Как могло случиться, что такая мощная военная сила как Рабоче-Крестьянская Красная Армия не только не смогла сдержать наступление противника, но в короткие строки оставила Прибалтику, Белоруссию, Украину, Крым, позволила окружить Ленинград и вплотную подойти к Москве
22 июня 1941 года. Сама эта дата не требует никаких пояснений. В ней, как в капле, отразился весь океан народного горя, народного страдания, народного Подвига, народной Жертвы.
Но помня об этой священной жертве, мы не можем не задаться вопросом: как могло случиться, что такая мощная военная сила как Рабоче-Крестьянская Красная Армия (РККА) не только не смогла сдержать наступление противника, но в короткие строки оставила Прибалтику, Белоруссию, Украину, Крым, позволила окружить Ленинград и вплотную подойти к Москве?
Традиционные объяснения о «внезапности нападения», численном превосходстве германской армии, «отсталости» советской военной техники и авиации, не выдерживают никакой критики и не соответствуют историческим фактам.
Гораздо важнее была идеологическая и организационная слабость РККА. Изначально советское политическое руководство ставило перед армией задачу ведения не отечественной, а революционной войны. Сталинская военная концепция вплоть до 3 июля 1941 года строилась на том, что в случае агрессии против СССР ему на помощь должен был прийти пролетариат стран-агрессоров. Хотя советское руководство и говорило с началом войны об её отечественном характере, оно под этим словом понимало совсем не то, что мы сегодня.
В Директиве ГУПП РККА предписывалось: «Глубоко разъяснить всему личному составу вероломный разбойничий характер войны со стороны Германии, показать, что нападение фашистов — это иноземное нашествие, против которого, как и в 1918 году, на Отечественную войну поднялся весь советский народ». Но, как известно, никакой «отечественной» войны в 1918 году не было: в том году началась развязанная большевиками братоубийственная Гражданская война. Значит, советские агитаторы имели ввиду не Россию-Отечество, а «Отечество рабочих и крестьян», то есть то, о чем говорил Сталин в 1931 году: «В прошлом (то есть до революции — П.М.) у нас не было и не могло быть отечества. Но теперь, когда мы свергли капитализм, а власть у нас, у народа, у нас есть отечество и мы будем отстаивать его независимость».
То есть Отечество Александра Невского, Димитрия Донского, Сергия Радонежского, Петра Великого, Потёмкина, Суворова, Пушкина, Серафима Саровского, Менделеева, Пирогова, Александра III, Николая II — не было отечеством Сталина.
Заключив пакт с Германией, Сталин был убеждён в том, что фюрер и германская политико-промышленная верхушка крайне заинтересованы в поддержании добрых отношений с СССР по политическим и экономическим причинам, а потому в ближайшие несколько лет Гитлер не нападет на СССР. Сам вождь собирался строить с Германией отношения «всерьёз и надолго».
В самом преддверии войны советское руководство сделало несколько заявлений, которые оказали самое вредное воздействие на внутреннюю обстановку в стране и армии. 5 мая 1941 года, выступая перед выпускниками военных академий, Сталин сказал, что «с точки зрения военной в германской армии ничего особенного нет, в германской армии появилось хвастовство, самодовольство, зазнайство, военная мысль Германии не идёт вперёд, военная техника отстает от нашей». 14 июня 1941 года ТАСС заявил, что войны с Германией не будет.
Поэтому нападение Гитлера на СССР стало для многих советских граждан полной неожиданностью. Но ещё страшнее, что это нападение психологически стало совершенно неожиданным для Красной Армии. Начальник штаба Верховного командования сухопутных сил Германии (ОКH) генерал-полковник Ф. Гальдер писал в дневнике 22 июня 1941 года: «Наступление наших войск, по-видимому, явилось для противника на всем фронте полной тактической внезапностью. […] Части были в казарменном положении, самолеты стояли на аэродромах, покрытые брезентом».
21 июня 1941 года советское правительство в очередной раз попыталось добиться диалога с германским руководством. Примечательно, что при этом никаких серьёзных приготовлений к отражению неизбежного удара с советской стороны не предпринималось.
Только когда стало окончательно ясно, что нацисты не пойдут ни на какие переговоры, Тимошенко и Жуков в ночь с 21 на 22 июня отдали шифрованный приказ привести войска на западной границе в боевую готовность. Это была так называемая Директива № 1. Директива при этом четко не указывала на необходимость уничтожения германских войск в случае их вторжения на территорию СССР. Авиация получила приказ при нападении в бой не ввязываться, до открытия огня самолётами противника огня ответного не открывать.
Таким образом, подводя итоги предвоенной политики советского руководства, можно утверждать, что Красная Армия была не готова к нападению ни психологически, ни организационно; политическое руководство страны до конца не было уверено в неизбежности самого факта войны с Германией.
Нельзя не согласиться с доктором исторических наук В.К. Волковым, который писал: «Цена политико-стратегического просчёта Сталина оказалась фантастически высока. Искусство руководить — это прежде всего искусство предвидеть. Однако прогнозистом Сталин не был!»
Разразившаяся катастрофа 22 июня 1941 года была личной катастрофой Сталина как политика. Он не знал точного положения дел на фронте, более того, до конца не мог решить для себя вопроса, не является ли это все же провокацией? Не случайно разрешение переходить государственную границу и не считаться с ней, Сталин позволил лишь вечером 22 июня. О чём в таком состоянии Сталин мог говорить с народом? Одиннадцать дней вождь приходил в себя. Это не было проявлением трусости, это было полным непониманием, что делать?..
Но на рассвете 22 июня 1941 года большая часть огромной страны ничего об этом не знала. Оставались считанные минуты до того момента, когда от Полярного края до Чёрного моря на нее обрушится огненный смерч и начнется Война. Война, с которой не вернутся миллионы наших дедов и отцов.
Вечная им память!
Нет Комментариев