Почти каждая вещь, о которой я пишу: Украина и Донбасс, очередной виток тысячеголовой реформы или свежая низость «внесистемной оппозиции», — порождает схватку мнений. Но есть одна тема, гарантированно вызывающая не перепалку, не грызню, а настоящую войну без пленных, с лязгом затворов, «психическими атаками», скрипом досок наспех возведённых эшафотов.
Эта тема — отношения красных и белых. Столетний раскол. Буйный спор двух русских энергий, незавершённый в Гражданскую. Полки двух погибших империй до сих пор воюют — слепо, ожесточённо, — готовые даже сегодня вцепиться друг другу в глотки.
На днях я упомянул в своём блоге о памятнике барону Врангелю. Его уже год как собираются поставить в Керчи. Я увидел в этом повод, чтобы вновь замолвить слово о примирении русских эпох, о долгожданном мире между красными и белыми.
«Тем и другим была дорога Россия, — написал я, — по-своему, очень по-разному. Иначе бы не воевали. Так неужели сложно понять, что «примирение в камне» — если уж дошло до памятников — должно проводиться иначе? Ну поставьте вы памятник сразу тем и этим! Откройте монумент, состоящий из двух фигур: Деникина и Фрунзе. Или Врангеля и Ворошилова. Или Будённого и Юденича. Или просто — пусть это будет памятник двум русским солдатам: одному в будёновке и одному в погонах. Что же тут сложного? И что здесь может быть непонятного?»
Оказалось, всё тут сложно, и многое непонятно. Люди отказываются мириться. В общем памятнике они видят лютую измену, предательство памяти «своих» погибших, собственную неоправданную жертву. «Это всё равно что поставить общий памятник Турчинову и Мозговому в Новороссии», — отвечали мне. «Это как если запечатлеть в камне обнявшихся Ленина и Гитлера», — писали люди. «Мадам Землячку и Гумилёва!» «Маршала Жукова рядом с предателем Власовым!..»
По характеру аргументации и взаимным упрёкам спорщиков видно, что разговор смертельной важности не завершён и стороны не квиты. Что хуже всего — проигравшими чувствуют себя те и другие. Столетней давности вражда проступает в дне сегодняшнем, вновь сталкивает лбами русских в условиях страшных внешних угроз. Украина и Донбасс, тысячеголовая реформа и кувырки «внесистемной оппозиции» — вся нынешняя актуалистика мнится то ли попыткой чужого реванша, то ли повторением фатальных реалий, что привели к Февральской катастрофе, красному Октябрю и Гражданской войне.
Ни красные, ни белые — в том их изводе, отчасти виртуальном, который только и возможен сегодня, — не видят оснований для солидарности в рамках Общего дела, единого проекта развития. Ставят взаимно клейма: эти — «совковым рабам», те — «булкохрустам». Суть взаимных обвинений идентична: они обвиняют друг друга в чуждости России, в стратегическом предательстве в пользу внешних сил, в неадекватности стоящим перед страной задачам: что тогда, что сейчас.
Тут не только «пломбированный вагон» или «уход под Антанту», «деньги Германского генштаба» или «английские интересы в Мурманске», «всемирная революция местечек» или «предательство государя генералами-масонами», «красный террор» или «белый террор». Тут и созданный тем же Врангелем РОВС, поколение спустя присягнувший Гитлеру, и потомки «палачей из ЧК», все как на подбор записавшиеся нынче в русофобы. Воюют истлевшие кости, бьются седые старики, дерутся их розовощёкие внуки, подтягиваются правнуки — русское гражданское побоище длится уже четыре поколения. Уходит корнями в древность, с романовскими гонениями на раскольников, макушкой упирается в будущие непременные лагеря.
Сколько раз они мирились! Даже в истории постсоветской России бело-красных примирений случилось, как минимум, три. На баррикадах у Дома Советов в октябре 93-го, где красное знамя и православный крест вместе получили по ельцинской пуле. Под Бамутом, где советская ещё Армия под непривычным триколором громила ичкерийских боевиков. В Донбассе, где «белый» Жучковский и «красный» Мозговой сдерживали нашествие бандеровцев на Русский мир, обороняли советскую «техносферу шахт и заводов». Но стоило Наталье Поклонской — той самой, которая в феврале 2014-го, в ситуации «или—или», когда её коллеги-мужчины трусливо вертели задами, согласилась на опасный пост прокурора Крыма — стоило одному из символов Русской весны встать с иконой царя в ряды «Бессмертного полка», и хрупкий «мир русских эпох» вновь оказался разорван.
В шатких примирениях последних лет кроется ответ на вопрос, что же способно объединить тех и других. Это внешний враг, прямая угроза Отечеству. Беда в том, что гораздо чаще красные и белые обвиняют друг друга в потворстве этому врагу. Даже во внутреннем противнике — либеральном социал-дарвинизме, разъедающем государство и общество, — они видят не причину для объединения, а повод для вражды. «Опять верхи не могут, как и в 17-м!» — гневаются красные, глядя на либералов в правительстве и банках. «Снова потомки комиссаров куражатся!» — негодуют белые при виде либералов на площадях и в журналах. А по столичным улицам тем временем шествуют под жовто-блакитными флагами «марши мертвецов», ненавидящих и красных, и белых.
…В Питере, во дворе школы имени Александра Невского, святого для красных и белых, скоро уж двадцать лет как стоит гранитная глыба. На ней лежат вместе, изваянные внутри неделимого тернового венца, разрубленная будёновка со звездой и простреленная белогвардейская фуражка. На памятнике — надпись:
Мы — один народ, одна страна.
Никуда от этого не деться,
Даже если разрывает сердце
Надвое гражданская война.
Рано или поздно, такой же памятник поставят и у стен Кремля.
Нет Комментариев