Начало популярной во времена Л. И. Брежнева частушки гласило: «У мово миленка в <…> взорвалася клизма» – а далее про призрак. Если под миленком разуметь глобальные элиты западного мира и прежде всего англосаксонские элиты, то с ними случилось именно такое прискорбное событие. Сперва «брекзит», потом победа Трампа. Поэтому неудивительно, что ситуация стала развиваться точь-в-точь по описанию классиков.

 

«Все силы старой Европы объединились для священной травли этого призрака: папа и царь, Меттерних и Гизо, французские радикалы и немецкие полицейские. Где та оппозиционная партия, которую ее противники, стоящие у власти, не ославили бы популистской? Где та оппозиционная партия, которая в свою очередь не бросала бы клеймящего обвинения в популизме как более передовым представителям оппозиции, так и своим реакционным противникам?» – Маркс с Энгельсом будто в наше время жили.

Европейские СМИ, в особенности немецкие, будучи не только коллективным пропагандистом и коллективным агитатором, но также и коллективным организатором, показали резкий взлет употребления этого термина. Еще не то, что год — полгода назад слово «популизм» пребывало в глубоко пассивном словаре.

Не то теперь. Достаточно включить ящик, чтобы услышать как «Populisten» склоняются на все лады. Что и понятно. Популисты там или не популисты, но в свете предстоящих выборов во Франции (весна 2017 г.) и в Германии (осень 2017 г.) только слепой может не видеть, что безраздельно господствовавший десятилетиями двух- или трехпартийный консенсус трещит по швам.

Рост влияния партий, отрицающих доселе четко очерченные правила игры – как бы эти партии ни называть, хоть популистами, хоть еще какими «-истами», — очевиден.

Как сказали бы классики «Популизм признается уже силой всеми европейскими силами»

В России термин пока не употребляется с такой всепобеждающей энергией, хотя в структурах, максимально ориентированных на западные образцы, процесс также пошел. В программе только что прошедшего в Москве семинара Школы гражданского просвещения значились целых два пункта – «Кризис современной модели капитализма и возможности подъема для популизма» и «Популизм в Европе сегодня».

Разрастание хлесткого понятия идет неудержимо.

Казалось бы, что за беда. Если есть соответственная часть тела, должно быть и слово. Тем более, что за почти уж тридцать кипучих преобразований мы узнали это явление не понаслышке. Уже и Горбачев, и Ельцин отнюдь не брезговали популистскими приемами – как вообще разделить демократию (или даже всего лишь демократизацию) и популизм? Поскольку политик вынужден домогаться народной благосклонности (а кто не вынужден?), постольку он не чужд демагогии (собственно: «народовождения»).

А уж В. В. Жириновский с его обещаниями «каждой бабе по мужику» и «водки по 3 рубля» вообще достоин войти в хрестоматии, как образец популиста. Попутно заметим, правда, что по крайней мере последнее обещание сбылось: хоть и не точно по 3 рубля (все ж таки галопирующая инфляция), но эпопея со спиртом «Рояль» – это именно та самая архидешевая водка.

Однако при попытке не ограничиваться только примером В. В. Жириновского, но дать более или менее точное определение того, что популизмом является, а что нет, начинаются трудности

Определение «Популизм есть политическая позиция или стиль риторики, апеллирующие к нуждам народных масс в противовес нуждам элит» фактически эквивалентна тезису тех же классиков «Свободный и раб, патриций и плебей, помещик и крепостной, мастер и подмастерье, короче, угнетающий и угнетаемый находились в вечном антагонизме друг к другу, вели непрерывную, то скрытую, то явную борьбу». Где борьба, там и риторика, так что вся всемирная история – сплошной популизм. Отчасти это верно, но тогда определение получается шире некуда – и что тогда не популизм?

Есть другое определение – «Популизм — это игнорирование цены вопроса». В смысле, что предпринять можно все или почти все, однако цена и побочные последствия такого мероприятия могут оказаться такими, что доверчивая публика сильно пожалеет, что послушалась пения сирен.

Это довольно справедливо, пословицы «Мягко стелет, да жестко спать» никто не отменял, а многие предложения борцов за счастье народное базируется на презумпции «А деньги в тумбочке». Как они и в каком количестве попадут в тумбочку – этот вопрос замалчивается.

Но ведь это относится далеко не только к левым инфляционистам. Правые монетаристы, а равно сущие либертарии не хуже умеют игнорировать цену вопроса. Если экономическая политика  сводится единственно к тому, чтобы любой ценой таргетировать инфляцию (в идеале до нуля), какой-то целевой группе это, возможно, тоже понравится, а то, что при этом экономику хоть волки кушай – ну, это как бы непредсказуемый (по крайней мере загодя не оговоренный) выхлоп. Подобно галопирующей инфляции у левых социалистов.

Смелые предложения либертариев насчет того, чтобы вовсе отменить пенсии, государственную медицину и народное просвещение, после чего настанет вожделенье, а то, что лекарство может оказаться хуже болезни, так в этом будут виноваты все, кроме самих либертариев, — в смысле игнорирования цены вопроса, чем же это не популизм, да еще сколь густопсовый

То есть и с ценой вопроса определение очень сильно расплывается.

Мы уже тут не говорим о таком нюансе, как верит ли сам политик в благодетельность предлагаемых им смелых мер или же просто цинически полагает, что дураков надо стричь. Не говорим по той причине, что, во-первых, масса политиков – от бр. Гракхов до Г. А. Явлинского – искренно верила в свою правоту. А во-вторых, не так просто доказать сознательность обмана. П. С. Верховенский, так и говоривший: «Я ведь мошенник, а не социалист, ха-ха!» – это всего лишь фантазия мрачного гения, а в жизни такой цинизм под стенограмму довольно редок.

Наконец, неясно, следует ли признавать политика популистом лишь в том случае, когда его демагогия приносит осязаемые плоды в виде народной любви (пусть даже кратковременной и преходящей), или популизм – это любая раздача безответственных обещаний вне зависимости от результата. Тут тоже сложность: получается, что В. В. Жириновский – популист, потому что он со своей демагогии что-то имеет, а, допустим, Г. К. Каспаров или проф. А. Б. Зубов – не популисты, потому что хоть их демагогия по своей мощи самая выдающаяся, но особой народной любви она им не принесла. Хотя они и старались, в смысле посулов будучи кем угодно, только не гомеопатами.

Но самое интересное в споре о терминах – то, что красноречие сегодняшних партий, ославленных в качестве популистских, таких, как «Национальный фронт» или «Альтернатива для Германии«, их красноречие вообще не про экономику, а про то, что политика неконтролируемой иммиграции и мультикультурализма себя исчерпала. Их демагогия главным образом заключается в том, что весь плацкарт уже занят и Боливар не вынесет десятерых – вопреки тому, что предлагает своей родине фрау Меркель.

Если это популизм, то не вполне обычный, заключающийся не в раздаче слонов и материализации духов, но, скорее, наоборот

Все слоны уже розданы и перерозданы и дай-то нам Бог управиться со  снабжением природных французов или немцев, современную же христианско-демократическую политику, сводящуюся к известному принципу «Жену отдай дяде, а сам иди к <….>» т. наз. популисты считают неправильной.

В этом случае популизм – это просто система взглядов, идущая вразрез с мнением сегодняшнего истэблишмента. Или, как считают сами популисты, с мнением истэблишмента вчерашнего.

Полемики по существу, показывающую всю вредоность предложений, допустим, Национального фронта, вообще не предполагается. Достаточно того, что оппоненты нынешней власти подвергают сомнению Единственно Верное Учение.

И тут как раз крайняя неопределенность самого понятия «популизм» оказывается чрезвычайно кстати. Слово вызывает отрицательные коннотации – хорошую систему воззрений популизмом не назовут, а когда совершенно неясно, что считать популизмом, а что нет – на иной взгляд, сама миграционная политика ХДС есть верх безответственности, — этим ругательным словом можно припечатать любого, на кого укажет коллективный пропагандист, коллективный агитатор, а также и коллективный организатор.

Оппонентов, не верящих в Прекрасный Новый Мир, и припечатывают. Причем с большой силой.

Максим Соколов, УМ+