На президентских выборах в Иране победу одержал считающийся либеральным и предсказуемым политик
Именно так, через слово «предсказуемость», определил итоги состоявшихся в Иране выборов председатель комитета Госдумы по международным делам Леонид Слуцкий. То, что президентом этой страны переизбран Хасан Роухани, обеспечивает предсказуемость действий Тегерана как в вопросах международного сотрудничества, так и в развитии надёжных двусторонних отношений с Россией, считает российский политик.
И, похоже, он уловил то главное, что определяло действия 58% проголосовавших за Роухани иранцев, а также нескрываемо облегчённую реакцию на результаты лидеров основных мировых стран. Победа Ибрахима Раиси, который считается твёрдым консерватором, вносила, как считается, в дальнейшую политику Ирана элемент неопределённости и даже нервозности.
По официальным данным, в выборах приняли участие более 41 миллиона из 56 миллионов избирателей.

Кто такой Хасан Роухани?
Роухани в самом Иране и в мировом политическом сообществе считается либералом, который стремится улучшить отношения с Западом и который вполне лояльно относится к России. Либерализм, впрочем, относительный, ибо это Иран, это шиизм, и здешний политический истеблишмент вполне видит истинную цену западных варваров и риски излишнего сближения с ними.
Во всяком случае, в биографии 64-летнего политика были эпизоды, когда он занимал высшие посты в командовании вооружёнными силами Ирана во время войны с Ираком, 16 лет председательствовал в Высшем совете национальной безопасности, руководил Центром стратегических исследований Ирана. Двадцать лет был депутатом меджлиса, из них 8 лет работал заместителем его председателя. Он же вёл и международные переговоры по ядерной программе.
Словом, добротный такой, плотный политик, знающий детали и имеющий опыт руководства структурами, где разрабатываются решения. А в качестве президента в предыдущей своей каденции он решения принимал.
Кроме того, политику президента здесь не во всём определяет сам президент. Во главе идеологии Ирана стоит некий ареопаг аятолл, которые и держат в руках основные политические нити, не злоупотребляя, впрочем, частым прямым вмешательством в дела властей. То есть в Иране получилось что-то вроде воплощения завета Иосифа Сталина на XIX съезде КПСС, который предложил забрать у партии непосредственную власть, отдав её Совету министров, и сделать её ответственной лишь за идеологию и правильное воспитание кадров. Поэтому когда «аятолланское политбюро» в лице духовного лидера Ирана рахбара Хаменеи высказалось против участия в выборах импульсивного и экспансивного Ахмадинежада, наблюдателям только оставалось констатировать, что судьба голосования практически решена.
Плюс за Роухани был верхний слой иранского истеблишмента, включая даже внука основателя нынешнего Ирана аятоллы Хомейни, который довольно неожиданно, вопреки сложившемуся обычаю членам семьи не вмешиваться в подобные политические вопросы, прямо поддержал Роухани. Кроме того, за этого политика стояли традиционно более либеральные жители городов, опасавшиеся нового издания консервативных ограничений на частную жизнь, к которым так склонен не слишком образованный сельский люд.
Сам Роухани назвал свою победу «великим эпическим событием», которое «открывает нам новые возможности». «Это победа ума, сдержанности и прогресса над экстремизмом», — так процитировало его слова агентство «Интерфакс».

Основное различие в программах кандидатов в том, что касается внешней политики — в отношении к договорённостям о сокращении иранской ядерной программы в обмен на снятие санкций. Конкурент Роухани Ибрахим Раиси занимал тут жёсткую позицию: он считал, что Тегеран поторопился соглашаться на такое сокращение — тем более, что и санкции сняли не полностью. Но при этом наблюдатели, разбирающиеся в иранских реалиях, высказывают мнение, что зато Раиси может занять место рахбара, если Хаменеи, с его слабым здоровьем, уйдёт с поста духовного лидера.
Какой курс возьмёт новый президент?
Тот же «Интерфакс» приводит слова генерального директора Центра по изучению современного Ирана Раджаба Сафарова, что «в любом случае Хасан Роухани и его команда откажутся от курса жёсткого противостояния с Западом, который восемь лет подряд проводился при Ахмадинежаде».
Другие наблюдатели, однако, не столь однозначны в оценках. Во-первых, Роухани, как уже сказано, не один — в Иране какое-никакое, но коллективное и к тому же крепко заидеологизированное управление. Да, экономические проблемы из-за санкций присутствуют, но, во-первых, политика президента США Дональда Трампа по отношению к договорённостям с Ираном по атому показывает всю непредсказуемость Запада и пренебрежение собственными обязательствами. А во-вторых, Тегерану никуда не деться из историко-политико-географических реалий Ближнего Востока, и он просто вынужден не просто укреплять свою оборону, но и оставлять себе развязанными руки в отношении ядерного оружия. По крайней мере, вести себя в духе Израиля: мол, не знаем, о какой ядерной бомбе вы говорите, но не советуем никому нас трогать, а то вдруг они нарисуется неведомо откуда.
Есть и «в-третьих». В-третьих, Иран жёстко завязался в войне в Сирии на стороне Башара Асада, хотя прежде всего — на стороне одноконфессиональных шиитов в Сирии, Ираке и по всему Ближнему Востоку. А шииты — и защищаемая Тегераном категория, и инструмент Тегерана в борьбе с Саудовской Аравией за лидерство в регионе. Причём речь идёт не о лидерстве самом по себе, но об обеспечении безопасности собственного существования, что у одной, что у другой стороны. Не случайно сразу после выборов иранский МИД выразил беспокойство результатами визита Трампа в Эр-Рияд, откуда, мол, США хочет выкачать все деньги. «Иран сразу после настоящих выборов был атакован американским президентом в этом оплоте демократии и умеренности, — написал в своём твиттере министр иностранных дел Ирана Мохаммад Джавад Зариф, имея в виду нападки Трампа на Иран, сделанные в Эр-Рияде. — Внешняя политика или просто выкачивание из Саудовской Аравии $480 млрд?»
Это беспокойство легко понять: пусть саудовцы воевать не умеют и боятся, но поставки им вооружения и военного оборудования на сумму почти $110 млрд — само по себе весомый фактор на весах общей безопасности в регионе. Или — опасности, что будет вернее. Собственно, Трамп дал более чем прозрачно понять, какие он хотел бы видеть изменения во внешней политике Ирана. Он назвал Тегеран ответственным за нестабильную обстановку в Ливане, Ираке, Йемене и Сирии и предложил «всем странам и народам» «совместными усилиями изолировать Иран».
То есть обозначилось и «в-четвёртых»: политика США, которая напористо требует капитуляции Тегерана во всех важных для того вопросах. Один в один с тем, чего требуют от России в её сферах интересов. В общем, западные варвары верны себе: «Рус, сдавайс! Комм плен, там давать еда и хороший обрашчений!». Заменяем «рус» на «перс» — смысл не тот же
В этих условиях ряд наблюдателей ожидает от «либерала» Роухани дальнейшего сближения с Россией. Собственно, из великих держав, представленных в регионе, больше и не с кем. Хотя всё более тесные экономические связи прорастают между Тегераном и Пекином. В частности, в модели мировой транспортно-инфраструктурной системы «Один пояс — один путь» именно Ирану отводится главное место для доступа китайских товаров на Ближний Восток. Важен и обратный поток: если удастся до конца реализовать все планы, то Китай сможет резко уменьшить свою зависимость от морских путей завоза ближневосточной нефти — труба через Пакистан во многом эту проблему поможет смикшировать.
Но и в этом случае Россия будет, как уже писал Царьград, гарантом безопасности и неким силовым «зонтиком» создаваемой транспортной системы.
Собственно, Роухани уже подал первый сигнал России, извещающий о намерении углублять и расширять сотрудничество с нею, заявив о желательности более тесных контактов с ЕАЭС и Москвою вообще.
Нет Комментариев