Простой парень, на «копеечке». Обычный мужик, взявший в руки камеру. «Без всяких сопливых» — взял и поехал снимать войну. В очечках, сначала мне показался странным. Слишком добрым и общительным, слишком «на распашку». Как обычный русский «Ванька». Как же я тогда ошибался в своем друге. Настоящем. Друге. Теперь.

 

С Денисом мы познакомились в первые дни моего приезда в Донецк. К тому моменту он уже снимал войну четвертый месяц. Почти каждый день — передовая. Спартак, Александровка, Докучаевск, Старомихайловка. Бойцы «Востока» принимали его как своего.
«Отвезу тебя завтра на передок, не переживай. Успеешь еще отснять свой репортаж» — сказал он мне, когда мы сидели и курили на лавочке возле дома. Мы пожали крепко друг другу руки, и я пошлепал взволнованный домой. Всю ночь вертелся, как юла. Сон не шел, я волновался. «Мои первые боевые завтра. А вдруг? А что? А как? Да я эту камеру вижу то неделю от силы. Куда нажимать, что делать? Куда бежать? Что снимать».
В итоге, не выспавшийся, я сажусь утром в его джихад-копейку. Подмечаю — в ней дыры, и они не похожи на обычные ржавые следы времени.
«- Да это с утеса спереди впечатали, понял?
— А сзади что такое на багажнике?
— А это от АГСа осколок тирком прошел, помял»
Боевая колесница, красного цвета мчит нас на Спартак. Это черта города. В центре люди гуляют, кушают мороженное, влюбленные парочки, неспешная жизнь. А в 15 минутах езды оттуда — уже война. Да еще какая… Война. Дорога разбита, в прошлом — федеральная трасса, сейчас — тропинка, проложенная между торчащими «Градами» и минами разных калибров.

 

Висящие провода, выбитый дорожный камень, осколки, которые пробивают покрышки на раз.

 

Денис ювелирно ведет машину между всем этим безобразием. Боковые стекла опускаем. Выключаем музыку. Одеты в броник и шлем. Слушаем дорогу и … Воздух.

 

Удивляюсь: машина 72 (!!!!) года, но едет быстро, реагирует на газ хорошо, управляется отлично. Денис за машиной следит. Это она вывезет из под обстрела нас чуть позже, и фактически — спасет нам жизнь.
Загоняем ее в бокс. Первый раз в жизни слышу, как летит осколок и пронзительно шлепает в стену. Ополченцы сидят не шелохнувшись. Для них — это уже привычно. Для меня — еще нет.
Заходим в расположение — это подвал одного из технических помещений. Бойцы делятся новостями: «Вон, видишь в углу дыра в потолке? Это вчера две сто двадцатки прилетели в одно место. Первый раз такое. Бетон раскрошили. Мы тут чуть все не обосрались. Думали, все, монтана».

 

Стою, изумленно пялюсь в пробоину в метр радиусом, в толстенной бетонной плите.
Нас ведут на позицию неподалеку. Пулеметная точка. Стоит старенький Утес.

 

Кударец — осетин, приехал воевать за русских детей и матерей, пытается привести в чувство заклинившую машину. Наконец, через маты, ему удается это сделать. Отвечает очередью.

 

Обстрел начался за час до нашего приезда. ВСУ видели нашу машину, она приметная. На Спартаке они точно знают: едет красная копейка — едут военкоры. Они не стесняются наших камер.
«ПТРД!» — кричит Кударец, и мы слышим, как снаряд (именно снаряд — 14,5 мм) пробивает стену где-то у нас над головами.

«Слушай, лучше присядь» — кричит мне Денис и улыбается. Он видит мое перепуганное лицо. Лицо человека, первый раз попавшего на передовую.
ПТРД — страшное оружие. Для примера — пробивает три мешка с песком, лист стали в 2 мм толщиной и кирпичную кладку в два кирпича насквозь. Мы приседаем, Кударец кричит, пытается навести на стрелка с той стороны гранатометчиков. Не получается. Плюется.
«…лять, левее 150, вон, белая береза и левее чуть». Выстрел. «…лять, левее я сказал!»
Плюется, выбегает с позиции, цепляет нас с собой. Хватает РПГ-7. Заряжает «Морковку», кричит нам — «Снимай».

 

Мы бежим за ним. Он останавливается — на вскидку бьет по противнику. Грохот страшный, я успеваю вспомнить советы отца: «Приоткрывай рот, когда рядом стреляют».
«Рядом, рядом! Уходит!» — радуются ополченцы.
Бой затихает. Сидим пьем чай, Денис снял броню. Показывает бойцам ролик, смонтированный недавно. Кадры с этих же позиций. Солдаты радуются, перешучиваются, курят много и смеются.

 

Я сижу, молчу, наблюдаю со стороны. Потом нахожу смелость и беру первое интервью у ополченцев. Рассказывают как всегда: вечером — «Спокойной ночи», утром — «Доброе утро». Так каждый день. Иногда, как сегодня — «Добрый день».
Собираемся уезжать. Опять начинает бахать. А значит — сейчас будут прилеты. Сначала недалеко от входа в расположение падает 82 мина. Потом укропы подключают АГС. Мстят за ПТРД. Раззадорили. А нам то уезжать.
Выскакиваем до бокса с машиной. Садимся, не снимая снаряжения, не убирая камер. Свист — водительское зеркало заднего вида разлетается в хлам. Денис матерится, включает заднюю передачу. Выезжаем так, что кажется — сейчас перевернемся. Рядом, в каких-то 20-30 метрах, начинают рватся гранаты АГСа. Свист, взрывы, оба материмся, я хватаюсь за ручку двери, пригинаю голову. Адреналин скачет. Едем 120 по той же дороге обратно. Стенд-апимся.

 

В какой-то момент Денис снимает шлем. Лениво закуривает. Смотрит на меня. Смееется. «Ну как? Нормально? Жив?».

 

Я тоже смеюсь. Закуриваю. Смеемся вместе.

 

Играет «i saw you dancing». С тех пор эта песня стала нашим талисманом.

 

Если на передовую, то — «Денис, включай Якиду!»

 

 

 

Вадим Канделинский