Между новой и старой элитами, а соответственно их последователями возник всё увеличивающийся культурный и идеологический раскол. Старая элита была более или менее укоренена в традиционных социальных институтах, которые оба служили ее материальным интересам и отражали ее формулы и ценности. Новая элита поражена вирусом глобализма и номадизма.
Великое предательство: Почему американский правящий класс предал свою расу и цивилизацию
Отказавшись от марксизма в 1930-х, Бернхем сформулировал свою теорию революции управляющих как альтернативу марксистским претензиям на то, что «капиталистический» правящий класс удерживает власть в США и со временем будет сменён путём пролетарской революции по канонам Маркса. И хотя Бернхем соглашался с марксистами в плане того, что традиционный капитализм и его элиты медленно умирают и уже на грани социальной революции, он отвергал предположения о том, что это самое общество будущего будет эгалитарным социализмом марксистов. Вместо этого, как он заявлял, капиталистическая элита будет заменена другой элитой, которую можно будет назвать «классом управляющих».
«Управляющий», в понимании Бернхема, это непросто тот, кто занимается управлением института от имени его владельцев, а именно в этом смысле слово используется в современности(вроде менеджера в сетевом ресторане), а также не тот, кого принято называть «корпоративным менеджером».
На примере гипотетической автомобильной компании, Бернхем говорил следующее: Отдельные лица – управляющие, руководители производств, начальники чехов и им подобные – несут ответственность за реально идущий технологический процесс производства. В их обязанности входит организация сырья, инструментов, машин, прочего оборудования и труда с целью производства автомобилей. Это те, кого я зову «управляющими».
Эта привязанность к производству была отличительной чертой функций управляющих, а рост технологической сложности продукции стал социальной основой в революции управляющих в экономических организациях 20 века.
Это единовременные изменения: с изменением техники производства, задачи управляющих становятся более отличимыми, более сложными, более специализированными, а также попросту более важными для процесса производства, что способствует выделению этой группы в особый класс или группу общества. В это же время те кто ранее выполнял управляющие функции, буржуазия и старая капиталистическая элита, теперь самоустранялись от управления, и различие функций становится различием людей, которые эти функции выполняют.
Таким образом, «менеджер» в смысле Бернхема по существу оказывается тем, кого мы сегодня назвали бы технократом, человеком, который использует технические, специальные навыки для контроля и направления организацией, независимо от того, владеет ли он им на самом деле или имеет законное право управлять организацией. Одной из причин, по которой Бернхем не использовал термин «технократ», для описания этой группы людей это то, что в период написания его теории, это слово уже упоминалось в конкретном общественно-политическом движении (связанном с Говардом Скоттом). Хотя Бернем признал, что «общество, о котором пишут технократы, — это, очевидно, управленческое общество, и внутри него их технократы являются управленческим правящим классом».
Поскольку Бернхэм использовал термин «управляющий», туда включались «администраторы, эксперты, главные инженеры, руководители производства, пропагандисты, технократы» и вообще все, кто обладал техническими навыками, с помощью которых можно управлять институтами и организациями современного общества. В этот список попадают не только крупные корпорации, но и все более разросшиеся правительства, политические и культурные организации двадцатого столетия: народные бюрократии, массовые профсоюзы, политические партии, средства массовой информации, финансовые учреждения, университеты, фонды и другие организации. Все они громадны по своим размерам, масштабам, технической сложности и затмили своих институциональных предков в эпоху отказа от капитализма. «Управление» в смысле совокупности технических и управленческих навыков, которые позволили этим крупным, сложным организациям существовать и функционировать, сформировало новую «социальную силу», контроль за которой позволил сформировать новую элиту.
Все эти массовые организации гораздо более влиятельны по отношению к обществу и человеку, нежели большинство более старых, более мелких и более простых, и в них руководители уже обладают реальной властью, так как только они обладают навыками, с помощью которых новые массовые организации могут управлять и направляться. Что касается корпораций в экономике, то акционеры, независимо от того, насколько они сконцентрированы на владении акциями компании, просто не могут и не собираются выполнять необходимые управленческие и технические функции, от которых зависит корпорация, если только они не приложат особые усилия для приобретения необходимых управленческих навыков через образование и профессиональную подготовку. Далеко, далеко не все из множества старых акционеров, происходящих из старого капиталистического правящего класса готовы делать это. Как пишет историк бизнеса, Альфред Чандлер-мл, обосновавший большую часть анализа современных управленческих корпораций Бернхема — хоть «богатые семьи и являются выгодоприобретателями управленческого капитализма, существует слишком мало доказательств того, что именно они принимают основополагающие решения в отношении управления современными капиталистическими предприятиями и экономикой, в которых они действуют, члены же предпринимательских семей редко принимают активное участие в высшем руководстве, если сами до этого не получили образование профессиональных менеджеров». Вот как историк Джеффри Барраклаф описал возникновение этих новых сил в экономике.
Новые промышленные методы, в отличие от старых, потребовали создания крупномасштабных предприятий и концентрации населения в обширных городских агломерациях. Малые же семейные предприятия, типичные для первой фазы индустриализма, не располагают средствами для финансирования новой, более сложной и более дорогостоящей техники или даже навыков управления ею в необходимом масштабе.
Но эти менеджеры отнюдь не ограничены корпоративной элитой. Обладающие техническими и управленческими навыками также доминируют в самом государстве в качестве управленческой бюрократии и массовых культурных учреждений, и в итоге все они становятся все более единым и доминирующим классом, опирающимся на те же управленческие навыки и разделяя общий воспринимаемый интерес и общий менталитет, мировоззрение и идеологию.
Главным общим интересом, объединяющим управленческий класс, является его потребность продлить и увековечить спрос на навыки и функции, от которых зависит его власть и социальные привилегии. Управляющие преследуют этот интерес, стараясь гарантировать, что контролируемые ими массовые организации, требующие навыков и функций, которые могут предоставить только менеджеры, сохраняются и расширяются. Крупные корпорации должны вытеснить малый бизнес или доминировать над ним. Большое централизованное бюрократическое государство должно вытеснить малое, локализованное и децентрализованное правительство или аналогично стать доминирующим. СМИ, связь и массовые университеты должны вытеснить небольшие местные газеты, издательства, колледжи и школы. Более того, элиты, контролировавшие эти более старые и более мелкие учреждения, также должны быть смещены с вершины правящего класса старого общества традиционного капитализма, а их идеология и культурные ценности должны быть дискредитированы и отвергнуты.
Таким образом, управленческая революция заключается в длительном общественном и политическом процессе, в ходе которого формирующийся новый управленческий класс вытесняет старый господствующий класс традиционного капиталистического или буржуазного общества. На институциональном уровне этот процесс состоит в замене конституционной парламентской формы правления, которой придерживается старая элита, новым централизованным государством, контролируемым бюрократией нового типа. Новый образующийся вид государства приобретает новые функции, которые все в большей степени требуют навыков, которые могут предоставить только управленческие бюрократы и технократы — экономическое регулирование, социальная инженерия, общественное благосостояние, научные, административные и культурные функции, неизвестные более старым государствам капиталистической эпохи. Политическая элита более старого государства — политический класс, который доминировал через избираемые и назначаемые офисы, а также политические организации — все больше замещается управленческими бюрократами нового государства и политическими менеджерами, которые управляют новыми, намного более сложными политическими партиями и организациями. Такого же рода институциональное замещение происходит и в экономике, где теперь преобладают массовые корпорации, которые также берут на себя функции, неизвестные более мелким (или даже более крупным) организациям более ранней эпохи — «научное управление» производством, высокотехническими экономическими прогнозами и развитием. И почти такой же процесс происходит в культурных учреждениях, таких как массовые организации культуры (университеты, фонды, «аналитические центры»). Газеты и журналы массового производства вытесняют небольшие, находящиеся в собственности местных компаний, а новые высокотехнологичные национального уровня СМИ, вроде телевидения и радио развиваются ускоренно.
На культурном и идеологическом уровне борьба между восходящим управленческим классом и упадочным буржуазно-капиталистическим классом приняла форму конфликта между главной управленческой идеологией в Соединенных Штатах и западном мире, которая в целом стала известна, как «либерализм», и главной идеологией старой капиталистической элиты, получившей название «консерватизм». Политическое осуществление управленческой революции произошло в начале двадцатого века, с очень мощным стартом под руководством Вудро Вильсона и кульминацией при Франклине Рузвельте в эпоху Нового курса и Второй мировой войны. Также борьба за социальную власть между новым управленческим либерализмом и старым капиталистическим консерватизмом проявилась в политической и культурной литературе середины века. Рекламные объявления, которые распространялись практически во всех консервативных или правых журналах 1950-х и 1960-х годов, почти всегда представляли собой небольшие, локально и индивидуально управляемые предприятия. Объявления, распространяемые либеральными, вскоре ставшими «мейнстримными» журналами той эпохи, почти всегда были из списка Fortune 500 или похожих крупных компаний, контролируемых менеджерами.
Консерватизм той эпохи считал права штатов и власть Конгресса выше власти президента, лояльность к нации и национальным интересами важнее лояльности глобальной идентичности и международным интересам, а интересы малых, частных компаний важнее интересов более крупных, менеджерских корпорации. Он также отстаивал традиционные религиозные и моральные убеждения и институты, важность патриархальной семьи и местных сообществ, ценность национальной, региональной, расовой и этнической самобытности, а также достоинства капиталистической трудовой этики, бережливости, личной честности, добросовестности и индивидуальной инициативы.
Совершенно верно, что большинство бизнесменов, включая крупных бизнесменов развивавшихся управленческих корпораций, выступали против «Нового курса» и ненавидели Франклина Рузвельта, но в эпоху «Нового курса» также было немало крупных бизнесменов, которые поддерживали Рузвельта и «Новый курс». Политолог Томас Фергюсон выделил часть американских деловых кругов, который поддерживал Новый курс и реформы, которые он привел. Этот «глобалистский блок», как его называет Фергюсон, стал ядром формировавшейся управленческой элиты внутри самих крупных корпораций. Это способствовало снижению тарифов, американской экономической помощи Европе и усмирению организованной рабочей силы. Всё это были капиталоёмкие, а не трудоёмкие отрасли, такие компании, как Standard Oil и General Electric, которые зависели от торговли с европейскими рынками и от международных банков. Корпорации, которые составляли этот «новый блок», были в авангарде управленческого капитализма и построения управленческой гегемонии.
В новый блок вошли многие крупнейшие, наиболее быстро растущие корпорации. Очевидные лидеры отрасли с самым сложным управлением, эти компании стали воплощением профессионализма и научного прогресса, которые в этот период будоражили воображение значительной части американского общества. Крупнейшие из них также доминировали в основных американских фондах, которые в итоге стали оказывать значительное влияние не только на общественное мнение, но и на конкретное содержание американской государственной политики. То, что можно было бы назвать «глобалистским либерализмом» интернационалистов, также значительно способствовало распространению либерального протестантизма.
Политические эксперты, юристы и менеджеры, связанные с этим «блоком», поддерживали и оказывали сильное влияние на такие меры по реформированию «Нового курса», как закон о социальном обеспечении, закон о восстановлении национальной промышленности, Закон Вагнера, политика свободной торговли и закон Гласса-Стигалла.
Как и любой другой новой элите, управленческому классу нужна была политическая формула, которая выражала и оправдывала его групповые интересы, вместо интересов его старых соперников в капиталистической элите. То, что стало известно как «либерализм», выполнило эту функцию для нового класса, хотя оно было известно и под другими именами («модернизм», «прогрессизм», «гуманизм» и то, что сам Бернхем называл просто «New Dealism» от названия политики Нового курса). Управленческий либерализм оправдывал расширение и централизацию государства под руководством исполнительной власти, а не конгресса, примат центрального, а не государственного и местного самоуправления, регулирование экономики центральным государством. Во внешней политике предпочёл глобальный интервенционализм и формирование международных организаций, а не национализм и изоляционизм, поддерживаемые более старым классом капиталистов. Также они пестовали развитие новой культуры, которая претендовала быть более «прогрессивной», более «свободной», более «гуманистической», более «научной» и «рациональной» чем культура, создававшаяся старыми социальными и моральными кодексами традиционного капитализма. Идеология управления также демонизировала старую элиту, ее институты и ценности как «устаревшие», «отсталые», «репрессивный», «эксплуататорский» и «ограниченный».
Таким образом, между новой и старой элитами, а соответственно их последователями возник всё увеличивающийся культурный и идеологический раскол. Старая элита была более или менее укоренена в традиционных социальных институтах, которые оба служили ее материальным интересам и отражали ее формулы и ценности. Она передавала свою собственность и богатство, основу своей власти, через наследование, и поэтому была сильно заинтересована в сохранении как имущественных прав, так и в том, что сегодня называется «семейными ценностями». Семья, местная община, религиозная и этническая самобытность, культурные и моральные кодексы делали уважаемой и легитимной собственность, богатство и наследование. Личные добродетели, воспеваемые старой этикой, помогали людям приобретать богатство и собственность. Малые правительства же не обладали такой властью, чтобы действительно угрожать неприкосновенности всего вышеперечисленного. Всё это так или иначе служило основой власти и существования для традиционной элиты в культурном плане.
Нет Комментариев