16 мая в ПСТГУ прошла конференция «Французская и русская революции: борьба интерпретаций».
В работе круглого стола также приняли участие преподаватели, аспиранты и студенты Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета.
Филипп Пишо-Бравар — автор популярной книги «Французская революция». По его оценке, главная причина французской революции заключалась в деградации религиозного мировоззрения людей.
Раскол на элиту и народ
«Я хотел бы коснуться специфической темы, она связана с переосмыслением религии и французской революции. Нужно помнить о том, каково было восприятие религии в век Просвещения, который предшествовал Революции. Лозунг века Просвещения содержится почти полностью в следующей мысли Вольтера: было бы верно внушить моим крестьянам возможно ложную мысль о том, что существует Господь карающий, который накажет их в том случае, если они украдут мое зерно и мое вино…»
Философы эпохи просвещения были материалистами. Во всяком случае, они тяготели к материалистическому подходу, пояснил Пишо-Бравар. «Сами они не верили в Господа Бога, и не верили в душу человеческую. Они колебались между отрицанием Бога и деистическим признанием Бога как великого архитектора, который следит издалека и занимается деятельностью, которая полезна и благотворна для социального устроительства».
Нужно также понимать, что в течение XVIII века население Франции разделилось на элиту, которая философствовала и увлекалась различными течениями, и остальную, большую часть населения, которая исповедовала католическую религию.
«Эти философы — в большинстве своем дворянство, большая часть буржуазии и мещанство. С конца царствования Людовика XIV они размышляли о разных философских материях. В том числе они пришли к утилитарному пониманию религии. Их понимание религии было совершенно плоским — по их мнению, религия подчеркивает важность первородного греха, соответственно, подчеркивает значимость жертвы Христа, христианской мессы, но при этом от лица науки отрицалась реальность чудес и каких-либо чудотворных действий».
Во многом их понимание религии было связано с благодетельностью и благосостоянием верующих. «Саму же молитву они считают не только ненужной, но и даже опасной — потому что она якобы отвращает внимание верующих от служения Господу… Идея же милосердия понимается как повеление Господа любить ближнего своего, и такая трактовка религии встретила большое понимание среди дворянства, среди буржуазных кругов и противопоставлялось народному пониманию, традиционному».
Как пытались поставить религиозное чувство на службу обществу и государству
Так и произошел этот раскол. Но все же часть верующих оставалась верна традиции. «Многие верующие были привержены одному из ритуалов, который пришел в практику католической церкви после церковного собора 1630 года — это приверженность идее святости Сердца Христова. Сердце Христово переполнено любовью, приверженность этой святой любви означала то, что верующие верили — Христос присутствует среди них. Понимание Святого сердца и сама мысль об этом Святом сердце, которое по-французски звучит как Sacre-coeur, если вы знакомы с французской культурой, вам должно часто встречаться это словосочетание, — характерно для традиционалистских кругов Франции…»
Пишо-Бравар обратил внимание, что идея разделить французское общество на элиту и народ во многом картезианская, в духе дуализма Декарта.
«Сама элита в то же время в основном состояла из философов-материалистов, которые были чрезвычайно враждебно настроены по отношению к католической элите, и считали, что религия должна быть полезной в устроении общества и его функционировании. В своей деятельности они пытались поставить религиозное чувство на службу обществу и государству, то есть придать ему какое-то утилитарное значение».
Переход на «гражданскую религию»
Таким образом, французской революции предшествовала крамольная идея — возможность поглощения религиозной сферы сферой политической. Например, Поль Гольбах, один из создателей Французской Энциклопедии, писал, что только суверен может быть верховным правителем своего народа, многие другие вторили, что государство не должно подчиняться правилам религии, и основывать и навязывать своим гражданам некий гражданский культ.
В своем труде «Общественный Договор» Жан-Жак Руссо говорит о таком понятии, как общественная религия. Многие из просвещенцев подчеркивали, что в самой религии есть социально образующий момент, и религию можно использовать в нуждах политиков.
Постепенно в философских кругах Франции формируется понятие «гражданская религия», которая ставит человека на службу государству. Например, символ веры в этой концепции принимает вместо религиозного социальный характер — якобы только так можно быть порядочным гражданином.
«И мы видим, как общественный договор постепенно инструментализирует религиозные чувства, ставя их на службу государству и на службу общественного договора. Политика французской революции впитала в себя эти концепции».
В 1780 году, несмотря на серьезные козыри, которые были в руках у монархии, Франция погрузилась в пучину тяжелого кризиса, который подорвал сами основы древних институтов, на которых держалось французское общество и которые считались неразрушимыми. Кризис был, прежде всего, моральный, полагает Пишо-Бравар.
Просвещенцы стали формировать не только новую социальную модель, но и новый взгляд на самого человека. В какой-то момент даже многие профессора философии отказались от объяснения логики святого Фомы Аквинского и перешли к учению Декарта.
«Именно в этот момент элита французского общества, которую готовили в этих колледжах и семинариях, оказалась подготовлена и выпущена в мир с иной логикой, чем остальное население страны. То есть разум этих людей, их серое вещество работало не так, как у остальных людей… Они оказались подготовленными к тому, чтобы принять социальные и политические потрясения, которые, в каком-то смысле, сами же и подготовили. Так, ступень за ступенью, интеллектуальный кризис привел к кризису ментальному, к кризису разума».
Среди других причин революции были, конечно, и финансовые — королевская казна была пуста, оказавшись на грани банкротства. И сам год революции выдался тяжелым — холодным и неурожайным. И экономическими трудностями воспользовались те, кто хотел подорвать существующий строй государства. В разжигании революции участвовали в большом количестве авантюристы, которые рады были готовы в любую заваруху засунуть нос, лишь бы только получить от этого какие-то собственные выгоды. Для них это стало благоприятным моментом — нажить состояние.
Со временем эти же люди решили подмять под себя не только экономику, но и духовную сферу — и даже саму сущность человека.
«Это идея, что можно взять человека и, манипулируя его чувствами, манипулируя окружающей средой, в которой человек живет и существует, изменить его, изменив эту окружающую среду. И из того устаревшего понятия о человеке, которое господствовало в реальности на тот момент, вывести подвид нового человека — то есть гражданина».
Таким образом, отмечает Пишо-Бравар, с самого начала, с самых первых дней революции отрицание трансцендентного привело к идее секуляризации общества. Свое юридическое воплощение оно нашло в Декларации прав человека и гражданина 1789 года. Там отсутствует понятие христианского Бога, и вводится загадочный термин «покровительство верховного существа», как отметил эксперт — отсылка к масонскому культу. Десятая статья Декларации утверждает, что свобода вероисповедания возможна — в рамках закона.
«То есть религиозная сфера оказывается полностью подчинена сфере политической. При этом эти рамки, установленные законом, очень быстро становятся противоречивыми. И большей части добропорядочных верующих приходится проводить свои ритуалы буквально в подполье».
Гонения на Церковь
А затем перешли и к откровенному унижению — попытке сделать из духовных лиц чиновников.
Гонения на Церковь — еще одно важное сходство французской и русской революций, отметил Пишо-Бравар. Это и отъем церковного имущества, и физическое уничтожение священников. Например, июль-август 1792-го оказался слишком продуктивным на массовые расстрелы. И когда Людовик XVI был свергнут и казнен, верующие французы и католическое духовенство лишились своего главного защитника. После казни был принят новый декрет, согласно которому отказавшийся принести присягу будет депортирован. Именно тогда преследования Церкви обрели наибольший размах, и многие были вынуждены покинуть страну.
Даже в процессе мессы священников заставляли приносить «государственную» присягу — если те отказывались, отлучали от службы.
«Левые якобинцы проводили последовательную политику дехристианизации, закрывали и опустошали храмы, приводили туда «богиню разума», — рассказал Пишо-Бравар.
Затем это стали внедрять и на уровне обыденного сознания, когда ввели 10-дневный календарь без воскресенья и сконструировали новые праздники. «Подобные демарши предпринимали и в России, когда пытались переписать календарь», — обратил внимание ученый.
Самое интересное, что даже атеизм принимали не все политики революции — именно по той причине, что это деморализует человека. Например, рассуждал Робеспьер, зачем человеку бросаться в бой, если после смерти — ничего?
И Робеспьер пошел по деистическому пути. Следовательно, иронизирует Пишо-Бравар, Робеспьер стал принимать решения метафизического характера.
Не отказались от идеи абстрактного «высшего существа» и термидорианцы.
Таким образом, суть всех усилий заключалась в одном: подчинить духовное политическому…
Нет Комментариев