Работа или рабство? (Познавательное ТВ, Наталья Манежева)

Собеседники:

Наталья Манежева — консультант по карьере http://irida-consult.com

Артём Войтенков — Познавательное ТВ, http://poznavatelnoe.tv

 

Артём Войтенков: Наталья, мы с тобой записали ролик в прошлый раз, который называется «Работа на миллион»http://poznavatelnoe.tv/manezheva_rabota_million , в котором ты рассказывала про муки топ-менеджеров, которые бедные, несчастные, когда они достигали каких-то определённых высот в зарплате, в карьере, в социальном положении, но всё равно они оставались неудовлетворёнными, потому что это не приносило им какого-то счастья или даже удовлетворения. То есть большие деньги, большие зарплаты. И ты в частности рассказывала про то, что не в деньгах счастье. Что надо искать работу по интересу.

И, прочитывая сообщения по твоим роликам на youtube, и, в том числе, письма мне присылали, почему-то часть людей стала обвинять тебя и говорить, что ты ищешь идеальных рабов – «она ищет идеальных рабов для системы». Честно говоря, я из твоего рассказа вынес совершенно другую мысль, нежели, чем вот эту. Поясни, пожалуйста, для тех людей, кто не понял, в чём их ошибка. Или может быть, мы не так рассказали. Или надо было немножко более подробно это разжевать, что дело-то не в рабах совершенно.

Наталья Манежева: Есть два принципиально разных способа жизни или бытия:

— один — это служение,

— а второй — это рабство.

Вывод мой, он очень простой: людям в какой-то момент надоедает рабство. И для них существует некий образ, что именно став самим собой, они начнут служить. У них начнётся такое истинное, искреннее служение. Я тоже задумывалась много раз, что такое вообще быть рабом. И я понимаю очень простую вещь, что мы не можем быть рабами у каких-то конкретных людей. Когда мы рабы, то мы рабы у своих собственных стереотипов. Это рабство у собственных рельсов: «Вот я привык мыслить так, я привык ехать по этим рельсам жизненным и ни шагу влево, я никуда не отойду. Нет. Что вы? Работать? Только за деньги, только за большие. Если я найду какую-то хорошую работу, то мне обязательно за неё должны много платить». Тоже стереотип.

Этих стереотипов, когда мы живём, мы плодим такое количество, просто несусветное количество.

— Типа хорошую работу можно найти только с английским языком. Вот, если ты знаешь английский язык или какой-то иностранный язык, вот только в этом случае тебя возьмут на хорошую работу. Не знаешь ты язык, всё, облом. Никакой хорошей работы не будет тебе.

Артём Войтенков: Высшее образование обязательно.

Наталья Манежева: Высшее образование обязательно.

— Если у тебя резюме с большими периодами работы на каждом месте, значит это хорошо.

— А вот если оно всё по году, полтора, по восемь месяцев, дырявое, то это плохо. Это тоже стереотип.

Я работаю как раз со стереотипами внутри человека. Для того чтобы человек стал счастлив, он должен эти стереотипы разрушить. Нужно человеку понять ради чего их разрушать, эти стереотипы. Потому что это слово «счастье», мы, кстати, с тобой обсуждали понятие счастье. Все понятие счастье понимают по-разному.

Артём Войтенков: Да, совершенно по-разному.

Наталья Манежева: Для тебя — это одно, для меня — это совершенно другое, для третьего человека — это третья какая-то категория. Я думаю, что в конечном итоге, но это тоже тот вывод, к которому я пришла. Может, это отличается от мнения большинства людей или каких-то великих философов или психологов, кого угодно. Я понимаю понятие счастья, это когда ты максимально свободен. Все стремятся к какой-то свободе.

Типичный пример. Каждая вторая консультация, которая происходит.

— Приходит человек и говорит: «Я хочу то-то, чтобы у меня было много денег, чтобы у меня была большая зарплата. Чтобы ещё сколько-то лет поработать, чтобы купить дом на Майорке, или где-то. Чтобы над головой росли апельсиновые деревья». И так далее.

— Я говорю: «И что вы потом будете делать с этим всем? Вот у вас всё есть. И миллионы ваши есть, и дом есть, и апельсины растут над головой. Что вы будете делать дальше?»

— Человек говорит: «Как, что буду делать? Я буду свободен!»

— А что значит, ты будешь свободен? Объясни мне, что такое быть свободным для тебя?

И вот тут вот тупик, всё. Человек не может объяснить. И он сидит, представляет себе, что да, апельсины уже есть. И дом уже есть, и всё уже есть. А что я теперь буду со всем этим делать? В чём теперь свобода-то?

И для всех вот это понятие свободы, оно разное.

— Для кого-то это — заработать денег, прийти вечером домой, напиться и быть свободным. Лечь, как скотинка на лавочке, на диванчике, и быть свободным. Всё, я напился, мне трын-трава до всего мира. Я вообще лежу, я свободен, у меня всё хорошо.

— Для другого понятие свободы это — когда у меня есть деньги, я могу путешествовать. Очень многие сейчас, это сплошняком: «Вот мне дайте много денег для того, чтобы объездить весь белый свет».

— А зачем вам белый свет? Чего вы хотите там узнать?

— Просто посмотреть.

— Ну вот, вы посмотрели весь белый свет. Что вы дальше будете с этим делать? Ну, вот вы убедились, объездили семьдесят стран по миру. Убедились, что человеки везде одинаковые. Что вы дальше с этим будете делать, с этим знанием?

И все ищут, вот это понятие свободы как раз, оно для всех весьма эфемерное. И мы-то затыкаемся на нём очень часто, потому что мы эту свободу ищем по-разному. У нас у каждого свой образ. Ради чего оно нам вообще, вот это всё, вот эта вся жизнь, вот эти работы нужны и так далее.

Так вот я возвращаюсь к первой мысли, которую я начала говорить: есть понятие «рабство», и есть понятие «свобода», есть понятие «служение». И когда ты служишь, вопрос — чему ты служишь. Истинное служение это не служение какой-то системе, это не служение идеологии даже, как это ни странно, это не служение бизнесу. К примеру, если ты директор в этом бизнесе или даже предприниматель, и у тебя есть какая-то идея сделать какой-то бизнес — это даже не этому служение. Я считаю, моё мнение, что истинное служение – это служение закону. Только в этом случае, с моей точки зрения, человек может быть по-настоящему свободен. Закону какому?

— Закону большому какому-то, наверное, закону мироздания. Это раз.

— Закону человеческому. Раз ты человек и ты должен поступать по-человечески, должен вести себя, как человек в этой жизни, то ты служишь вот этому закону, по которому устроена природа человека. То есть ты являешься человеком и носителем человеческих нравственных ценностей.

— И третий момент, чему ты служишь, — ты служишь другим людям, естественно. Ты служишь, делая им во благо. Если ты что-то для них делаешь, то ты делаешь во благо.

— Ты служишь своему собственному внутреннему закону. То есть у каждого человека есть такая вещь, как предназначение или призвание. Я при этом абсолютно уверена, что абсолютно у каждого человека оно есть. То есть каждый пришёл в этот мир с неким своим призванием в чём-то раскрыться максимально.

По большому счёту да, мы можем так всю жизнь прожить и пропенять на каких-то великих мира сего. Пропенять на бизнес, на капитализм – социализм, на олигархов или кого-то ещё. Что вот, мол, это они виноваты в том, что наша жизнь не удалась. Это они нехорошие, неправильные, не такие, как надо и так далее и так далее. Вот, не такие. Это все не такие, и всё не такое. Поэтому я могу тут сидеть спокойно и не реализовываться. То есть прекрасная и очень удобная позиция, найти объяснение, почему не быть самим собой. Очень удобно — вали всё на кого-то.

Наверное, эти люди, которые написали где-то или сказали тебе, что я ищу идеальных рабов, может быть, эти люди, они услышали свои вещи из области своих стереотипов. То есть они свою картинку мира, вот эту картинку видения рабского во всём абсолютно во всём, вот этого рабского подхода, стереотипного подхода, они эту картинку наложили, в том числе на то, что делаю я. Ага, то есть у нас по рельсам и у неё по рельсам. Только у нас по рельсам вот таким, а у неё по рельсам вот таким.

Нет, скорее, я наоборот ищу людей, кто служит своему призванию. И я думаю, что весь executive search, вот этот самый десяток компаний, которые работают в России, крупных компаний, они как раз заточены на то, чтобы искать не рабов. Искать людей проснувшихся, с проснувшимся сознанием и пробуждённых таких, с ясным, чистым сознанием и людей, служащих своему собственному призванию. Это в первую очередь.

Артём Войтенков: Если по-простому: чем работа отличается отрабства? Корень один и тот же.

Наталья Манежева: Это у Задорнова была эта интермедия, что он не любит слова «работа». Насколько я помню у Задорнова, да? Что работа от слова «рабство».

Артём Войтенков: Это не только Задорнов. Это сейчас так распространилось, что работа это рабы.

Наталья Манежева: Да. Есть ещё всякие программы антирабства. Я тоже слово «работа» не люблю с одной стороны, потому что в нём есть этот корень «раб». Если так ко всему относиться, во всём искать такую заковырку, гадость какую-то, ложку дёгтя обязательно искать в слове «работа», то тогда и в слове «работа» найдётся ложка дёгтя, «раб» вот этот.

Тут вопрос: что человек ищет. Потому что для меня работа моя это моё служение, это моя работа. И я про себя говорю, что я на службе, я служу. Многие люди, они на службе, они служат. И при этом их не напрягает использовать слово «работа». Но если у тебя там есть, мне кажется, какая-то собака порытая. Если тебе это тяжело делать, если тебе тяжело ходить на работу, если ты носишь себя каждый раз туда с таким трудом и думаешь: «Господи! Да когда же это всё кончится? Ну, когда же пенсия? Ну, когда же я уеду куда-нибудь из большого города и на дачку, и стану свободен. И вот это рабство кончится. Я раб, я заложник вот этих всех обстоятельств. Я обязан ходить каждый день, подниматься. А мне так лень на эту РАБоту. Я обязан впахивать, что-то для кого-то делать». Если отношение само такое к слову «работа» и человек там ищет в этом слове, он ищет там вот это рабство, потому что он его туда своё проецирует в это слово. Я думаю, что само слово, оно просто слово, оно вообще нейтральное.

Артём Войтенков: Видимо так, да.

Наталья Манежева: Слово и слово. Вот «потолок» — плохой или хороший? Или «пол»? Он просто пол и «потолок» – потолок. И слово «работа» — просто работа. Вопрос: чем ты его наполняешь. Ты его наполняешь своими стереотипами про рабство, что я раб, и ты несёшь это. Люди, то, что я вижу, — уставшие люди, уставшие от своей работы. У меня ощущение, что у них бетонная плита лежит на плечах, они такие скособоченные все какие-то. Говорят: «Вот я топ-менеджер. Мне так надоел мой банк. Я так от этого устал. Я директор банка». И такое ощущение, что ну, не расправить крылья, и не поднять. И вот это внутреннее такое, я называю это слово «мироощущение», вот это мироощущение человек перекладывает в любые слова, в том числе и в слово «работа». Само слово, я думаю не виновато.

Артём Войтенков: А почему ты считаешь, что каждый человек рождается со своим каким-то предназначением? Как это понять?

Наталья Манежева: Я, наверное, исхожу, во-первых, из того, что я вижу.

— Мне недавно позвонил один рекрутер очень опытный, и стал спрашивать: «Наталья, наверное, только пять процентов человечества рождается с предназначением. Расскажите, какова ваша статистика. Что вы думаете на эту тему?»

— Я говорю: «Вы знаете, я пока не увидела ни одного человека. Не встретился, мне как-то не попадается из тысяч людей, чтобы человек пришёл в эту жизнь без предназначения. Плохо это или хорошо, но это мой опыт, во-первых. То есть это то, что я вижу. Я вижу, что нет людей без предназначения. То есть мне пока честно, мне обнаружить не удалось».

Артём Войтенков: А как ты понимаешь?

Наталья Манежева: Само слово «предназначение». Что значит прийти с определённым предназначением? У меня есть такой образ, такая картинка. Ничего, что я так далеко начну? Я просто картинку свою рассказываю, образ, который у меня есть. Как я вижу всех людей? Есть разные грани. Представляете многогранник, алмаз какой-нибудь, у него много, много, много разных граней. Такой, хорошо обработанный алмаз. И человек такой тоже, как хорошо обработанный алмаз. У него внутри есть источник света. И есть грани, через которые этот свет не пойдёт, вообще не идёт. Есть грани, через которые этот свет проходит, но проходит плоховато, слабовато. Есть грани, через которые он идёт уже совсем хорошо. Но есть какие-то грани, через которые он идёт просто великолепно, сияет человек.

Я слово «предназначение» (я не знаю каких-то научных определений, не хочу сейчас вдаваться, можно психологов почитать) — я вижу это, как одну грань или совокупность каких-то граней в человеке, через которые его внутренний свет, его природа внутренняя, она проявляется лучше всего. То есть там человек светится. Он просто там светится. Он наполнен, он сияет, он радостный, он вдохновлённый, вот он излучает это счастье. Он просто там счастлив, он натуральный там.

Вот смотришь на таких людей и думаешь: «Вот чудо! Чудо природы». Что дети, что взрослые. У каждого человека этих граней, наверное, какое-то ограниченное количество, их может быть меньше, их может быть больше. Но важно их найти, где ты сияешь больше всего. Потому что дальше я обнаружила такую штуку. Что если ты начинаешь светиться максимально через те грани, которые тебе даны, то остальные грани, через которые ты раньше, например, не сиял, меньше они были в тебе проработаны, они начинают туда подтягиваться. То есть постепенно и они тоже просветляются. Ничего, я не абстрактно говорю?

Артём Войтенков: Нет, всё понятно.

Наталья Манежева: А если ты пошёл, как в математике методом от противного, мне не важно, кто я, мне не важно в чём моё предназначение, я не буду сиять через эти грани, я пойду тупо делать какую-то работу, потому что быть экономистом престижно, или быть юристом престижно, или мама сказала, что быть бухгалтером хорошо. Мама бухгалтер, и в поколении у нас все бухгалтера. Или папа художник, значит, я должна быть тоже художником, мы все в династии художники и так далее. Но чего-то не идёт у меня там. И человек живёт огромную часть жизни — не идёт оно там. Так оно не идёт ни там, и нигде не идёт. И у человека такой тупик, у него бешеная усталость. Представляете, возьмите какой-то сосуд, и источник света туда поставьте, например, такой образ, аллегория — и когда не распространяется этот свет через этот сосуд.

Артём Войтенков: Взяли свечку, накрыли горшком.

Наталья Манежева: Да. И всё, и ни тепла, ни света, ничего. И вот эта какая-то лучистая природа человека, а я абсолютно уверена, что в каждом человеке есть вот эта лучистая, сияющая, светлая природа, она просто обязана просачиваться через что-то, она как-то должна проходить. Если тебя колпаком накрыли, как свечку колпаком накрыли и всё — ничего не проходит. Сама эта лучистая природа гаснет.

Артём Войтенков: Правильно. Свечка выжигает весь кислород и тухнет.

Наталья Манежева: И тухнет со временем. Как-то был пожар у соседей. Пришли электрики, накрыли горящую лампочку на чердаке в доме у соседа. Вернее, она была в чёрную бумагу замотана. И электрики стали проверять, где есть какие-то электроприборы. Они включили все рубильники, и так получилось, что эта лампочка на чердаке включилась тоже, очень короткое время, минут пять. Они уехали, электрики, и начался дикий пожар. То есть загорелась эта лампочка, загорелась бумага, в которую была обмотана. То есть источник света, он в результате создаёт пожар, если его замкнуть в каком-то закрытом пространстве. То есть это даже в физике так.

И человека буквально начинает, если этот свет не распространяется внутренний, просто крышу начинает сносить. То есть его рвёт, он не понимает где, почему я так недоволен и работами своими, или семьёй, или чем-то ещё. Почему в моей жизни всё так? Я не хочу, чтобы было так. А как не так, как правильно? Я не знаю как. Нельзя вот этот источник внутреннего света, нельзя его закрывать. Это я думаю, что наше естество, это уже сам по себе закон, закон распространения света. Что свет, он должен идти, проникать, проходить, что в физике, что в человеке. Всё одинаково. Мы же тоже некие физические сущности, все законы этого мира физические, они распространяются и на нас в том числе.

Артём Войтенков: Я, кстати, добавлю, что по моим собственным жизненным наблюдениям, люди сначала живут. Они давят своё предназначение, хотя многие достаточно хорошо чувствуют, к чему их тянет. Но они идут в юристы, экономисты, банкиры, что выгодно. Как общество давит и говорит: «Вот это престижно. Это хорошо». И человек идёт туда, а это не его. И потом уже в более таком, кризис зрелого возраста, к сорока годам он начинает понимать, что что-то вообще не то, я в стенку упёрся, и начинает крышу сносить человеку. И он начинает, кто-то разводится, кто-то в запой, пытается как-то выбраться из этого.

Я наблюдал, что многие мужчины, например, находят для себя отдушины: кто-то рыбалкой начинает заниматься, кто-то в солдатики играть. Да, до такого доходит. Реконструкция историческая – это, кстати, даже полезно. Они как-то ударяются во что-то, в какую-то игру очень часто. В этой игре они накручивают «О! Мы выиграли матч в настольный хоккей», — в какую-то ерунду, в танчики компьютерные. Мы в клан объединились и этих выиграли. А какой от этого вообще толк по жизни? Нуль просто. Ты тратишь огромное количество времени. Да, он нашёл отдушину, но пользы для общества никакой: ни для общества, ни для семьи даже. Единственное, что папа не пьёт, а в танчики играет, например, хотя бы.

Наталья Манежева: То есть, не совсем ещё деградировал папа.

Артём Войтенков: Хорошо, а как понять человеку, какое же у него предназначение? Оно же у каждого разное.

Наталья Манежева: Как понять? В первую очередь у нас есть у всех такая волшебная штука, как детство. Все зачатки, или, скажем так, намёки на наше предназначение, они в детстве уже проявились у каждого человека, и нужно их определённым образом собрать. И поэтому, я считаю, что например профориентацию нужно делать не в пятнадцать лет начинать, а нужно в первую очередь работать с родителями, и обучать родителей, как у ребёнка собирать вот эти вот зачатки. Что собирать конкретно, на что обращать внимание, прямо с маленьких, молодых ногтей. Ещё крошечный человечек — уже как смотрит, как говорит, на что обращает внимание, чем увлекается, во что уходит, вообще забывая про всё, от чего начинает сиять, растворяется в чём-то. Как ведёт себя в отношениях с детишками с другими. Как с другими детьми, взрослыми, вообще с другими жителями Земли общается. Причём, именно с жителями, не именно с людьми, а с животными, с собаками, с лесом. У меня в детстве была какая-то, совершенно волшебная, и до сих пор есть волшебная связь с лесом.

И что-то просто происходит во взаимодействиях маленького человечка с окружающим миром. Очень многие вещи открываются, не только ценностные вещи. Невооружённым глазом видно, где проходит этот свет в человеке. Вот если бы родители были бы настолько внимательны, что с раннего возраста вели бы какую-то или книгу свою с записками какими-то, заметки бы делали, что произошло чуть ли не каждый день. Потому что, это важнейшая вещь, в тысячу раз более важная, чем иногда просто накормить этого ребёнка, купить ему шоколадку. Это важнее, чем купить ему шоколадку, каждый день запичкать его какими-то планшетами, шоколадками, какими-то киндер сюрпризами, или чем-то ещё, если каждый день будешь вести дневник заметок просто про своего ребёнка, и обращать внимание на его поведение, и на всё-всё, как он проживает свою жизнь. Большую очень часть могут помочь родители увидеть. Но взрослый человек уже, который действительно пришёл к сорокалетнему возрасту, именно вокруг сорока-сорока двух начинается вот этот кризисный период, он связан с возрастными циклами нашими. Человека уже не устраивает то, что было до этого, вот эти рельсы все не страивают, всё становится тривиально, скучно. Он всё это изживает, возникает желание сбросить с себя эту шкуру. Сбросить её страшно, потому что, непонятно, с какой шкурой тогда останешься. Эту-то я, как питон Каа, поменяю, эту я сброшу.

Артём Войтенков: Страх неизвестности.

Наталья Манежева: Страх, а какая же там будет другая шкура? А вот эта другая шкура, или её не будет никакой? Если сопьёшься, то может быть, и не будет уже никакой новой шкуры. Или она будет, как у питона Каа, она будет новая сияющая. Это вот то, что я вижу, то, что происходит с людьми, которые приходят за такими сознательными трансформациями. Это можно раскопать из детства всё. То есть, люди делают экскурс в своё собственное детство, они раскапывают себя в детстве определённым образом. Не только в детстве, но и вообще за всю свою жизнь. Это такое вот интересное путешествие в свою собственную жизнь.

И поэтому очень часто люди думают (я приводила пример), что я буду счастлив, когда я поеду в сорок или семьдесят стран мира объезжу, и тогда я буду счастлив. А иногда можно поехать в одну единственную страну в мире, больше ни в какую, это в страну своей собственной жизни. Как я прожил свою жизнь? И вот туда погрузиться. И у нас люди совершают такие глубинные погружения. Я называю это глубинная профориентация, потому что, цель этого путешествия найти вот это призвание, и найти свою силу, свою природу внутреннюю, с чем ты пришёл.

Артём Войтенков: Свою задачу, наверное?

Наталья Манежева: Свою задачу, да, в этой жизни. Кто ты в этой жизни. Масса примеров, когда человек всё время генерил какие-то идеи. Вот он генератор — давайте такую систему создадим, давайте такую создадим, давайте то-то. Вот он приходит и говорит: «Мне тридцать пять лет. Я всё генерю, генерю, а что-то как-то меня не берут в большие компании в маркетинг, к примеру? Я же такой стратег, я же умище». Начинаем разбираться. Да, умище, конечно, есть, и генерилка работает очень хорошо, но возникает проблема.

Человек, например, головой идеи поймал какие-то, а внутрь он их не пропускает. И он считает, что если мне вот сюда влетело, то вот, надо кого-то найти сразу, кто реализует мои идеи, вот пусть они реализуют мои идеи, и туда пусть вылетит. Опять новая идея в голову влетела, пусть туда вылетит. Это очень часто встречающийся случай, когда люди не дают идеям каким-то, которые к ним пришли в голову, прорастать вглубь самоё себя. То есть, они их не пропускают внутрь никак. И у человека прямо ступор — не идёт и всё, тупик какой-то, оно не проходит внутрь. И очень полезно в этих историях начать делать что-то руками: мастерить что-то, шить, женщинам вышивать, — что угодно. То есть, вот эта практика: что-то там строгать, пилить, ручками, ручками, — это очень полезно. Именно такая практическая деятельность, она помогает опусканию вот этих всех идей до уровня проживания. Когда ты себя начинаешь воспринимать, как инструмент уже, целиком себя всего, как инструмент для воплощения чего-то. Через меня всего прошло, через руки мои прошло, и вот, воплотилось в какую-то конкретную штуковину, которую я сделал своими руками. Это вот очень полезно.

У нас, кстати, был технический директор, Олег Кожарский когда-то, совершенно замечательный человек, полярник, экспедиция на Северный полюс. Очень нестандартный и неординарный. Он говорил: «Да, в западных компаниях скучно, там они всё по рельсам. А в русских компаниях безумно интересно. Все такие творческие. Но если бы ты знала, как надоели эти творческие все наши русские Иваны. Потому что, они ловят кучу всего, но ничего не хотят делать с этим, они никуда это не хотят воплощать. Поймали и поймали, и сижу, ну вот я такой, смотрите, я великий». А ведь это надо пойти, ещё ручками сделать всё, довести это до какого-то продукта.

Артём Войтенков: Да, я тоже с этим сталкивался многократно, что таких вот диванных стратегов-придумывателей, их куча. Они все знают, как делать правильно, как сделать хорошо. Но когда заходит вопрос: ты сделай это, хотя бы чуть-чуть начни, мы тебе поможем, — всё, человека нет, он очень далеко уже убежал.

Наталья Манежева: Как говорят – «я слился» — в этот момент, это очень часто. Стоит только сказать: «Ты сделай». Нет, я слился. То есть, я не буду, пусть другие делают, другие Иваны. А другие Иваны тоже стратеги, кто же захочет, они же тоже не хотят.

Артём Войтенков: Хорошо, тогда возвращаемся к тому, а как понять предназначение? Есть часть людей, которые с детства чётко знают, кем они будут. Их мало, но они есть. Я буду учителем, я буду военным, я буду лётчиком, я буду врачом. Они с детства играются, у них куклы всегда. Если врачом, то у них больница каждый день. Если школа, то каждый день игра в школу, и всё. И они дальше совершенно чётко идут по этой своей линии, если их сильно не собьют в сторону. Но, как правило, такие люди, если их сбивают в сторону, они возвращаются. Они теряют время, они теряют силы, но они всё равно потом приходят к своему назначению.

Но основная часть людей, как я заметил, она как-то не очень понимает, чего она хочет. У них есть какие-то склонности к чему-то, но за них как-то не платят. Как-то они так массой — ух, туда пошли, в экономисты, в бухгалтеры, и они так…. Не все, наверное, в детстве даже могут понять. У меня лично в детстве не было каких-то предпочтений, кем я хочу быть. Единственное, у меня было предпочтение, отец лётчик, и я хочу быть лётчиком. Когда я понял, что лётчиком не буду из-за зрения, я как-то так задумался. Единственная профессия, которую я для себя представлял в детстве, она отвалилась, тогда я не понимал, а куда мне дальше, кем я хочу быть.

Наталья Манежева: Чтобы понять, каково предназначение человека, здесь гораздо важнее увидеть не только то, что он делает. Образно говоря, мы можем сидеть с тобой, и лепить из глины, к примеру. Мы можем лепить одну и ту же заданную игрушку. У тебя кубик или матрёшка, и у меня кубик или матрёшка, какая-то фигурка. Но мы делать это будем абсолютно по-разному. Ты это будешь по-своему делать, а я это буду по-своему делать. И вот потом, когда люди мне описывают, как они делают, как они делали это, как они делали то, пятое, десятое, — в этом самом подходе к деланию раскрывается как раз сущность человека. То есть, оно через него не просто проходит, а оно проходит определённым образом. То есть, мы с тобой в итоге слепим одну и ту же игрушку, одинаковую, и разукрасим в одинаковый цвет, потому что у нас, например, такое задание. Но ты через это поймёшь определённые одни вещи, пока будешь лепить, а я пойму совершенно другие вещи. Даже мы по этапам с тобой будем лепить эту матрёшку по-разному. Задание может быть одно, а вот как мы к нему подступимся, образно говоря, ты возьмёшь два разных куска глины, и слепишь отдельно тело, а потом прилепишь голову. А я возьму один кусок глины, и из него вот это всё как-то сделаю. А третий человек — он возьмёт кусок глины, сделает из него две длинные колбаски, накрутит эти колбаски, и вот этими колбасками сделает эту матрёшку. По крайней мере, когда учат лепить, учат лепить именно так. И это не потому, что он знает, что лепить надо так, вот этими колбасками, что оно при обжиге не треснет. Может быть он просто склонен к тому, чтобы делать не просто матрёшку, а чтобы делать именно ту матрёшку, которая при обжиге не треснет. Берётся любое делание человека, любое, и вот это всё раскручивается — как он делает.

Я когда ищу кандидатов, мне важно понять определённую позицию устройства мозга человека. Я всё время смеюсь, или надо мной смеются, скажем так, когда я это озвучиваю, я говорю: «Мне важно понять, как должен быть устроен мозг у этого человека». То есть, если у меня есть описание позиции, я должна понять, как устроен мозг — как он мыслит, как у него осуществляется процесс мышления и познания мира для того, чтобы он мог устроить работодателя на этой конкретной позиции. И сделать, и справиться с этой задачкой, под которую его конкретно ищут.

Я, например, общаюсь с детьми, и они делают одно и то же, я смотрю, как они это делают, как устроен мозг.

— И у одного он устроен, как у библиотекаря.

— У другого он устроен, как у читателя, который всё поглощает, ничего не хочет особо отдавать.

— У третьего он устроен даже как у спортсмена. То есть, ты будешь делать матрёшку на скорость, например, как спортсмен, и будешь со мной соревноваться. И ключевой момент, один из ключевых моментов, например, в твоём делании этой фигурки, будет заключаться в том, чтобы сделать быстрее, лучше, крепче, и так далее. То есть, ты со мной будешь соревноваться, хотя, может быть, в условии задачки даже такого не было.

Артём Войтенков: Я понял, то есть, ты даёшь, условно говоря, возьмём ту же самую матрёшку, но у каждого мотивы, по которым он делает, они отличаются. Одному просто любопытно это сделать, другой это делает, чтобы маме подарить. Третий делает просто — а я сделаю круче вас всех, и у меня будет самая большая, самая красивая, потому, что это я.

Наталья Манежева: Самая большая, самая красивая. Это я, меня должно быть много в этой матрёшке.

Артём Войтенков: Четвёртый это делает, потому что, а я вот это сделаю, поставлю здесь на пианино, она будет красиво смотреться. То есть, у всех разные немножко причины побудительные, почему я это делаю.

Наталья Манежева: А я, например, если будем мы с тобой делать матрёшку, так как я занималась глиной, например, керамикой, я знаю, как лепить, к примеру, какие-то вещи. В процессе, когда ты будешь делать матрёшку, я буду говорить: «Артём, вот это лучше делать так». Это потому, что я буду стараться, чтобы и другой тоже сделал правильно, чтобы она при обжиге не треснула, при двойном обжиге. И мне будет очень хотеться, чтобы и у тебя тоже получилось. И если таких будет десять человек сидеть рядом, я каждому буду помогать. Мне не важно будет, я слеплю свою матрёшку, но чтобы каждому помочь. То есть, моё устройство мозга — это такой, например, помогатор. Я помогатор, или, может быть, педагог отчасти. Моя задача — передавать кому-то, если я знаю что-то лучше какую-то практику, как оно работает в жизни, то я буду стремиться это передать. И мне не столь важно будет сделать эту матрёшку самой, сколько важно передать, и помочь другим. То есть, при этом у меня вот это будет мотив, он будет больше, чем одна моя матрёшка, он будет, чтобы у нас у всех получилось. И я эту задачку расширяю, например, задачка: слепить по матрёшке каждому. Но такую задачку никто не ставит, чтобы у всех она получилась. Но я эту задачку себе увижу именно так, чтобы матрёшки получились хорошо у всех, у всех десяти человек, которые лепили, и помогу всем.

И от этого, от таких вот нюансов, которых много по жизни человека собираешь, вот здесь он так себя вёл, здесь так себя вёл, здесь такие мотивации, там подход такой-то, здесь подход такой-то, и уже видишь — этот человек про такие-то вещи. Он, к примеру, про правозащиту, он потенциальный правозащитник. А этот человек мыслит образами, к примеру, идёт через него, руками делает, то есть, он какой-то художник, к примеру, или проводник образов, по-разному, там какие-то вещи дорисовываются в процессе, и образы эти можно проводить по-разному, не только как художник. Этот конструктор. И ты видишь уже не только поведенческие, мотивационные какие-то вещи, ценностные, ты видишь, что этот, к примеру, он конструктор, он весь мир собирает, у него всё должно быть, как в конструкторе, всё собрано. И потенциально для него набор профессий такой-то, такой-то. Для художника, для человека, видящего образы, и пропускающего образы, набор профессий такой-то, такой-то. То есть, это то, где он лучше всего свой свет своей природы проявит.

Артём Войтенков: А как человеку понять? Вот смотри, для него, просто, когда человек живёт в своём рассоле, он не может себя оценить, условно говоря. Для него совершенно естественно помогать другим, что-то делать, или соревноваться. А для кого-то совершенно естественно порядок поддерживать, ему нужно всё по полочкам разложить, а то пришли тут, устроили беспорядок, не нравится, — вот он такой каталогизатор, для него это естественно. Он даже не понимает, что он к этому склонен. Это должен кто-то другой ему рассказать, что ты видишь, у тебя какие наклонности. Или всё-таки можно как-то самому это понять, докопаться? Как?

Наталья Манежева: Можно самому. Очень сложно, но можно. Я думаю, что можно самому, когда ты имеешь уже практику такого самоанализа. То есть, ты уже привык с этим разбираться, и ты не только реагируешь на обратную связь, которую тебе дают другие, а ты ещё и сам очень хорошо следишь за тем, что ты делаешь, и как ты делаешь. И вот этот процесс, когда у тебя что-то получается, когда ты что-то сделал, ты сам удивляешься: «Я вот это, оказывается, сделал. А как я это сделал? Вот так то. Как это интересно». То есть, ты можешь сам в себе разобраться, но это должна быть привычка, когда ты уже научился вот так работать с самим собой. Это тоже входит в привычку определённую, такое умение работать, но это редко встречается, не часто, скажем так.

А в основном работает история с зеркалом. Кто-то тебя должен отзеркалить. Муж зеркалит жену, дети её зеркалят, маму свою, например. Ей, например, говорят: «Мама, а что это ты такая сегодня такая-то, такая-то?» Она может не придать этому значения, чушь какая-то, муж сказал, дети сказали, или соседка какая-то сказала, да ну, чушь какая-то, ерунда. На самом деле, тебя в этот момент отзеркалили. Тебе как бы дали понять — обрати внимание, вот что через тебя идёт. Можешь обратить внимание, можешь плюнуть на всё это, и все вот эти знаки, они уходят, как в песок, и человек их просто хоронит. Есть такое понятие «кладбище идей», а есть ещё понятие «кладбище знаков». Судьба всё время даёт знаки каждому человеку. Но у тебя вот есть загашничек такой, чемоданчик, такое кладбище, крестик стоит, и ты туда так — о, что-то мне тут дети сказали, я это похороню, мне это не важно. Ещё кто-то что-то сказал, я это похороню. На работе сказали: «Парень, ты плохо делаешь свою работу, ты не вовремя приходишь, невнимателен, или что-то ещё».

— «Да это они виноваты все, вот Петя виноват, ещё кто-то. То есть, я не буду обращать на это внимание. Мне знак дали какой-то, я его тоже на своё кладбище знаков отправлю, пущай там хоронится. Зачем мне на это обращать внимание?»

Такого внимания к этим поступающим знакам, их нет. Когда человек долго-долго живёт без такого внимания, в конце концов, такая слепота внутренняя совсем образуется, очень тяжело туда пробиться. Когда обращает внимание, но, в какой-то момент хочет больше видеть, то есть, окружение становится уже недостаточным, уже мало детей, мало какой-то обратной связи от мужей, коллег, соседей, друзей, мало её, вот в этот момент уже идут, ищут коучей, чтобы получить обратную связь, большое её количество, и очень искреннюю. Потому что, задачка коучей, насколько я её понимаю, не знаю про всех, и не отвечаю за всех коучей, но насколько я понимаю, она как раз в том, чтобы давать искреннюю обратную связь. То есть, моя задачка в том, хотя я не называю себя коучем, просто консультантом, она в том, чтобы давать искреннюю обратную связь.

То, что люди тебе, как правило, не скажут. То, что ты придёшь в какую-то компанию устраиваться, или работать уже придёшь, там с тобой что-то будет происходить, и тебе через два месяца говорят: «Спасибо, вы нас не очень устроили, мы не продлеваем с вами контракт». А что? Почему? Ничего не говорят, обратной связи не дают. Вот мир, он очень часто не даёт как раз этой обратной связи. То есть, иногда даёт, а иногда не даёт. А иногда даёт, но ты её не ловишь, просто не видишь слепо.

Артём Войтенков: Ты говоришь про обратную связь, это конечно ценно, но есть такая штука, как интерес. Интерес и склонность человека к каким-то занятиям, который сидит внутри — мне вот это интересно, а мне вот это не интересно, мне этих очень хорошо заниматься, я этим делом буду заниматься целый день, а вот этим делом я позанимаюсь полчаса, и уйду. Это тоже внутренний градусник своеобразный, показатель, бумажка лакмусовая, как в химии.

Наталья Манежева: Интерес — это как раз качество человека гореть чем-то. Когда мы чем-то горим, есть такое слово, хорошее слово — внутреннее горение. Говорят, вот, у человека глаза горят. Он делает какую-то работу и прямо горит этой работой. Проявляется это в том, что человеку это интересно, это такое проявление внутреннего горения. Этой самой внутренней лампочки или свечечки, этого огонька. Когда оно там есть, то есть интерес, человек там просто сияет, излучает. Интерес, да — это показатель внутреннего горения, это первичная вещь, это самая первая вещь.

Как правило, я сталкиваюсь с историями, когда люди приходят и говорят: «Мне уже ничего не интересно, я уже не знаю, что мне интересно». Вот я думала, ты как раз этих имеешь в виду людей. Вот с ними история уже через обратную связь.

Артём Войтенков: Хорошо, тогда если у человека есть какой-то интерес, как ему поступать? Берём молодого парня, ему нравится работать руками: выпиливать, строгать, её что-нибудь делать. Он живёт в Москве или каком-нибудь областном городе, родители говорят: «Слушай, сынок, ты конечно молодец, лобзиком выпиливаешь, вот твои изделия висят, всё замечательно. Но ты понимаешь, денег-то мало. Давай мы тебя отучим на экономиста, у тебя будет высшее образование и всё. Мы свой родительский долг выполним — дадим тебе высшее образование, чтобы тебе в жизни было хорошо». И вот он идёт, получает высшее экономическое образование, которое на самом деле полное дурилово. Потом он устраивается каким-нибудь продавцом в какой-нибудь ларёк сотовой сети, или ещё какой-нибудь дребедени, и мыкается, ему некогда этим заниматься. Потом что-то жена, дети и всё. И так у него всё и глохнет.

Наталья Манежева: И болтанка такая на полжизни. Длиною в полжизни болтанка — там поработал, там поработал, там поработал. Моя задача в этих историях — раскопать этот интерес и то, что было раньше в детстве, когда он руками пилил и работал, вот эти штуки мы как раз и раскапываем. В этом случае нужно идти и работать руками. И работать так, чтобы стать мастером в этом деле, чтобы тебе за это уже по меркам этого времени. То есть хочешь этим заниматься — вкладываешься в это: душу, сердце, силы, время — всё вкладываешь, весь свой ресурс в это вкладываешь.

И через какое-то время все те люди, которые вкладываются, всё вкладывают, всё, что могут туда вложить в это своё делание, они все поднимаются. Я ещё пока не встречала в истории, что если он сопьётся, в какой-то момент сорвётся, ну да, ну спился уже, всё, ну, не поднялся, такие истории есть. И то, как это ни странно, часто спиваются гениальные какие-то рукастые люди. Они спиваются часто даже не потому, что ему денег не платят, даже не потому, что его социум не поддерживает в его мастеровой деятельности, в этой продукции, которую он производит. Они часто спиваются из-за того, что они в какой-то момент начинают считать, что они настолько гениально делают эти штуки, пишут картины, вырезают или что-то другое, что — «ну посмотрите я какой крутой, выше только звёзды, это только вы не понимаете какой я, это вам не дано». Их уносит в высокомерие, то есть они достигают, может быть, практически мастерства. Улетают, их уносит в какое-то дикое высокомерие и тщеславие, и пропасть между своим мироощущением себя «Я — великий», и всем остальным человечеством, которое видите ли этого величия не видит, не различает тебя, и не видят тебя таким великим делателем. Пропасть становится настолько огромная, что человека это ещё внутри разрывает, и он спивается, его просто это разрывает, история — мания величия своего собственного.

Нормальная история, когда у тебя нет такой гордыни бешеной, у тебя нет тщеславия, высокомерия, что «я тут поистине настоящий, почти Леонардо да Винчи, вы посмотрите на мои шедевры». Когда этого всего нет, когда я просто делаю своё дело — отбоя нет заказам, они не знают, как впихнуть это в 24 часа.

Артём Войтенков: Да? И так со всеми происходит?

Наталья Манежева: Практически. Вот то, что я вижу люди, которые душу вкладывают, они не знают, где ещё время взять. Я ищу таких людей сама, люди, которые скульпторы, художники, для того, чтобы они делали выставки на моей площадке, с человеком просто невозможно договориться даже, потому что он работает столько. Он не знает: «Я в такой-то месяц буду там-то, у меня там заказ, такой-то месяц я буду там-то, ой, а когда же я до вас доберусь, ой, когда же я приеду, ой».

И их не вытянуть, им даже никакая показушная деятельность выставки или что-то ещё, им не нужно. Они просто пашут безвылазно. Из чего я делаю вывод, что работы их продаются, что из рук в руки они переходят, как переходящее красное знамя, сарафанное радо работает. Что для одного он сделал какой-то шедевр статуи или что-то ещё вырезал, резьба по дереву, какие-то полочки, мебель или что угодно. Его уже тут же друзьям этого передали, ещё друзьям, родственникам. И пошёл, пошёл, как переходящее красное знамя. Они не ищут себе заказы.

У меня такой же фотограф удивительный, он говорит: «Я не ищу заказы». Он мне говорит: «У меня даже нет телефонов, которые я бы где-то публиковал, меня просто знает полстраны, всё». И у него пока он мне делал фотографии, ему звонило, ну это что-то невообразимое. И у него завтра съёмки там, послезавтра съёмки там, после-после завтра где-то в Думе, потом в правительстве. И вот это оно всё сыпется, сыпется, сыпется, и он не испытывает проблем, чтобы делать какую-то рекламу, чтобы где-то пиариться. Хотя вроде бы совершенно скромный, замечательный, потрясающий фотограф без всяких пальцев растопыренных, без всякого антуража какого-то, он просто потрясающе делает свою работу очень классно. И всё — и молва народная пошла, пошла, пошла, и они без работы не сидят и без денег.

Это страх. Это страх первой работы — сделать шаг в пустоту, просто осмелиться быть самим собой. Если ты по деревяшкам, иди, пили деревяшки, осмелься ты, дай ты себе быть самим собой. И вот ты дал, и пошло — какие-то люди вокруг тебя начали появляться, как-то мир закрутился.

Знаете, у меня, Артём, возникает такое сравнение всегда с такими людьми, которые встают на свой путь, встают в точку, где своё призвание, — сравнение со смерчем, или с каким-то вихревым потоком очень мощным. Если ты встал двумя ногами, не как Пизанская башня – там в экономистах, а там дизайнер, к примеру, кособокий. А всё-таки стал дизайнером или художником, или кем-то, кем ты должен быть по природе. Ты встаёшь и у тебя прям, как в смерче, как ось мира, и у тебя начинает пространство закручивать вокруг тебя.

И вот этих людей, их очень видно, вокруг них крутится всё — другие люди какие-то по интересам очень схожие, потребители его услуг, продукции, что он делает, их тоже становится очень много. Ресурсы, которые ему даются для того, чтобы он это делал, и делал, и делал. И как в смерче, там же середина смерча, центр смерча, это абсолютно точка покоя — это центр. То есть, всё крутится вокруг с сумасшедшей скоростью, поток вихревой, а в центре абсолютный покой. Если мы встретим где-то таких людей, которые так умеют делать своё дело, не важно, они ручками делают или они топ-менеджеры, или они предприниматели, — там действительно смотришь на человека, ощущение, что у него внутренне точка абсолютного покоя. Он настолько ни с кем не конкурирует, он настолько гармоничен в этот момент, он настолько сосредоточен, какой-то сфокусированный, сконцентрированный, и при этом расслабленный, прямо как в ушу — там ты максимально сконцентрирован и при этом максимально расслаблен, вот мне это очень напоминает такая аналогия с тайцзи.

Для этих людей конкуренции нет. Потому что в этой конкретной точке пространства должен быть только он, никого там больше быть не может. Вот так, вот так как он, с этим вихревым потоком, там больше не может быть никого, только он.

И поэтому я на этого Дмитрия, про фотографа заговорили, я удивляюсь. Я говорю: «Дим, ну столько фотографов, сейчас каждый второй, каждый третий пытается стать фотографом, уже снимать, я же фотограф, я же могу, я же вижу». Я говорю: «Столько, такая конкуренция, как вы выживаете?» Так его подкалываю. А он смеётся, улыбается, он говорит: «Так же, как и вы. Я ни с кем не конкурирую, я просто занимаюсь своим делом. Я тоже до 30 лет был каким-то инженером, что-то где-то. Потом Советский Союз закончился, я плюнул на всё это, понял, что это не моё и то, что там против мамы и папы я пойду, ну и ладно. И пошёл в фотографы, мама, папа были против. Всё, я пошёл, я стал этим заниматься «.

К чему он сейчас пришёл? Что его знает сейчас полстраны. И все, и правительство, и Госдума, то он в храмах где-то снимает каких-то наших архиепископов, то ещё кого-то, — все его сами находят. И эта картина, это не один он такой, эту картину я вижу со всеми, кто встал на свою почву двумя ногами крепко — центр, точка покоя и вихрь закручивается. Такая осевая структура, интересно очень.

Артём Войтенков: Ну да. Наверное, у меня у самого точно такая же история, то есть я долго шатался, болтался, не мог понять, чем мне заняться. Причём вроде и это интересно, и это интересно, и это интересно, но что-то как-то. А потом когда я занялся Познавательным телевидением, я понял, что это действительно моё, это такое сидит внутри. Причём потом уже задним умом понимаю, что это было достаточно легко понять изначально, но я как-то бродил вокруг, делал какие-то попытки, но до конца не понимал, что нужно делать. Потом я занялся, и по собственному опыту скажу, ты вот сейчас расписывала преимущества, как хорошо, — поначалу это тяжело, сложно…

Наталья Манежева: Тяжело, очень тяжело.

Артём Войтенков: Денег нет, потому что ты меняешь профессию. Ты старым не занимаешься, занимаешься новым, тебя никто не знает, никому ты вообще по большому счёту не нужен. Пока ты поднимешься, а надо же — семья, дети. И это очень тяжело. Первое время, у меня первые два года были очень тяжёлые, я многократно задумывался: зачем мне это надо, надо всё это бросить, не надо этим заниматься. Такое жуткое разочарование иногда. Просто сидишь, думаешь: «Зачем? Зачем? Кому это всё? Чего это?» Как бы смысл терпеть такие лишения. Но потом зато ты за это получаешь уже, когда проходит какой-то порог и оно взрывается.

Наталья Манежева: Выстреливает. Да.

Артём Войтенков: Да, выстреливает. И ты понимаешь, что ты это делал это всё не зря. Что не зря ты сидел без денег, без зарплаты, без всего. Не зря ты не спал, действительно, спал по 5 часов в сутки, ты всё это делал, делал. Вот так оно и происходит. Но это лучше понять пока ты ещё молодой.

Наталья Манежева: Да, чем раньше, тем лучше.

Артём Войтенков: Когда ты понимаешь в зрелом возрасте, обременённый семьёй, это очень тяжело менять что-то в своей жизни. А когда у тебя ещё нет семьи, ты ещё молодой, ты ещё может у папы, мамы живёшь, ты можешь позволить себе что-то делать, не получая за это каких-то больших денег. Ну, родители тебя прокормят, ты у них спишь, как бы всё хорошо.

Наталья Манежева: Это тоже не очень хорошая позиция, когда родители тебя прокормят. После 18 лет уже родители не должны кормить.

Артём Войтенков: У тебя есть куда откатываться, хотя бы, куда есть отступить.

Наталья Манежева: Тыл какой-то есть, база. Поддержка.

Артём Войтенков: Да, поддержка. А когда у тебя обременение, и поддержка не очень, тогда сложно это всё менять.

Наталья Манежева: Честно говоря, я сторонник того, что, например, молодой человек или девушка, которому уже 18 лет, который даже хочет себя найти, и в поисках находится, и говорит: «Мам, пап, подождите, я сейчас вот этим увлекаюсь, мне вот это интересно, вот то-то». И начинает вот это всё искать, и оно всё не про деньги, и не про прокормиться, то я очень сторонник того, и сама точно так же живу, и так же у меня в моей жизни случилось. Что на период, пока ты в чём-то растёшь, и пока ты погружаешься, ищешь своё дело, где тебе потом взлететь придётся, или удастся, надо идти мыть полы, в пять утра просыпаться где-то зарабатывать кусок хлеба, мести улицы, чистить снег лопатой, красить заборы или что-то, что угодно, подносить на стройплощадках что-то, если ты мужчина, можешь подносить, разгружать вагоны.

В моё время мы в МИФИ, когда учились, у нас все, просто сплошняком ребята ходили по ночам разгружали вагоны. Мы учились бесплатно, нас тогда государство учило, ещё Советский Союз. Надо было девушкам цветы покупать парням, надо было кусок хлеба, надо было всяко разно, ездить элементарно на метро, транспорте уже какие-то копейки, гроши. На то надо у папы, мамы взять, на то у папы, мамы, — на всё надо у папы, мамы. Так проще пойти два раза в неделю разгрузить вагоны. Да, не поспать ночки, ну ничего страшного, зато это твои кровные. И потом иди на эти кровные занимайся, увлекайся, ищи своё призвание, интересуйся чем-то, погружайся во что-то, вот я сторонник всё-таки вот этого.

В ларьках тогда ещё было время. Все ходили, молодёжь сплошь поголовно, все торговали в этих ларьках. По ночам тоже сидели, кто студенты были, сидели. Ночные ларьки были, подрабатывали. То есть я сторонник, чтобы всё-таки в определённом возрасте молодое поколение переставало сидеть на шеях у своих родителей.

Артём Войтенков: Это я согласен полностью. Я сам дворником работал, ещё даже не будучи молодым человеком, а еще, будучи мальчишкой. Поэтому полностью поддерживаю, что если ты не понимаешь ещё, и ты не понял своё предназначение, и ты находишься в поисках, но ты часть времени трать просто на заработок. Но как бы не отдаваться этому полностью, не работать на износ круглосуточно. Ты поработал полдня.

Наталья Манежева: Да, не отдаваться, просто, за сколько тебе нужно на прожить, только, только на прокорм, проезд, квартплата. Этот минимум — там же не так много всего получается в принципе.

Артём Войтенков: Ну, если ты один, то да.

Наталья Манежева: Если ты один не так много, да.

Артём Войтенков: Хорошо. Тогда мы с тобой договорились до того, что надо работу искать не по объявлениям, нужны такие-то, такие-то, такие-то, а нужно искать что-то своё.

Хорошо. Тогда вопрос, вытекающий из этого. Ты привела пример фотографов, художников. Это человек как бы одиночка, можно сказать. Он работает сам по себе, а к нему ходят заказчики. Но при нашем обществе, в котором разделение труда и специализация, это далеко не для всех такое возможно. Как быть человеку, который, например, хороший повар, или столяр, или ещё он кто-нибудь, педагог, например. Как ему найти своё место в этом обществе? Как применить своё ценное знание, умение, тот свет, который ты говоришь, идёт изнутри. Он понял, а как дальше? Куда идти?

Наталья Манежева: Понятно, что идти надо куда-то в социуме. Ты не как фрилансер, не можешь уехать за город, сидеть где-то в деревне, и там быть педагогом у себя в собственном доме один на один с самим собой. Или быть сам себе. Токарем попроще, если у тебя есть станки в деревне, ещё можно. Но есть какие-то профессии, невозможные на удалении. То есть надо быть где-то в социуме. Кстати, про фрилансеров. Ничего, если я отвлекусь? Раз уже я упомянула фрилансеров. Когда люди становятся фрилансерами…

Артём Войтенков: То есть, это работа на удалении. По заказам. Не зарплата, а именно сдельщина.

Наталья Манежева: Да, по заказам. Сдельщина. И вот у них существует самая большая проблема. Как это ни странно она не связана с тем, что если ты свободен, значит, ты можешь делать всё, что хочешь. Такой образ есть от фрилансеров, удалённых сотрудников. Можешь встать, во сколько хочешь, можешь лечь пораньше, можешь, как сейчас говорят, курить бамбук, ничего не делать, расслабляться. И там между делом, где-то что-то поделал свою работку. Этот образ очень иллюзорный.

Фрилансеры это как раз люди, которые просто безумно, как правило, любят свою работу, и они с огромным интересом как раз ею и занимаются. Они очень горят своим деланием дела. У них проблема основная это не в том, как бы больше похалявить, а у них проблема — как бы так не работать по двадцать четыре часа в сутки. Как бы всё-таки поменьше бы работать, чтоб хотя бы спать три-четыре часа.

Артём Войтенков: Это я по себе подтверждаю, потому что количество той работы, которая на меня валится, гораздо превышает мои просто физические возможности.

Наталья Манежева: Это такой показатель. Если человек нашёл интересное дело, причём не важно, как наёмный или как фрилансер, и если у него пропадает чувство времени. А если ты работаешь по 15-20 часов в сутки, и тебе силы всё даются и даются и даются, и тебе всё приходит, и приходит, и приходит. И, казалось бы, ты уже давно должен отключиться, и уже баиньки, и уже силы должны были кончиться, а у тебя всё равно они есть, тебе идёт энергия, не знаю, откуда. От дорого мироздания всё приходит и приходит. То я думаю, что это очень яркий показательный момент того, что человек нашёл своё дело.

И как раз в обратную сторону. Если ты свои восемь часов отработал, и последние час-два досиживаешь и думаешь: «Господи, у меня уже нет сил. Я уже без сил. Я еле-еле, когда там пять часов? Ещё пятнадцать минут. Она так медленно идёт эта стрелка. Когда же уже эти пятнадцать минут будут? О! Уже без пяти! Вот! Я уже тут собран, сейчас на взлёт и быстрей с работы!» И сил нет делать эту работу. Не даёт туда мироздание силы тебе. То это как раз очень хороший показатель того, что скорей всего, молодой человек или барышня, не тем вы делом занимаетесь. Скорее всего. То есть энергия не идёт человеку в это. Вот уже сигнал, уже такой значок.

Артём Войтенков: Я могу подтвердить. Я вскакивал в пять часов утра. Меня никто не будил. Сам вскакиваешь и бежишь.

Наталья Манежева: Бежишь, да. Это по поводу силы, которая тебе идёт. Первое, что нужно понять, это свою цель. Цель должна отвечать на вопрос — что делать. Когда люди в резюме пишут (мы уже так плавно перетекаем к тебе резюме, то, что люди отправляют в агентства, в компании), что они там пишут обычно в сопроводительных письмах. И если ты пишешь, что моя цель занять такую-то позицию: позиция финансового директора, или позиция повара, вакансия повара — это всё равно, что надеть определённые погоны на себя.

Я привожу часто такой пример. Я немножко сейчас буду отдаляться от темы для того, чтобы иллюстрировать просто то, что я говорю, для иллюстрации. Почему неправильно писать — какую я хочу позицию,или какую я хочу вакансию, или какую я хочу должность? Почему это неправильно писать ни в письмах сопроводительных, ни в резюме. Представьте, если бы мы с вами устраивались в армию, и мы бы в резюме (отправляли резюме в армию) писали – хочу должность генерала.

Артём Войтенков: А что такого? Плох тот солдат, который не хочет стать генералом.

Наталья Манежева: Хочу погоны полковника.

Артём Войтенков: Это стремление.

Наталья Манежева: И тебе сразу скажут: «Свободен. Нам такой не нужен». А вот, если напишешь «Хочу Родину защищать», — пропускают. Дорастёшь до полковника или до генерала.

Артём Войтенков: Я понял. То есть, ты имеешь в виду: в одном случае человек пишет, что я хочу занять этот кабинет, пост и сидеть там, всеми командовать оттуда.

Наталья Манежева: Да, пост, кабинет, антураж.

Артём Войтенков: А с другой стороны: человек пишет «Я хочу делать это дело».

Наталья Манежева: Да, делать вот это. Поэтому цель, она отвечает на вопрос — что делать. Она не отвечает на вопрос, как это должно выглядеть, в какой фантик это должно быть завёрнуто, в какое название позиции более модное или менее модное, или должность престижная, не престижная. Это не фантик.

Цель — это что делать. Это сущность — что я хочу делать. Это надо понять первое. Когда ты это понимаешь, дальше ты понимаешь, с кем конкретно ты хочешь это делать.

— То есть первое ты понимаешь: кто ты и ради чего тебе всё это нужно.

— Второе, ты понимаешь: с кем.

Ты должен увидеть, приблизительно увидеть команду своих единомышленников. Не просто компанию, а какую-то команду единомышленников, вместе с которыми тебе именно вот это дело будет делать идеально, оптимально. И первое, где ищется работа, она не ищется в агентствах, в компаниях или где-то ещё. Первая работа ищется в голове сначала. Она формируется как некий образ. Точно так же, как бесполезно строить какое-то здание, начинать таскать камни, кирпичи, брёвна и так далее, возводить какое-то здание, пока у тебя нет макета, нет модели, что ты строишь. То есть сначала должен быть образ у архитектора, образ какой-то модели этого дома. Смоделировать надо этот дом, а потом ты уже строишь этот дом. Начинаешь таскать камни и всё это собирать так, как соответствует твоей модели.

Вот точно так же и с работой, собирается всё сначала отсюда (голова). Ты сначала собираешь образ в голове, а потом ты уже делаешь это ручками. Просто воплощаешь то, что ты увидел внутри. По крайне мере я учу людей делать так, потому что другим способом идеальную работу найти не получается. Может быть, получается у кого-то, кто всю жизнь шёл за самим собой, кто всю жизнь следовал своему призванию, и слушает себя и слышит свой внутренний голос очень хорошо, вот у них получается. Но они в принципе так и действуют как раз. За ними только сами люди приходят, их, как правило, ищут. Всегда их приглашают. Они работу не ищут в основном, сами не ищут, их ищут.

Первое – ты находишь работу в голове. То есть она там прямо буквально должна быть найдена. Там внутри надо пройти весь процесс. Ты формируешь образ команды, не компании пока ещё. Потому что западная она будет, российская, большая, небольшая, в центре города или на выселках, на периферии вообще страны где-то непонятно, уехать придётся из твоего родного города, или в твоём родном городе — вот эти все моменты, связанные с формой, ты туда не закладываешь. Форму ты туда не закладываешь. Это пока такая архитектурная модель, это проект. Это проект, где у меня будет идеально это получаться делать. Это я и команда людей, с которыми я вместе это делаю. Какие они должны быть? Какие там должны быть ценности у этих людей? В общем, какое-то ты формируешь внутреннее поле, как магнит. Тебе эту историю нужно притянуть. Форму притягивать бесполезно.

То есть бесполезно к себе притягивать такую-то западную компанию с объёмом, доходом или оборотом таким-то, с какими-то ещё другими организационными параметрами. Вот эти формы все закладывать бессмысленно, бесполезно. Потому что в результате всё будет не так, ты всё притянешь, как правило, к себе совершенно другое. То есть форму, вот эти фантики сами, как это будет называться, начиная от твоей должности, позиции, заканчивая самой компанией, командой, местом, где это всё будет, город — это бесполезно.

Ты притягиваешь сущность делания. Потом пишешь резюме, нормальное. Я называю это человеческое резюме. Потому, что те резюме, которые сейчас бродят по рынку (именно бродят), это не человеческие резюме. Это резюме таких: то ли люди, то ли функции, как у Макаревича было — то ли люди, то ли куклы. А это в основном резюме таких функций, такая человеко-функция.

Артём Войтенков: Так людей так и приучают, что ты должен написать, какой ты там механизм.

Наталья Манежева: Какой ты механизм, что у меня крутится так, правая рука вот так вот, левая рука у меня вот это умеет, бухгалтерию. Вот этой частью мозга я двигаю такие процессы, вот этой частью я двигаю такие процессы. Ногами я хожу по налоговым, или что-то ещё я делаю. То есть ты себя рассматриваешь чисто как функциональный аппарат. И вот эту функциональную сущность люди пишут в резюме. Резюме, которое говорит о них, как о функциях, но ничего не говорит, как о человеке. То есть, какой человек за этим стоит, вообще непонятно. Он с какими ценностями, с какими мотивациями, он с какими качествами. К чему людей тянет?

Артём Войтенков: Я говорю — это предназначение.

Наталья Манежева: Это предназначение и это какая-то тяга — ради чего. Это моменты смысла. Это ради чего ты хочешь, во что ты хочешь вкладываться. Это и предназначение, это и смысл твоего делания. Это называется — что я люблю, что делает меня счастливым, через что я могу других сделать счастливыми. Вот это про человека. Так вот оно всегда в резюме, как правило, отсутствует. Поэтому, когда ты такое пустое резюме присылаешь, а они все однотипные, они все друг на друга похожие. То есть все тысячи тысяч, десятки, сотни тысяч резюме на главных бухгалтеров, если не обращать внимания, на какие компании, периоды работы, — они все более-менее друг на дружку вообще похожи, совершенно одинаковые. И людей за ними не видно. Какая она придёт, главный бухгалтер? Она впишется в мой коллектив или не впишется?

Артём Войтенков: Для этого существует собеседование.

Наталья Манежева: Собеседование. И вот представь, я сижу на собеседованиях, и приходят ко мне сто человек, или пятнадцать, или тридцать. И я должна на них на каждого от пятнадцати минут по часу времени своего уделить. В ритейле, например, там пятнадцатиминутные собеседования. Там поток страшный, огромный и там быстро очень людей: песочные часы ставят по пятнадцать минут. Пятнадцать минут – собеседование, пятнадцать минут – собеседование. Там быстро, круговорот.

Артём Войтенков: Ритейл это продажи.

Наталья Манежева: Да. Розница.

Артём Войтенков: Там сразу видно — умеет он втюхать, условно говоря, или нет.

Наталья Манежева: Свой, не свой. А в среднем в рекрутинговом агентстве в каком-то или у рекрутера, если ты приходишь уже в саму компанию, это час на это интервью. И вот ты пришёл с этим пустым резюме. С точки зрения функций тебя кадровик проверять не будет, потому что она либо в твоих функциях вообще ничего не понимает, либо она не считает это необходимым.

Артём Войтенков: Умею программировать на языках низшего уровня…

Наталья Манежева: Да. Вот она проверить это никак не сможет. Что ты умеешь программировать, или как ты умеешь кулинарить, или умеешь ли ты строгать что-то. Она проверяет в целом на общую адекватность человека. Её задача, этого кадровика, который там сидит, проверить на адекватность, на то, чтобы психически был нормальный человек, на то, чтобы соответствовал этому коллективупо химии. У нас есть такое понятие — по химии сойтись. И в целом проверить — врёт, не врёт. Масса существует моментов внутренних, о которых люди даже не догадываются, на что их там на самом деле проверяют. Она должна хоть что-то узнать об этом человеке, кадровик, или он. Хоть что-то узнать. Это час жизни твоей, если ты это интервью проходишь, и это час жизни её. Если люди проходят по пятнадцать, по двадцать или по сто интервью. Сто вряд ли, но пятнадцать, двадцать, тридцать интервью — вот столько часов жизни они у себя украли. И соответственно эти другие люди, которые эти интервью принимают, они тоже у себя столько часов жизни украли. Зачем?

У меня всегда возникает вопрос «зачем?» Зачем писать слепое, вот это тупое резюме, ниочёмистое и ниокомистое. Это просто трата времени потом уже, на следующем круге. То есть ты здесь времени пожалел. Все же такие жалостливые, все говорят: «Ну как же? Есть же такое правило», — установленное непонятно кем, непонятно когда, что якобы из Запада к нам пришедшее, что резюме должно быть на одной страничке – на двух. Что оно должно быть короткое, потому что рекрутеру некогда его читать. У него времени нет. У него же сотни этих резюме, когда он будет читать?

Лучше, я вот здесь чуть-чуть сэкономлю, а там я потом приду на интервью, и вот там я всё расскажу, какой я хороший. Я видела эти интервью, когда люди приходят с пустыми резюме, с нулевыми. У них примерно точно такие же интервью получаются. То есть вот он сюдавлил энергии ноль, он в интервью приходит, блеет, двух слов связать не может, и ничего рассказать про себя не может, потому что это всё неосознанно. Да, делал, да, был, да, знаю, да, что-то такое. То есть что-то похожее на такое блеяние с заискивающим лицом, такое: «Да. Спросите меня ещё что-нибудь. Да, да». Просто такие в одни ворота мяч. Ему всё время вбрасывают, а он всё время отвечает, отбивает эти мячики. Мало что показывают эти интервью. Мотивацию человека, его ценности. Вообще, о чём он? Зачем? Ради чего он в этой жизни, чего он хочет? Они очень мало показывают, эти интервью.

Артём Войтенков: А потом, когда у тебя тысячу одинаковых резюме и одно хорошее, ты тысячу выкинешь, и пригласишь одного человека.

Наталья Манежева: И пригласишь одного хорошего, да. И у нас вот наша дама, которая прошла курс «Найти призвание», сделала такое необычное резюме. Как мы учим, как мы проходим со всеми на курсе, делают люди такое нестандартное резюме, неординарное резюме – путешествие в мою собственную жизнь, интересное. Оно просто читается взахлёб.

Артём Войтенков: Так, сколько страниц?

Наталья Манежева: Не помню. Мне кажется, должно было быть большое резюме, страниц больше десяти, пятнадцати. Но где-то десять-пятнадцать-двадцать легко. То есть запросто. Там смысл в том, что резюме делается сначала на трети странички или на пол странички. Ты делаешь ядро резюме. По этому ядру абсолютно всё про тебя понятно сразу. Вот это ядро сделать очень сложно, если ты не сделал этих пятнадцати-двадцати страниц. Это я называю «квинтэссенция опыта».

Артём Войтенков: Выжимка.

Наталья Манежева: Это сухой остаток. И идея в чём? Рекрутер смотрит на твоё резюме, на вот эту шапку, где сухой остаток про тебя, квинтэссенция. Он сразу прочитал: «О! Мне нужен этот человек! Вот такой осознанный мне нужен». И он дальше забирается за оставшуюся часть, где уже такой развёрнутый long story. Развёрнутый рассказ про самого себя. И он туда уже забирается. И он час взахлёб там читает спокойно. А вот эти тысячу или сколько резюме, которые ему другие пришли про функции, он не будет их читать.

Артём Войтенков: Написанные по стандарту, придуманные непонятно кем.

Наталья Манежева: Да. И рекрутеры сами воют сейчас от этих резюме. Они понимают, что это вообще чума какая-то на рынке, набирать некого. Эти пустые резюме, ничего непонятно, кому звонить. Чем Пётр от Ивана отличается — совершенно непонятно. Рекрутеры уже сами от этого на стенку лезут, потому что они не знают, что с этим делать. И вот эта дама наша, она такой спец по оптимизации больших ритейлов, всех процессов в больших розничных сетях типа Ленты, Окей, каких-то больших Магнитов, и так далее. Её резюме попадает в большую розничную сеть. Директор по кадрам это резюме прочитала, грузанулась на него. Всё прочла. Приносит CEO это резюме. CEO по-русски – это исполнительный директор, то есть человек, который управляет компанией.

Она приносит этому управляющему это резюме, кладёт на стол, говорит: «Почитайте. Вам будет очень интересно». Он читает. Зовёт её тут же, говорит: «Срочно мне её зови». Читает эту кипу бумаги, говорит: «Срочно мне её зови. Срочно! Прямо ко мне зову. Пусть она даже с тобой не проходит интервью. Не надо. Пусть прямо сразу ко мне приходит». То есть она, минуя сколько-то ступенек, хоп и сразу к управляющему всей этой торговой сетью. Они приходит к нему на интервью. А он ей говорит: «Вы знаете, я просто хотел увидеть человека вживую, у которого резюме написано вот так. Мне было просто безумно интересно познакомиться с человеком, у которого такое резюме». Вот просто посмотреть, какая она живая. Она ещё так сочно всё это рассказывала. И потом он кладёт резюме на стол и говорит: «Вы знаете, самое удивительное, что мне настолько нечего вас спрашивать, я всё про вас знаю».

То есть вот это чего здесь есть, он говорит: «Я всё про вас знаю. И нам в принципе с вами, то есть я понимаю, что я готов вас взять, но у нас нет такой позиции, должности прямо под вас, что вы умеете делать. Нет такой. Но у нас есть в закупках, есть вот там-то, есть вот там-то. Давайте мы вот из этого слепим, из этого слепим. Так, а ещё сюда вот это можно приплюсовать вот из такого-то отдела. А давайте, в таком департаменте есть такая задача. Давайте мы вот оттуда возьмём и тоже вам догрузим». И они сидели там час-полтора. Они просто придумали для неё позицию. То есть она агрегировала в себе кучу всяких других вещей из разных департаментов. И до этого они минут сорок поговорили про путешествия, кто куда любит ездить, рыбу ловить или где отдыхать. Не знаю конкретно, про какие именно поездки, путешествия, про всякие хобби, про увлечения, кто, чем любит заниматься. Он ей чем-то поделился. В общем, они придумали эту позицию. Я, может, опять отдалилась от твоего вопроса, как всегда я от вопросов удаляюсь.

Артём Войтенков: Твой рассказ, он как бы ломает общественный стереотип, ломает стандарт, что надо писать вот такие резюме, надо быть человеком функций. И что компании и западные в том числе, им, в общем-то, по большому счёту всё равно, кто ты. Ты должен чисто выполнять свою работу. А оказывается, что не так. Оказывается, что люди везде человеки. Они хотят к себе разного отношения. И люди понимают, особенно, скажем так, люди с большим опытом управленческой работы, они прекрасно понимают, что мне не нужен просто человек-функция. Мне нужен человек, который это делать, может быть, он даже и плохо умеет это делать, но ему это интересно, и он научится сам даже, я его учить не буду. Он сам научится и сделает это хорошо. И такие люди, они очень ценные.

Я это даже по себе знаю, когда я в какую-то компанию устраивался, и мне там было интересно, я там бегал — это надо к этому, этого теребил, этого: «Давай, слушай. Давай это сделаем так, а это сюда. Вот это переделаем. Вот это у вас всё криво, косо, оно всё разваливается. Надо сделать вот так, вот так, вот так». На меня так смотрели: «Ничего себе. Надо же, как будто работать интересно».

Наталья Манежева: Да.

Артём Войтенков: А начальство это понимает. Когда я пришёл к начальству на работу устраиваться, обычно мне же есть, что показать. Мне в отличие от бухгалтеров, которым сложнее, у них просто резюме и всё. Я, как художник, видео оператор, фотограф, мне есть что показать. Я сразу беру и показываю.

Наталья Манежева: Портфолио своё.

Артём Войтенков: А тут меня очень удивил подход человека. Я к нему пришёл и так немножко о себе рассказал. Он на меня смотрит так.

Я говорю: «Давайте я покажу, что я умею делать. Вот флешка».

Он говорит: «Не надо».

Я говорю: «Вы что, даже смотреть не будете?»

А он говорит: «А знаешь, как на войне? Вот тебе винтовка, разберёмся. И всё. Я сразу пойму, чего ты стоишь. Сразу в первые же дни».

Всё.

Наталья Манежева: В первые дни. Всё ясно.

По поводу стереотипов.

— Не принято писать резюме длинное, а принято короткое.

— Не принято на интервью себя активно вести.

— Не принято искать напрямую в компаниях, потому что, как это так, я сразу пойду в компании искать? Это же всё равно, что я милостыню буду просить у этих компаний, как это так? Как-то странно.

Так вот это и есть история рабства, это и есть рабство у своих стереотипов. И поэтому, это не мы какие-то не такие, необычные, что учим людей делать правильно, и по-человечески. Вот поезд едет, как это – тормозные колодки?

Артём Войтенков: Да.

Наталья Манежева: Это, наверное, людям очень сильно вот эти тормозные колодки мешают ехать. Потому что, ехать-то может каждый, надо просто убрать эти тормозные колодки, вот эти стереотипы. Они тормозят движение каждого человека. Сами себе придумали весь рынок, что рекрутерам интересно про две страницы, и только про функции. Сами надели на себя эти тормозные колодки на своё это качество ехать и развиваться. Прикрутили, и не едет никто — вот оно, рабство. То есть, тебе важно что? Тебе важно себя тормозить, придумать оправдание:

— почему тебе не надо развиваться,

— почему ты не можешь попасть в компанию своей мечты,

— почему ты не можешь найти место, где ты будешь счастлив.

Почему не можешь? Потому что, тормозные колодки: а это вот рынок так устроен, а это вот буржуи, а это вот резюме нельзя нормальное написать. Все кто-то виноват.

Артём Войтенков: Кстати, тоже опыт из моей жизни. Я как-то знал определённый набор программ, навыков, но, почему-то то, что обычно на этих программах делалось, мне не хотелось этим заниматься. Мне хотелось заниматься чем-то другим. Я даже сам толком не понимал, чем, но вот этой областью деятельности я заниматься не хочу, которая типична для художников, дизайнеров, сюда мне не хочется. И самое удивительное, что я нашёл такую работу, совершенно случайно, я нахожу именно то, чем мне становится интересно заниматься. У меня даже не было чёткой формулировки, а что это может быть? Я не понимал что это, пойди туда, не знаю куда. Вот было такое примерно состояние. Я просто знал, куда я не хочу, и меня чётко привели туда, куда я хочу. Оказалось именно то.

Наталья Манежева: Очень хорошо, что ты вывел, кстати, на эту тему, по поводу понимать чего не хочешь. Мы когда учим людей искать работу, активный поиск делать, у нас там есть разбиение на четыре категории, на четыре приоритета всех компаний, или всех возможных сфер деятельности. Первый, второй, третий приоритет по значимости. И есть четвёртый приоритет, это то, куда я точно не пойду, сто процентов не пойду. К примеру, я по себе знаю, что я никогда не буду брать заказы у Нефтегаза, никогда не буду. У табака и алкоголя — никогда не буду. Поэтому, для меня совершенно несущественная область, у кого брать заказы, но только не эти, куда я не пойду.

Вот точно также человек, когда ищет работу, должен смотреть максимально широко. Если представить наш угол видения, угол зрения, вот угол зрения расширить максимально.

Артём Войтенков: Да, потому что, бывают очень неожиданные вещи, которые ты даже предположить не мог.

Наталья Манежева: Да, всё попало в твой угол зрения, даже то, чего ты не предполагаешь. И как правило-то люди как раз и находят там, где они не предполагают, что здесь, оказывается, интересно.

И потом они отзванивают, и говорят: «Наталья, готов был смотреть то-то. А вы представляете, я нашёл что-то, вообще не вписывающееся в мою картину мира, и я там абсолютно счастлив».

Я говорю: «Так оно как-то входило в список того, чего вы точно не хотели?»

— «Нет, не входило».

То есть, часто алкоголь, табак, ещё что-то, например, кто-то не хочет, определённые области. Каждый для себя формулирует сам, чего он не хочет. Самое главное, у себя сзади оставить только то, что ты не хочешь. Всё, вот это откинуть. А на эти три приоритета: самое интересное, менее интересное, и такое, что вряд ли интересное, но почему бы не попробовать. Вот этот третий приоритет, который как раз очень часто и выстреливает. Вот их нужно охватить все, все три, и такое поле себе очертить, и везде себе искать на этом поле.

И штука-то в том, вот как раз поэтому и бесполезно форму себепрограммировать. Форму, как:

— название позиции,

— погоны,

— должности,

— название компании,

— какие-то клише, какие-то установочные, что я ищу только ту позицию финансового директора, где должна быть зарплата не ниже, чем.

Да, может, ты найдёшь вообще не финансового директора, и то, что тебе дадут, просто тебя за глаза устроит, и ты там будешь счастлив. А для подработки, если тебе не хватит денег, найдёшь способ, как ещё догрузить себе зарплату твою, и свой прежний уровень жизни. Пойти преподавать, к примеру, что-то, или что-то ещё, по субботам. И догрузишь ты свою планку. Сколько тебе надо было денег? Вот столько. Ну и найдётся способ, как тебе это набрать этот уровень.

Поэтому, бесполезно, потому что, ты идёшь в неизвестность. За форму, в какой форме тебе дастся твоя работа, за неё отвечаешь не ты, за неё отвечает судьба, она лучше знает, что нужно тебе. Я всегда говорю людям, когда начинают писать, вот я хочу в форме в такой, в такой, и так далее, начинают прогнозировать. Я говорю: «Ребята, не берите на себя функцию господа бога, не надо. Это нехорошо, потому что вы всё равно промахнётесь, во-первых, мимо того, что ваше, и здесь, куда вы мыслите, вы там ничего не найдёте себе. Скорее всего, ваш вариант какой-то другой. Важно, как ты устроишь сам процесс поиска, важно его устроить правильно, как идти в неизвестности. Наверное, большинство людей смотрели фильм «Сталкер», когда ниточка кидается — идём туда. Помнишь, да, в Сталкере, как он вёл? Можно сказать, что в нашей компании мы как такие сталкеры, мы помогаем людям вот этот весь процесс поиска в неизвестности пройти.

Я всегда смотрю на своих собак охотничьих, как они, когда охотятся, они ходят челноком, очень интересно. То есть, где-то там огромное поле, и там сидит где-то потатушка какая-то, далеко, и непонятно где. И чтобы её найти, кажется, что по прямой близко. Но собака, когда ищет, она не знает (поисковая собака), где конкретно, в какой точке сидит эта потатушка, которую надо схватить как-то. Она проходит всё это поле, и она идёт челноком. И как это ни парадоксально, как ни странно, времени у неё это занимает очень мало.

У всех есть боязнь, с чем я сталкиваюсь, все думают: «О, если я такой кругозор себе сделаю большой, широкий, да как же я такое количество компаний обойду. Ой, да это же страшно, ой, да это же моей жизни не хватит».

Нет, по определённой системе, хождение челноком, распознавание (не буду сильно долго на этом сейчас останавливаться), времени прочёсывание вот этого поля занимает очень мало. И раз, и смотришь, только не успел на это поле прийти, а твоя собака уже у этой потатушки стоит, уже лапу подняла, и уже, пойнтеры показывают мордой, где твоя дичь, где вылетит птичка. И раз, смотришь, только с ней пришёл, а она уже стоит, пожалуйста, и тебе уже показывает. Я хоть не стреляю, не охочусь сама, но я держу охотничьих собак, я просто любуюсь, как они охотятся, обожаю. И в executive search то же самое. Кажется, что, о, мои тысячи компаний, мне нужно найти, к примеру, за восемь дней идеального кандидата. Я думаю: «Боже, это нереально».

Но, так как, есть определённая система прохождения вот этой неизвестности через распознавание, через разные знаки, то в конечной точке ты оказываешься очень быстро. И пугаться этого совершенно нечего, полжизни на это не надо. Надо очень короткое время, от двух недель до месяца в сумме, и человек может найти работу сам. То есть, поиски нужно выстраивать активно.

Здесь ещё работает одна такая рабская вещь из области наших стереотипов, определённое клише, что, во-первых, как это я могу работу искать сам, куда-то стучаться, в какие-то двери, в компании. Все боятся очень быть просящими, выглядеть просящими. Помнишь, как в своё время по метро ходили вот эти – «подайте, люди добрые, мне на операцию», или «я инвалид-калека без ноги, подайте». Был такой образ вот этих, просящих, милостыню просить. И всем кажется, что это так унизительно, так прямо их всех там ломает изнутри. Как же я пойду стучаться в компании? Ведь это же очень унизительно. Я же прошу работу, я как будто, унижаюсь. И я объясняю всегда, что нет.

Люди, мы, когда с вами идём куда-то трудоустраиваться, и когда мы стучимся в какие-то компании, или в какие-то двери напрямую стучимся, мы у них милостыню не просим. То есть, отношение должно быть такое, что мы предлагаем им свою жизнь инвестировать в это дело. Ты же, ведь так, на минуточку, ты идёшь, ты чем-то занимаешься, ты весь этот огонь души, время своей жизни, свои силы, свои мысли, энергию, всё-всё ты вкладываешь туда, ты инвестируешь свою жизнь в эту деятельность, и это очень много. Оно не то чтобы дорогого стоит, оно чего-то стоит, да. Но это инвестиции.

И каждый, ищущий работу человек, активно ищущий, это как инвестор. Вот инвестор приходит, говорит: «Вам деньги надо?» А ты приходишь, вот он я, и говоришь: «Вот я, с тем, что я могу, с тем, что я умею, и чем я горю. Вам это надо? Готов вложиться. Готов внести свой вклад. Готов инвестировать в ваше предприятие, организацию, компанию. Я готов. Берите. Надо? Не надо. Всё, я пошёл. Я вот рассматриваю возможности, где я нужен».

Вот этот вот стереотип, что нельзя искать напрямую, там есть ещё вторая грань, ещё второй стереотип есть, что «мы привыкли, что за нас всё время кто-то должен сделать что-то». Поэтому проще, я сел, разместил резюме на работных сайтах, в Хедхантере, в Суперджобе, где-то посты какие-то сделал в дискуссиях, ещё где-то. Вот, везде информацию дал, и сижу, лапки сложил, и жду — когда же там ко мне судьба-то постучится? Когда же мне манна небесная с неба упадёт? А никто что-то не звонит, нету, кина не будет.

И люди мне звонят, и говорят: «Наташа, у меня там что-то сто просмотров, и ни одного звонка. Почему?»

На Хедхантере. Или кто-то: «У меня сто сорок просмотров, и ни одного звонка». Или только три звонка и ни одного приглашения на собеседование. Почему оно не работает?»

Да потому что.

Всё время хочется сказать: «Ребята, вы потом в свои компании придёте, вы будете вкладываться, вы там хотите быть активными?»

— «Да, хотим».

Я говорю: «А почему бы вам сейчас не начинать быть активными, уже?»

Не ждать, когда вы трудоустроитесь, с первого дня работы начнёте бегать, суетиться, и делать дело какое-то, работу. А вы сейчас, извините за выражение, пятую точку отлепите немножко, и проявите эту активную позицию сейчас уже. Начните работать сейчас, над поиском работы. И это немножко меняет отношение, потому что, их потом берут уже, как горячие пирожки. Потому что, на самом деле, с рынка с открытого, я знаю, за executive search я могу сказать, я не говорю за рекрутинг, эту область я знаю меньше.

Executive search. — это подбор топ-менеджмента. Там точно совершенно, есть встречный стереотип, что берут людей, которыесейчас работают. То есть, мы-то ищем не среди вольноотпущенных искателей работы, когда мы делаем заказы. Мы ищем среди тех, ктосейчас работает. То есть, по сути дела, мы как бы уводим людей, пересаживаем из одной компании в другую компанию. Есть заказ, и мы обходим все компании, находим там людей, которые нам могут быть интересны, которые могут быть адекватны, и мы их сюда трудоустраиваем. Мы имеем право разговаривать только с теми людьми, которые заинтересованы к уходу. То есть, которые там уже всего достигли, максимум чего совершили, и развиваться им там совершенно уже некуда, то есть, им там уже не интересно. И мы их как бы так вот плавно пересаживаем в другой цветочный горшок побольше.

А среди свободного рынка мы не ищем. Например, мы, executive search, никогда не пользуемся сайтом Хедхантера. Люди, которые ищут работу сами, которые не работают, это не наш контингент, мы не ищем среди них. Наш контингент, это люди, которые максимально в обойме, которые пашут, они в развитии находятся постоянно, и мы ищем только среди них. Если совершенно случайно, паче чаяния, там кто-то найдётся, вот так вот, раз, вдруг прислал резюме, и вдруг он ищет работу, и вдруг он нам идеально подходит. У меня был один такой случай, когда вот так, совершенно случайно получилось.

Мы ищем через рекомендации, через работающих людей, и никакими Хедхантерами, Суперджобами мы не пользуемся практически. Да, Ringtones пользуемся очень активно. В Ringtones мы многих кандидатов находим. Но, пять же, не по их постам, что: «Здравствуйте, я директор, ищу работу такую-то, такую-то». По постам мы тоже как-то, я мало откликаюсь, обычно. То есть, мы находим сами, напрямую, просто через поиск.

Я к чему это всё говорю? Мы-то не придём, может быть за вами. Вот там сидит человек, и мечтает, что за ним кто-то придёт. Но может быть, за ним никто не придёт, ни через Хедхантер, ни через рекрутеров, агентства, никто. Какой у него вариант остаётся? Он может восемь месяцев сидеть, три года сидеть, искать работу. У меня есть люди, которые по три года ищут работу. Которые в кризисах, депрессиях уже жесточайших. В среднем считается, что если человек где-то от восьми месяцев ищет работу, дальше начинается депресняк, очень тяжёлый депресняк. Год — это уже депрессия такая, совсем тяжёлая. И там нужно сначала вытаскивать человека из депрессии, потом уже, помогать ему искать работу. В депрессивном своём состоянии он никому не нужен такой. Зачем себя доводить до этой депрессии? Зачем сидеть восемь месяцев с ощущением, что я вообще подарок тут с пушистым бантом, я такой волшебный, я сейчас вот, все двери мне откроются, и меня тут все сами найдут. Четыре месяца тебя не находят, восемь месяцев тебя не находят. Но зачем? Надо прямо, вот ты вышел, пару месяцев, хорошо, отдохнул, и начинай искать активно, сам стучись в компании.

Есть порядка двадцати способов поиска работы активного. То есть, не только прямой поиск в компаниях. Просто под каждого конкретного человека выбирается своя тактика, как ему конкретно искать, как ему оптимально искать и найти. Какой бы у тебя ни был шикарный опыт, то, что называется в бизнесе бекграунд, моя основа, бесполезно любую тактику применять, пока у тебя нет стратегии, пока ты не понимаешь, кто я, куда я, ради чего я. Пока вот эти все вещи ты не осмыслил, не собрал внутри, что ты найдёшь? Ты найдёшь троечный и двоечный варианты. То есть, это опять будет не про счастье, опять это будет про зарплату, просто, чисто, как народ говорит, мы ходим и колбасимся на этой работе. То есть, как сосиски такие, каждый день. В ряд вот сосиски выстроить, и каждый день один и тот же. Вот мы и колбасимся так.

Артём Войтенков: Так это большинство людей.

Наталья Манежева: Ну, большинство, и пусть колбасятся, но это выбор человека, Артём. Пока ты вот от этого не устаёшь внутри сам, не устаёшь быть этой колбасой, не устаёшь быть этим пушечным мясом. Когда уже устанешь, всё надоест, глаза растопыришь на мир, и скажешь: «Господи, зачем я пришёл в этот мир? Для того, чтобы так вот ходить, и просто за длинный рубль там маяться на этих работах своих? Мытарствовать? Вся жизнь, какое-то мытарствование сплошное получается». И вот когда это припечёт, и уже сядешь перед этим вопросом, и скажешь: «Опа, приехали. Мне сорок лет, а я-то и не жил». И вот тогда ты начинаешь чего-то такое с осмыслением, с какой-то стратегией в голове.

И на самом деле человеку надо очень мало денег, чтобы прожить, вот так, положа руку на сердце. Я для себя выяснила. Я, когда сыроедила, тринадцать рублей за килограмм пшеницы, может на месяц два килограмма мне хватит. Вся таблица Менделеева, вот столько пророщенных зёрен, всё — вода, ничего больше не нужно. Здоровье абсолютное, силы куча, ясность ума необыкновенная, чистота, лёгкость потрясающая. То есть, двадцать шесть рублей.

Артём Войтенков: Хорошо, очень любопытный рассказ. Я так просто кратенько подведу в конце, такое резюме, выжимку. Смысл в чём?

— Во-первых, понять своё предназначение, раз. Разобраться в себе, попутешествовать в детство, понять, что тебе нравится делать, что ты будешь делать сам по себе, даже если тебе за это не платят.

— Второе — это уже когда ты понял, начать это делать, и, соответственно, уже прикладывать какие-то усилия: либо ты свободный художник, либо пытаться встроиться в какую-то чужую систему, но не для того, чтобы заработать, а для того, чтобы совершить обмен.

Наталья Манежева: Вырасти.

Артём Войтенков: Да. Я умею делать это, мне нравится это делать, давайте, я буду делать это у вас. А вы мне за это, давайте деньгами, ладно. Вот так вот получается. И не сидеть, ждать, когда мне хорошему чего-то свалится, такая работа, а идти её искать самому, не искать стандартными шаблонными методами, резюме, даже сайтами. Просто, даже в моей жизни были случаи, когда приходили люди. Они приходили совершенно не теми путями, не так, как официальные каналы, работы. Просто кто-то пришёл, что-то принёс.

— «А что у вас здесь?»

— «А у нас вот это».

— «А я это умею делать».

-«Вы умеете это делать? Идите сюда».

И так вот всё.

Наталья Манежева: Точно. Да, люди с неба падают. Иногда возникает такое ощущение, что правильные люди, они с неба падают. Тут надо очень хорошо понимать, та самая идея в голове, куда я и что мне делать, это и есть та самая модель представления о том небе, на которое я должен попасть, и с которого я должен свалиться на голову такому Артёму.

Артём Войтенков: На мою не надо. На мою и так много падает.

Наталья Манежева: Нет. Ты про себя конкретно приводил в пример. На голову тому работодателю. Прийти и сказать: «Здравствуйте, я ваша тётя. Могу, хочу, мечтаю, люблю». Тебе скажут: «Ну, давай с нами, вперёд. Делаем. Идём вместе».

Артём Войтенков: Да, и это будет не работа, а жизнь.

Наталья Манежева: Жизнь. Это вот и есть жизнь, да.

Артём Войтенков: Не работа ради куска хлеба и каких-то там денег, или чего-то, а именно жизнь, такая полноценная, где ты живёшь, и получаешь ещё какое-то вознаграждение. Это совершенно другие ощущения, когда ты работаешь не ради денег, а ты работаешь ради дела, а тебе за это ещё и платят. И платят, и хорошо иногда платят, а потом ещё всё больше платят. Ты так удивляешься, думаешь, надо же.

Хорошо, Наталья, спасибо за такой разговор. Я думаю, часть зрителей это поймёт, часть зрителей это не поймёт, но как бы, мы им рассказали.

Наталья Манежева: Скажут, что опять очередное рабство там.

Артём Войтенков: Мы им рассказали, пусть это останется у них в голове, возможно, кто-то осмыслит это через какое-то время. Благодарю за беседу, всего доброго.

Наталья Манежева: Спасибо.