Я служил в «Призраке». Часть четвертая

Окончание интервью с ополченцем, проходившим службу в бригаде «Призрак», а затем в народной милиции Луганской Народной Республики с ноября 2014 года по сентябрь 2015 года.

*****
— После Дебальцево вас перебросили на Бахмутку?

— Примерно 12-14 марта, точно уже не помню, получили задание выдвинуться в район пгт Донецкий и принять позиции у «элэнэровцев». «Призраку» там выделили зону ответственности 31-й блокпост – Желобок – Донецкий – Золотое. Мы туда пришли, определились на местности, где будем стоять, где противник. Под Донецким было тихо. Часть нашего отряда ушла под Желобок, и вот там были перестрелки каждую ночь. До войны в Желобке было домов 30, часть из которых держали мы, часть – противник. Было до них метров 250-300. Просидели мы там может быть дней 20. Ничего особенного в плане боев там не было. На меня взвалили задачи по организации обороны, военной комендатуры и тому подобное.

После сидения там вся моя группа собралась и решили, что просто сидеть и ждать, когда в тебя мина прилетит, не имея возможности ответить, мы не будем. Да, люди ходили на выходы, иногда даже за линию фронта, но, в основном, там была минная война и перестрелки по ночам. А днем — тишина.

С тех пор, кстати, в «Призраке» практически все потери были от минной войны: подрывы на растяжках гранат, МОНок, ОЗМ.

31-й блокпост, Бахмутка, апрель 2015 года

Фотография предоставлена интервьюируемым

— Использовала ли украинская сторона противопехотные мины нажимного действия?

— Нет. Они не ставили, и мы не ставили. Тут даже дело было не в какой-то договоренности. Просто командир наших саперов, когда решали вопрос ставить мины ПМН или нет, сказал, что делать этого не будет. Потому что, мол, в таком случае украинцы ими в ответ все окрестности засеют, ведь у них их на складах миллионы.
У нас ни одной потери на ПМН не было, только на растяжках. И тех же ПФМ наши бойцы никогда не видели.

— Растяжки как-нибудь хитро ставили?

— Вроде нет, я во всяком случае, ни с какой экзотикой не встречался. Просто замаскированная граната и леска, снимал такие. Ставили, правда, не только «на ноги», но и «на грудь» и «на голову».
Наши летом 15-го года ставили МОН с датчиками движения.

— С заминированными трупами сталкиваться приходилось?

— Нет. И не слышал даже.

— Личную неприязнь, ненависть к противнику испытывали?

— Я для себя с самого начала разделял обычных солдат украинской армии и нацистов из различных добровольческих батальонов. Есть солдаты, которые мобилизованы в армию. Что им делать?! Призвали в армию и воюешь. Не хочешь быть убийцей?! Бросай оружие и сдавайся. К ним было отношение более лояльное, чем к «добровольцам».Те сами взяли в руки оружие, пришли убивать, грабить.

Там, на Донбассе, я про этих «добровольцев» наслушался такого, чего по телевизору и десятую часть не рассказывали. Местные все говорили, что в бесчинствах в 9 случаях из 10 участвовали вот эти вот самые «добровольцы»: «Азов», «Днепр», «Киев», «Айдар» … Вот к ним у меня была большая, если можно так сказать, неприязнь. Мы между собой договорились, что никого из них в плен брать не будем.

Мы как-то у такого убитого «добровольца» видели на рукаве шеврон с надписью «Рабовладелец». Вот они для чего туда пришли.

Один из вариантов шеврона «Рабовладелец», неформально используемого украинскими силовиками

— Я немного знаю предысторию появления этого шеврона. По Первому каналу был показан сюжет, в котором один из жителей Донбасса сообщил корреспонденту следующее: «Сами же солдаты говорили, что у нас приказ вас уничтожать, а когда спрашивали у них, зачем, почему вы воюете, они говорили: нам пообещали клаптик земли и два раба.»
В украинских соцсетях в качестве ответа на это сразу же возник флешмоб: давайте сделаем нашим солдатам шевроны с надписью «Рабовласник». Мол, постебемся над российской пропагандой.

— Это воспринимается как стеб, когда мы сидим здесь, в Москве. А когда ты там на войне видишь человека с такой надписью, то тут такие шутки по-другому воспринимаются. В общем, ему сильно повезло, что он уже мертвый был.

— Менялись ли настроения добровольцев из РФ по ходу конфликта?

— Я с самого начала не планировал бороться за идею Новороссии, так как понимал, что она мало реализуема. Просто осознавал, что надо остановить эту армаду, которая сжимала кольцо вокруг Донецка и Луганска. Когда только приехал, то была эйфория… Трудно объяснить…

Идешь, например, по улице в «горке», а к тебе незнакомые люди подходят, благодарят, тетеньки крестят. В магазинах продавцы скидки делали, какое-нибудь печенье пихали, еще что-нибудь. В парикмахерских стригли бесплатно. Кто на машинах, те предлагали подвезти куда-нибудь бесплатно. Но параллельно некоторые не верили, что мы из России приехали воевать просто так, не за деньги.

Так вот, поначалу было эдакое единение, радость, но после Дебальцево местные … ммм … расслабились, что ли. «До» они были в напряжении, думали, что их убивать украинцы придут, а после того, как «укропов» отбросили от Дебальцево, от Луганска, все это напряжение исчезло. Их можно понять, война ведь — это не шутки. Мы вот ездили к другу моему, к его родственникам. Мы к обстрелам привыкли уже и практически внимания не обращали на разрывы.

Приехали в гости к ним, значит, сидим ночью, смотрим фильм через интернет, а после полуночи обстрел начинается где-то рядом. Родственники друга начинают бегать по квартире, собирать котомки, уговаривают нас в бомбоубежище спускаться. И я вижу, что им действительно страшно, они удивляются, почему нам нет. Так вот, они люди в возрасте — чуть младше моих родителей, всю жизнь прожили в благополучном СССР, отработали на него. А теперь эта женщина запросто отличает звук выстрела от звука прилета снаряда. Причем делает это как-то так буднично, по-деловому, как будто речь идет просто о плохой погоде. Я поразился…

И вот после всего этого напряжения, когда опасность спала, стало понятно, что люди уже не хотят ни русского мира, ни украинского мира. Ничего не хотят. Просто устали бояться, устали от неопределенности и не хотят войны.
Вот и менялись настроения у людей, у нас менялись. Нам после Дебальцево обещали, что дальше пойдем на Лисичанск. Всё, вперед, ребята! Мы были на таком подъеме, готовы были чуть ли не на своих двоих бежать вперед.

А потом из нас стали делать российскую армию. Я в ней не служил, только читал кое-что в интернете, в СМИ. И вот судя по этой информации, из нас стали делать российскую армию образца какого-нибудь там 96-го года. Причем, в худшем ее варианте. Это армия не призывная, а контрактная. В ней платят деньги, а, значит, мотивация отсутствует. В нее сейчас идут, чтобы пересидеть трудные времена. 15 тысяч рублей для рядового – там это серьезные деньги. Офицер же получает еще больше. Как они собираются воевать с этой армией и собираются ли вообще воевать?! Не понимаю.

— 15 тысяч – серьезные деньги?

— Для понимания: летом 2015 года в Луганске можно было снимать хорошую трехкомнатную квартиру за 4 тысячи рублей. Для человека, у которого там есть дом, свое хозяйство, 15 тысяч – это хорошие деньги.

— Почему вы решили уйти из народной милиции ЛНР?

— Я такой человек, что не люблю заниматься каким-либо делом, в котором не просматривается мое развитие. Нас готовили под определенные задачи, обещали, что скоро ими займемся, но потом пошли разговоры: «Подождите… подождите…». Ждали, ждали, потом стало понятно, что работать нам не дадут вообще. То есть мы и дальше будем тупо сидеть на блокпостах, не стрелять, когда в нас стреляют, потому что перемирие. Нести потери, стоять на одном месте без всяких перспектив – все это меня не очень интересовало. Плюс мне не понравилась вот эта новая система, которую начали вводить в армии, так называемое «обригаживание». Мы предлагали руководству различные варианты нашего взаимодействия, я объяснял, что люди готовы на все, они хотят работать. Но нам сказали, что нет, нельзя, перемирие, Минские соглашения.

Мы с ребятами сняли дом в Комиссаровке и месяц ждали, что по нам решат. В это же время разговаривали с местными жителями и поняли, что они уже не спрашивают: «Когда вы «укропов» выгоните?!» Они интересуются: «Когда уже мир будет?!» Даже дошло до того, что пошли разговоры: «Когда вы уже уйдете?!» Летом 15-го даже слышал высказывания в духе: «Если бы вы не приходили, было бы все нормально. Мы бы жили хорошо. Как раньше. А то сейчас у нас цены московские, зарплаты луганские, работы никакой нет.»

К власти пришли те люди… В общем, не за них народ поднимался и брался за оружие на Донбассе.
Местные воспринимали события весны 2014 года, как схватку между коллективным Западом во главе с Америкой против «русского мира».

В итоге Запад вроде бы не победил, но и «русский мир» не пришел. Кроме того, летом прошлого года из Украины потянулись обратно «беглецы». И это не только простые обыватели. Возвращаются и те, кто при прежней власти занимал должности в различных учреждениях и ведомствах, силовых структурах, прочие «авторитетные бизнесмены». Не трудно догадаться, с какими настроениями они возвращаются. Например, в местной прокуратуре уже полно «укропов». Со всеми вытекающими.

Ситуация сложная, в двух словах трудно описать. Получается, что одних упырей поменяли на других, только теперь республики в руинах, статус их непонятен, экономика на нуле, столько людей погибло непонятно зачем. Из двух зол, конечно, выбирают меньшее, и нынешняя власть все же меньшее зло, но тем не менее.

В общем, стало понятно, что ополчение – всё, совсем всё и кроме той строящейся армии там уже ничего не будет. Что работать не дадут, что возможны только нелегальные вылазки «за речку», да и те под угрозой расстрела, если поймают. И вот после этого все мои ребята просто разъехались по домам.

— Каким способом можно прекратить стрельбу с обеих сторон?

— Я не думаю, что просто все можно взять и прекратить в духе «перестанем стрелять и все станет как прежде». Невозможно окончательно замириться после всего того, что было. Слишком много людей погибло. Как с этим быть? Это никогда не забудется. Но военного решения вопроса я не вижу, только политический или экономический путь. То есть так, как это уже сейчас и решается. Когда с той стороны достигнут дна в падении, когда осознают его глубину, тогда может и начнется мирный процесс.

— О чем вы больше всего сожалеете после участия в боевых действиях?

— Я сожалею о том, что друзья погибли.

— Назад на войну не тянет?

— Тянет. Не именно на Донбасс, а вообще. Если что опять там начнется, то может и поеду. Но тут мысли такие, что у меня, что у друзей: за Плотницкого и его компанию воевать никто не хочет. Да и непонятно в каком статусе придется ехать. Сейчас ведь уже нельзя просто так приехать, как в 2014-м году, как даже еще летом 15-го. Ситуация изменилась, сейчас там уже устройство только через военкомат.

— Как сейчас воспринимаете мирную гражданскую жизнь?

— Мне за 4 месяца нахождения в Москве задавали вопросы только о том, сколько я «укропов» шлепнул, сколько мне заплатили и еще нечто такое: «- Ты что воевал? – Да. – А где? – На Донбассе. – А за кого?» Больше людей ничего не интересует.

Меня предупреждали, каково оно будет после возвращения, и именно так все и было. Но мне немного проще адаптироваться, потому что постоянно общаюсь с теми, кто там воевал, сам пару раз за последнее время ездил в Луганск, чтобы поговорить с друзьями, боевыми товарищами.
*****

Источник: twower в Я служил в «Призраке». Часть четвертая