки ИГИЛ. Это тоже не секрет. И мы, увы, знаем случаи, когда люди, раньше носившие крест на шее, вдруг переходят туда, в число фанатиков, религиозных экстремистов, которые именуют себя исламистами.

И эта метаморфоза происходит на глазах. За счет чего она в том числе происходит? А за счет того, что кто-то пытается дискредитировать нашу традиционную религию, Русскую Православную Церковь. А дискредитировав ее, они получают дополнительные человеческие ресурсы для своих непотребных акций.

Так что здесь дело не столько в религии, сколько в том, что именно Русская Православная Церковь является одной из основ, которая позволяет укреплять и поддерживать наш суверенитет. Неслучайно атака идет туда. И в этом смысле мы должны защитить ее, как и любой другой наш институт, который находится на территории России.

Так что мы будем продолжать эту работу. И я очень рассчитываю на конструктивное взаимодействие с верующими, с представителями Русской Православной Церкви. Здесь дело даже не столько богословского, философского порядка. Здесь речь о предотвращении вмешательства в наши внутренние дела извне, в том числе через эти действия.