Создание «преемницы Украины» только кажется странной причудой. У этого проекта много способов применения.

Восемнадцатого июля в Донецке было объявлено о создании нового государства Малороссия, которое позиционируется как преемник Украины, названной в опубликованной политической декларации failed state. В планах – проведение референдума о принятии новой конституции и, что логично, формирование новой властной конфигурации. Что все это значит для ДНР/ЛНР и как происходящее отразится на минском процессе мирного урегулирования?

Что это было?

Если обобщать представленную информацию, то формально все выглядит следующим образом. Представители девятнадцати регионов Украины плюс ДНР и ЛНР собрались и одобрили два документа. Первый – политическая декларация, где говорится о несостоятельности Украины как государства, второй – конституционный акт. Декларацию зачитал лидер ДНР Александр Захарченко, а акт – и.о. заместителя председателя совета министров ДНР Александр Тимофеев. Таким образом, имело место что-то вроде учредительного собрания – это то, как происходящее преподносится общественности.

В конституционном ⁠акте говорится об ⁠учреждении нового государства, которое является правопреемником ⁠«Украины», которая ⁠всякий раз указывается в кавычках. Все это означает, что вслед за ⁠конституционным актом должна быть разработана конституция. ⁠Ее первоначальный вариант будет принят конституционным собранием, а затем – вероятно, ⁠после правки – проект будет вынесен на референдум. «Этому будет предшествовать широкая общественная дискуссия как на региональном, так и на федеральном уровне», – говорится в конституционном акте. Про государственное устройство пока лишь известно, что Малороссия будет федерацией, включающей в себя регионы с широкой автономией.

В таком виде и сформулирован новый «продукт», направленный прежде всего против легитимности украинской власти, но одновременно создающий и задел для возможного (но не обязательного) ребрендинга территории, подконтрольной пророссийским силам. Ребрендинг в такой ситуации будет означать новое «государственное устройство», выборы и новую власть, выстроенную не под временный период «торга» (как это было в 2014 году), а под долгосрочное замораживание российского косвенного присутствия в Донбассе.

Две программы устрашения

Весьма информированный и вездесущий Алексей Венедиктов в своем телеграм-канале все объяснил так: «[Владислав] Сурков [помощник президента, курирующий Украину], исчезнувший не только из информационного, но и властного поля, предложил забавную концепцию – объявить всю Украину несостоявшимся государством и перезапустить проект вассального образования как будущей части России. Малороссия – это часть Российской империи. То есть идти не по крымскому или абхазскому, а по южноосетинскому сценарию с последующим объединением. А сейчас сделать типа ГДР/ФРГ. Ну чтоб Путин одобрил. А Минские соглашения побоку. И действительно, какие-то соглашения… Очевидно, что Кремль одобрил». Иными словами, Венедиктов полагает, что конечная цель проекта – присоединение Малороссии к России, хотя это в большей степени похоже именно на крымский, а не южноосетинский вариант.

Но если посмотреть на все это реалистично, то в нынешней ситуации можно говорить о появлении нового проекта, у которого будет программа-максимум (нереалистичная и устрашающая) и программа-минимум (рабочий вариант).

Программа-минимум предусматривает реализацию линии на повышение ставок в преддверии нового витка дипломатического торга с Западом по украинскому кризису. В связи с этим нет ничего удивительного в том, что источники Кремля, очевидно представляющие интересы Суркова, сразу же от инициативы ДНР/ЛНР отказались. Но это не означает, что инициатива исходит снизу: речь идет о продолжении игры в рамках логики «Москва не контролирует Донбасс, но может оказывать на него ограниченное влияние». Если захочет.

Проект Малороссии – это новое позиционирование проблемы в преддверии дипломатической активизации Запада. Причем эта активизация явно не вызывает большого вдохновения в Кремле. В США новым спецпредставителем по Украине стал Курт Волкер, крайне жестко настроенный в отношении России дипломат, близкий к сенатору Маккейну – символу антироссийской политики Вашингтона. Дмитрий Киселев уже проехался по нему привычным информационным катком. Первым делом Волкер направился в Киев, где провел сразу несколько дней, что явно должно было заставить Москву нервничать и пристально следить за развитием ситуации.

Инициативы Франции, к которым Москва отнеслась с большой осторожностью, пока тоже вызывают скорее опасения, чем надежду. Эммануэль Макрон после недавней встречи с Петром Порошенко предложил, прежде чем бороться за выход из тупика Минских соглашений, договориться о базовых «предварительных условиях». И эти условия в глазах Москвы тоже выглядят ну очень неприятно. Речь идет о таких вопросах, как контроль над границей, присутствие военных советников из России в Донбассе, обмен политическими заложниками и т.д. Кроме того, активность Макрона потенциально создает угрозу удержанию Москвой своей инициативы в украинском кризисе.

Программа-максимум в такой ситуации должна стать главной «страшилкой» и для Киева, и для Запада: в случае деградации переговорной ситуации для Москвы Кремль может закрыть глаза (а на деле всячески поощрять) на «становление нового молодого государства», рождающегося на руинах Украины. В таком случае, а это весьма радикальный сценарий, ЛНР/ДНР ждет глубокое кадровое и институциональное обновление, призванное создать более прочные управленческие основы для контроля над территорией на десятилетия вперед. Ведь нынешняя конструкция создавалась все-таки как временная.

После Нормандии и Минска

Надо понимать, что это государственное строительство имеет значение прежде всего в контексте общих перспектив урегулирования украинского кризиса. Во-первых, все участники процесса мирного урегулирования сходятся во мнении, что Минские соглашения не работают. Но если еще полгода назад к этому добавляли принципиально значимую оговорку «но им нет альтернативы», то сейчас она звучит уже иначе – «но слишком долго это продолжаться не может». Впервые после Минска-2 складывается понимание конечности подписанных соглашений и вероятности начала работы над альтернативным проектом мирного урегулирования. И даже когда Макрон однозначно заявляет, что Париж будет действовать в рамках Минских соглашений, означает это только одно: попытку дать минскому процессу последний шанс. Причем этот шанс будет иметь жесткое временное ограничение – шесть месяцев.

Это означает, что Москва должна заранее готовиться к тому, что выстроенная и очень удобная система замораживания ситуации может поплыть, а ей на смену придет в лучшем случае (с точки зрения Кремля) хаотизация кризиса, а в худшем – проект альтернативного урегулирования, продвигаемого, например, Парижем, в котором Россия уже будет не арбитром, а агрессором.

Во-вторых, возрастает неопределенность судьбы не только Минских соглашений, но и нормандского формата, который в случае пробуксовки переговоров может переформатироваться в гораздо менее комфортную для России площадку.

В-третьих, Петр Порошенко с учетом смены лидеров Франции и США пытается отыграть по максимуму открывшееся перед ним окно возможностей. Более частые и дружелюбные контакты, выраженная солидарность в конфликте с Киевом – все это позволяет президенту Украины поднимать ставки, чего Москва не хочет оставлять без ответа. Сильнейшее неприятие Кремля вызвало обсуждение на Украине законопроекта о реинтеграции Донбасса, где ЛНР и ДНР названы территориями, оккупированными Россией. Ни Париж, ни Вашингтон не в восторге от этой инициативы, способной затруднить диалог с Москвой. Однако и в Кремле прекрасно понимают, что как вариант «на самый крайний случай» этот законопроект будет присутствовать в повестке дня и никуда теперь не исчезнет.

В-четвертых, игру на повышение ставок вынужден начинать и Кремль, чему проект «Малороссия» в полной степени отвечает. Он становится весьма предсказуемым отражением опасений Москвы утратить инициативу в ситуации растущей неопределенности.

Все это, вместе взятое, создает больше условий для постепенного прихода сторон к пониманию того, что Минским соглашениям нужна замена. Произойдет это не сразу, но в относительно краткосрочной перспективе. Причем для России это не самый выгодный (а точнее, совсем невыгодный) вариант развития событий, но, вероятно, все более неизбежный. В ближайшее время Западу будет продан сюжет об обострении ситуации в Донбассе, ухудшении условий для выстраивания диалога между Киевом и ДНР/ЛНР (притом что полноценного диалога не было) из-за неконструктивной позиции первого, а также о критично тяжелом положении на востоке Украины, которое требует незамедлительных мер по предотвращению гуманитарной катастрофы.

В такой ситуации проект «Малороссия» будет позиционироваться как жест отчаяния Донбасса, вынужденного выживать в жутких условиях. Москва, конечно, проект не поддержит, но будет публично относиться к нему с пониманием. На практике же все это обернется декоративной подготовкой некоего проекта новой конституции, конституционного собрания, что должно на предварительном этапе создавать более противоречивый фон вокруг диалога по украинскому кризису. Получается, что в преддверии нового витка большого торга по Украине в Донбассе ситуация сознательно радикализируется, а Москва получает шанс дистанцироваться от пророссийских сил, проявив конструктивность. Так это уже было в мае 2014 года, когда Путин попросил ДНР и ЛНР перенести референдум об отделении. Сами проблему создали, сами же ее и решили. И чем больше будет «активничать» Запад, тем больше государственнических идей будет рождаться в головах донбасских правителей.

 

Татьяна Становая