Рассуждая о возвращении России к свету веры Христовой, благочестивым традициям и корням, мы часто позволяем себе скорбеть о том, что — нет, нравы по-прежнему грубы

Мы сокрушаемся, что среди сограждан больше котируются матерные песенки, нежели песенные притчи православных исполнителей. Постом большая часть нашего населения не оставляет прежних привычек, включая гастрономические. Народ охотно митингует против строительства церквей, предпочитая газоны для выгула собак, а молодежь с гораздо большей охотой отправляется в загулы рок-фестивалей, чем в паломничества по святым местам… И каков же соблазн вскричать: «О, где же вы, благословенные времена, описанные Иваном Шмелевым, когда в дни поста в Москве закрывались лавки, торговавшие скоромным!» Но нет, господа, какая скорбь, вспомните святую истину: «Не бойся, малое стадо! Ибо Отец ваш благоволил дать вам Царство».

В ходе пасхального марафона на телеканале Царьград многие гости невольно вспоминали, как отмечалась Пасха в прежние, советские времена.

«Я помню 1985-1986 годы, когда празднование Пасхи сильно отличалось от современного, — рассказывал заместитель главного редактора Царьграда Михаил Смолин. — Существовали всевозможные препятствия, на улицах было очень много милиции, которая не пускала людей в храмы, но несмотря на подчеркнуто неблагожелательное отношение властей, люди шли ко Христу, поскольку это была возможность приобщиться к вечной жизни».

«Мой отец, который был глубоко верующим человеком, приехал в Москву в 1925 году, — вспоминала инокиня Ольга (Гобзева). — Помню, как мы с мамой, прячась, бегали в Пасху освящать яйца в елоховский Богоявленский собор. И все жители нашего дома поступали так же. Несмотря на запреты, Пасха была всегда, он жила в русском народе».

Вы только представьте, вроде бы нормальное мирное время, старинные русские города, улицы которых помнят столетия славной русской истории, но за приобщение к Великому Таинству можно получить выговор по партийной или комсомольской линии, лишиться премии, льготной путевки в санаторий, а то и вовсе быть уволенным или исключенным — все зависело от ретивости товарищей на местах. А бывали и годы, когда за один только крестик на шее человек, неважно, взрослый или маленький, подвергался коллективному остракизму. По рассказу моего прадеда, в послевоенные годы политрук вывел солдата перед строем и отчитывал: «Как ты можешь носить крест на шее? Ты что, не видел, что было нарисовано на башнях немецких танков?!»

Так было. И с этим жили поколения наших прадедов, дедов и отцов. Кто-то исповедовал Христа, стоя у расстрельной стены, кто-то — под ударами тяжелых кулаков следователей, кто-то — в промерзлых бараках северных лагерей. Кто-то же — укромно, подвергаясь негласному осуждению и осмеянию окружающих. А кто-то, словно «православный партизан» от культуры, нес свое, иногда достаточно наивное, интуитивное или, напротив, зрелое православное миропонимание в светскую советскую культуру, как это делали Васильев, Лихачев, Рыбников, Тарковский, Можаев, Шостакович. Но это всегда было подполье, то, о чем нельзя было говорить в полный голос, расправив плечи, не опасаясь негативных последствий.

А ныне? Лидер нашего государства традиционно отмечает главные православные праздники в небольших укромных храмах великой страны. Предстоятель и архиереи — постоянные гости официальных мероприятий и регулярно выступают в медиапространстве. Мы имеем свои телеканалы, радиостанции, журналы и газеты, издательства, проводим фестивали. Мало того, не последние люди страны — политики, ученые, деятели культуры, спортсмены — открыто говорят о том, что разделяют православные ценности, и даже яркие представители западных молодежных субкультур, прижившихся на нашей земле, путь не массово, но все-таки переходят под наши общие знамена и хоругви. Самое главное, мы более не опасаемся говорить о своих взглядах, хотя далеко не всегда и не везде бываем поняты и приняты.

И это нормально. Еще у пророка Исаии говорится: «Если бы Господь Саваоф не оставил нам небольшого остатка, то мы были бы то же, что Содом, уподобились бы Гоморре». А сам Спаситель неслучайно завершает притчу о брачном пире тем, что «много званых, да мало избранных». Впоследствии апостол Павел скажет: «А кто вы — избранные? Мало из вас что-либо значат. Но Бог избрал ничего не значащее, чтобы посрамить значащее».

Действительно, так было всегда, и так будет до самого Второго Пришествия, потому как строем и дружными рядами к Богу не идут. Напротив, подобным порядком следуют в прямо противоположном направлении. И у креста плакали единицы, когда сотни кричали: «Распни!» Другое дело, что мы даже не потомки первых христиан, не наших предков рвали львами, превращали в живые факелы, строгали металлическими граблями. Потому-то нам намного легче, чем потомкам первых мучеников, попечению которых милостью Божией и волей обратившегося к Господу императора Константина было дано великое государство. Которое они, как могли, хранили и развивали на протяжении многих столетий своей довольно непростой истории.

Но так же, как и их предки, наши предки прошли, исповедуя истину, свою юдоль скорби, вверив нашему попечению другую империю — прямую духовную наследницу предыдущей. Никто никогда не обещал нам, что этот путь будет легким. Он и не может быть таким по определению. А посему нам, православным, следует не скорбя, но помня об утерянном и о том, что ради нас всех страдал и Воскрес Господь, делать что должно. И будь что будет.