ПОСЛЕДНИЕ СВОДКИ ОТ ОПОЛЧЕНИЯ НОВОРОССИИ — 28.08.2015 (ОБНОВЛЯЕТСЯ!)

28.08.15. Заметка от украиснкого блогера «Страж».

«Рассказ украинца о реальном Крыме. Дорогие друзья! Я уже пятый день в Крыму. Был в Ялте, Севастополе, Симферополе. Посетил ряд социальных учреждений. Хочу Вам сказать, дорогие украинцы, что здесь выплачивается вовремя заработная плата, пенсия, социальная помощь — задержек никаких нет. Самое главное, что меня удивило, это то, что на каждой дороге можно встретить машины с Западной Украины. Здесь они отдыхают и чувствуют себя прекрасно. Никто эти машины не сжигает. Никто не пробивает им колеса. Никто их не унижает. Чисто случайно я встретил своего товарища из Ужгорода Тараса Любомировича (фамилию осознано не пишу).Встретились мы с ним возле кафе-бара «Интайм» в Симферополе. Он узнал меня, окликнул, и я подошел к нему.

«Привет, Алексей!»

«Привет, Тарас! Что ты здесь делаешь?»

«Собрал вещи, взял жену и двоих детей и приехал в Крым», — ответил мой товарищ.

Я задал ему вопрос: «А что же такое случилось? Ты же поддерживал Майдан. Крым для вас же плохой. Кто не скачет — тот Москаль, а российские войска массово наступают и хотят уничтожить Украину! Чего же вы сюда едете?»

Он мне отвечает: «Я не думал, что до такого все дойдет. Что будет так плохо. Ты даже не представляешь, что у нас в Ужгороде творится — какой беспредел творит „Правый Сектор”*. Стало жить гораздо сложнее — обстановка очень агрессивная.

Социальное напряжение растет. Количество грабежей и убийств резко возросло. Жить стало невыносимо. Точно так же дела обстоят и во Львове». А потом Тарас добавил: «Будь проклят тот день, когда мы поддержали Майдан!»

«Я в Крыму уже второй день, — после паузы продолжил Тарас, — и принял решение остаться здесь.

Сегодня утром я был в Гурзуфе и не поверил своим глазам — пляжи полные. А знаешь, что люди мне говорят? „Лучше мы будем жить впроголодь, чем так как вы в Украине — нам война не нужна!”.

Я, как чистый украинец, разговариваю здесь на мове, и ни один человек меня за это не упрекнул. Люди здесь относятся с добротой и сопереживанием к тому, что происходит у нас в Украине».

Тарас оставил мне адрес, где он живет, и номер телефона, и мы договорились встретиться — на том и разошлись.

Читайте: Ад под Горловкой: взорван штаб 34-го батальона, уничтожен склад БК, сожжена техника (ФОТО)

Но в Крыму много людей не только с Запада — я встречал людей из Донецка, Луганска, Одессы, Херсона и многих других городов. Практически все говорят одно и то же: в Украине стало жить намного сложнее, а многие добавляют, что просто не знают, как дальше быть.

Я знаю одного предпринимателя, Андрея Андреевича из Херсона, с которым увиделся в Ялте. Он также бросил в Херсоне бизнес и переехал в Крым, и что же он говорит?

«В стране беззаконие, воровство, убийства. Продукцию некуда реализовывать. Ты не представляешь, на какие деньги я попал сегодня, после того, как Крыма не стало.

Сегодня я принял решение оставаться в Российском Крыму и начинать здесь новую жизнь, так как вижу здесь будущее».

Друзья, я могу привести очень много подобных примеров, а также от себя сказать «огромное спасибо» сегодняшнему крымскому руководству за то, что приняли очень многих людей из Донецка и Луганска, которые стали инвалидами.

Я лично посетил социальное учреждение в Симферополе, где инвалиды проходят курсы лечения и реабилитации, и где им уделяют огромное профессиональное и человеческое внимание, чтобы эти люди могли хотя бы немного забыть об ужасах войны.

В этом учреждении я познакомился с парнем по имени Сергей. Он был часовым мастером в Донецке, но во время обстрелов ему оторвало обе ноги. Меня удивило и вдохновило его мужество и его слова: «Я снова встану на ноги, пусть даже это будут протезы, но я снова научаюсь ходить, и буду дальше продолжать работать на благо своей Родины. После того, что я пережил, я буду помогать таким же, как я.

Здесь в Российском Крыму меня бесплатно лечат и ставят протезы. Мало того, в Крыму мне предложили работать часовым мастером.

Моя семья вся погибла. Я остался один, но благодаря доброте и теплу людей в этом центре, я твердо понимаю, что жизнь надо продолжать».

«Молодец! Держись», — сказал ему я. — Посмотри на меня, я — инвалид детства. Мне тоже тяжело, но я живу и буду жить. Думаю, если среди людей с ограниченными возможностями будет больше таких, как мы, вместе мы сможем многим помочь».

Украинцы! Хочу вам сказать — Россия нам не враг! А то, что происходит в нашей родной Украине, это самая настоящая беда. Мы сможем только тогда понять всю глубину нашего общего горя, когда научимся говорить правду друг другу. Прекратите искать внешних врагов. Прекратите верить лживым СМИ. Посмотрите вокруг себя на то, что вы делаете! Задумайтесь, ведь вы уничтожаете сами себя!

Нам немедленно нужен мир, и чтобы его достигнуть, нам необходимо срочно выгнать лживое, кровожадное, воровское и непрофессиональное руководство!

Очень надеюсь, что вы прозреете как можно быстрее, потому что если власть и дальше будет такими темпами уничтожать нашу страну, то скоро будет уже не чего спасать!»

28.08.15. Сообщение от «Комсомольской правды».

«Молчи, негр!» — 10 лет назад Барака Обаму задержали в пермском аэропорту и отправили пить водку. 28 августа случился своеобразный юбилей. Ровно десять лет назад в пермском аэропорту Большое Савино пограничники задержали будущего президента США Барака Обаму. В 2005 году молодой Обама, тогда сенатор штата Иллинойс, прибыл в Пермь в составе комиссии по контролю за уничтожением ядерного оружия для инспекции на завод имени Кирова, где утилизировали заряды ракет СС-24. Сенатор провел в городе только один день, а когда попытался сесть в свой самолет, пограничники стали настаивать на осмотре борта. Как потом писал Обама в своей книге «Дерзость надежды», он попытался объяснить русским, что его самолет принадлежит ВВС США, а значит, не подлежит осмотру, но в ответ ему буркнули «Молчи, негр» и отправили пить водку в комнату отдыха аэропорта. Впрочем, спустя полчаса переговоров самолет с американской комиссией все же благополучно улетел из Перми.»

28.08.15. Сообщение от ополчения.

«Горловка. Северному направлению внимание. Уже долгое время слышны мощные разрывы. Север , северо-восток — громко очень. Работают САУ и стрелковое оружие в стороне майорска. Гольме быть начеку. Становится шумно в стороне 6/7. ЛНР. В 22-50 из Попасной был произведён обстрел Первомайска.»

Сообщение от отряда «Викинг»: «Укры в 18:55 открыли огонь по нашим позициям у села Белая Каменка. К слову, сегодня на позиции викингов у Белой Каменки приезжали журналисты канала «Россия-1» (смотрите сегодня сюжет в 22:00) и запечатлели большие взрывы, дым и звук рвущегося БК на украинской стороне (в районе МТФ Гранитное). При этом ни одного выстрела с территории Новороссии в течение дня не было. То есть или у украинской стороны произошло ЧП, или они стреляли сами в себя, в чем так часто и безуспешно обвиняют армию Новороссии. Бойцы шутят: «Наверное, к ним приехали их телевизионщики типа канала «Интер» и укры устроили показательное шоу — злобные террористы стреляют в них в период перемирия». Журналисты канала «Россия-1» также зафиксировали следы попаданий с украинской стороны фосфорных снарядов. Тех самых, о которых мы сегодня писали и выкладывали видео.»

 

28.08.15. Комментарий от политблогера Анатолия Несмияна.

«Украина заявила, что условия ее договоренностей с клубом кредиторов будут распространяться на всех кредиторов. Отмечено, что Россия не может претендовать на некие «особые» по сравнению с другими кредиторами условия. По факту это означает, что Украина в ближайшие годы не станет платить «тело» своих долгов, беря на себя обязательства лишь выплаты процентов. Мало того: «…с кредиторами достигнута договоренность о списании 3,6 миллиарда долларов долга по облигациям на общую сумму около 18 миллиардов долларов…»

Министр финансов Силуанов заявил, что выдвинутые Украиной условия неприемлемы. Собственно, а что ему остается говорить?

Очередной удар под дых и российской власти, и ее пропагандистам, уверявших, что вот-вот финансовый кризис подкосит Украину и она приползет на коленях каяться. Особенно закатывали глаза беглые укропропагандисты — теперь нужно срочно откатывать и придумывать что-то новое.

Тем не менее, пока ситуация подвешена. Если Россия не сможет истребовать свое, Украина может пойти дальше. Простор для творчества вполне широк — уже есть претензии финансового характера за Крым и за Донбасс, правда, не оформленные юридически. Однако нет никаких сомнений, что Запад может помочь в этом вопросе, и тогда Киев вообще забудет о своем долге перед Россией за все и будет считать Россию уже своим должником. Пока это лишь пробный шар.

Во все времена подобного рода запутанные истории решались одним-единственным методом — силовым. Капитуляция одного из противников подводила черту под его требованиями. Похоже, что хитрая политика Кремля «Лишь бы не было войны» в итоге доведет ситуацию именно до нее. Причем с каждым потерянным днем шансы России на победный для себя исход испаряются. Можно дойти до такого положения, что Кремль будет вынужден признавать поражение и без войны. Платить все равно будет российский народ — олигархи уже обезопасили себя «законом Ротенберга».

Все сказанное в очередной раз говорит о том, что Запад рассматривает Украину как свой инструмент для давления на Россию — причем если потребуется — то и военного. Бесконечные реверансы Кремля перед Киевом бесперспективны и ведут лишь к усугублению обстановки. Всего лишь год назад Украина была разгромлена и в военном отношении не представляла из себя ничего. Полтора года назад у нее отсутствовало даже государство. Однако все эти возможности были абсолютно бездарно пропущены руководством, — и теперь за их ошибки, просчеты и предательство придется платить всему народу. Пока — деньгами, а возможно, в будущем — и жизнями.»

28.08.15 Сообщение от блогера «Russorum»

«Крик среди пустыни. Последнее время, с ростом популярности в ЖЖ, мне стало приходить всё больше писем от самых разных людей, некоторые из которых весьма занимательны, в рамках установления обратной связи между мной и моими читателями, я думаю ввести новую рубрику «Письмо Русоруму» из самых интересных и информативных писем. Первое из них — письмо жительницы Донецка, которое без горечи читать нельзя (если вы располагаете интересной или актуальной информацией или просто хотите рассказать свою историю, не обязательно, свзанную с Украиной, предлагаю поучаствовать).

Дарья ****** (Донецк): «Здравствуйте, Russorum, пишу вам, чтобы поведать о своём несчастье, потому что больше некуда. С началом Русской Весны, мой сын одним из первых вступил в Народной Ополчение Донбасса, чтобы защитить нас от карательных отрядов хунты. Он храбро сражался в Иловайске, Донецком аэропорту и много где ещё, всего и не упомнишь. Во время окружения ВСУ в Дебальцево он был тяжело ранен и контужен, госпитали ДНР заявили, что не могут его вылечить, я собрала последние деньги, влезла в долги, чтобы отправить его на лечение в Россиию, сейчас с ним всё хорошо, но предстоит ещё долгое время реабилитации, он уже долгое время отлёживается дома. Если физическое здоровье моего сына более мнее нормализовалось, то психическое окончательно подорвано, у него тяжёлая депрессия, по его словам, из-за того, что «я воевал за Новороссиию от Харькова до Одессы, я проливал свою кровь, я был контужен, а мне эти п*****сы пытаются подсунуть «особый статус». Я не знаю, чем его занять, он часами лежит, отвернувшись к стенке, потому что «не за чем вставать», стал прикладываться к бутылке… Я в отчаянии, совершенно не знаю,тчо делать, мой единсвенный сын, буквально чахнет у меня на глазах, тоска по несбывшимся надеждам поглощает его…

Мой ответ: «Здравствуйте, Дарья, во-первых, хочу от всей души поблагодарить вас за такого сына! Вы воспитали настоящего русского патриота и защитника своей земли, вам надо надо не отчаиваться, а с гордостью называть себя матерью ополченца, не каждая может похвастаться таким сыном. Насчёт вашей беды могу сказать одно — за Новороссиию поднялся народ с тысячилетней историей, мы, русские, не позволим украинцам победить! Великая нация на страже вашего дома, а это посерьёзней политиканов в Минске и пятой колонны в тылу. Не буду лукавить, сейчас мы переживаем тяжёлые времена, но поводов для депрессии у вашего сына быть не должно — он русский герой, готовый отдать свою жизнь за нас с вами, в независимости от исхода этой войны мы не забудем его вклад в наше дело, его подвиг будет жить в веках!<…> (Далее я посоветовал женщине хорошего психолога и помощь её сыну в трудоустройстве)

Что тут можно сказать — я как мог утешил несчастную женщину, но на душе у меня было погано… Война на Донбассе в последнее время действительно из национально-совободительной превращается в борьбу за «особый статус»! Страшно представить, какую горечь чувствуют солдаты Новороссии, видя что после кровопролитной гражданской войны, непомерных усилий, террора против 6-ти миллионов русских людей политики им предлагают вовращение на Украину с «особыми правами», иначе как форменным издевательством над героизмом и стойкостью русских людей это не назовёшь! Если кто -то забыл, тоя напомню, что русские люди Донбасса подняли восстание не за «единую и антифашистскую Украину,», не против «фашистской власти», не за «особый статус», не за «федерализацию Украины», а с одной единственной целью — за возвращение домой, в Россиию, за воссоединения русского народа! Именно для этого создавалось ополчение, именно за это воевал и был ранен сын женщины в письме, именно ради этого Донбасс воюет!»

28.08.15. Сообщение от портала TopWar.

«Украину готовят к мести — к наступлению на ДНР.

Газета «Взгляд» опубликовала материал, в котором говорится, что в последнее время пресс-центр так называемой АТО начал «драматично акцентировать» внимание на потерях украинских силовиков. Если раньше их тщательно скрывали, то теперь в адрес ополченцев все чаще звучат обвинения в обстрелах, от которых ВСУ несут «очень серьезные потери». По мнению издания, это может говорить о том, что «Украину просто готовят к мести – к наступлению на ДНР».

В материале отмечается, что в настоящее время «фронт остается стабильным», что и позволяет вести переговоры в Минске, «несмотря на их очевидную бессмысленность».

«При этом пару дней назад части ВСН разгромили сильный укрепленный пункт ВСУ под названием «Фасад» у поселка Счастье под Луганском. Он располагался на северном, «украинском», берегу реки Северский Донец – естественной линии фронта. Части украинской 24-й бригады просто разбежались, и «Фасад» с его бетонными укреплениями почти сутки простоял пустой», — отмечает издание.

Между тем, «ответственные украинские лица последовательно путаются в показаниях», пишет газета.

«Пресс-офицер сектора «М» Ярослав Чепурной, с которого все и началось, сообщил о шести военнослужащих, погибших в районе Мариуполя. Один под Старогнатовкой, пятеро – под Прохоровкой. Но это, мягко говоря, не «в районе Мариуполя». При этом представитель администрации президента Украины по вопросам антитеррористической операции (есть и такая должность) Александр Мотузяник заявил о семи погибших и тринадцати раненых. С Мотузяником не совсем понятно, говорил ли он только о ситуации вокруг Мариуполя или вообще по всему фронту. Но именно он первым употребил словосочетание «наибольшие потери», говоря, помимо Мариуполя, еще и о тяжелом бое в Марьинке», — говорится в материале.

Ранее ВСУ и другие силовые структуры стремились не афишировать свои потери, к тому же используя к ним эпитеты драматизации и преувеличения, пишет издание. Однако сейчас, похоже, сознательно создается общий напряженный фон, подкрепляемый «откровенными фейками или хуторскими комментариями».

«Все это было бы интересно именно с точки зрения неуклюжей пропаганды, которая, как это ни печально, замечательно срабатывает, падая на сознание значительной части украинцев. Но общий тренд на нагнетание напряженности и создание предвоенных настроений, «мотивации мести» виден невооруженным глазом. А это настораживает», — заключает издание.»

28.08.15. Сообщение от «русской весны».

«На Донбассе может пройти референдум о присоединении к России — эксперт. В конце предстоящей осени, примерно через месяц после местных выборов в Донецкой и Луганской народных республиках, в Донбассе может пройти референдум о присоединении к России. Вадим Самодуров, писатель, учредитель Агентства стратегических коммуникаций:

— О возможности проведения референдума прямо говорят источники, близкие к администрации главы ДНР Александра Захарченко, и сомневаться, что республики всерьёз намерены провести подобный плебисцит, нельзя.

Потому что тема присоединения к России звучала в Донбассе ещё весной 2014 года, когда, собственно, народ и поднял восстание против украинского режима.

Сомневаться не стоит и по части того, каких результатов стоит ожидать от референдума, который пройдёт на территориях, где люди осознанно обрекли себя на войну с регулярной армией, в том числе и за право говорить на русском языке и быть частью русского мира.

Можно прогнозировать, что итоги ожидаемого референдума повторят результаты крымского волеизъявления и дадут свыше 90% голосов в поддержку идеи присоединения к России.

Однако даже при воплощении первых двух условий — действительном проведении референдума и всеобщего согласия на присоединение — ожидать, что Донбасс станет частью Российской Федерации, пока рано.

Скорее всего, референдум не изменит границы на политических картах и не получит признания ведущих западных стран. Но он чётко обозначит позицию и стремления местного населения.

И в этом заключается главный смысл такого референдума. Всем ясно, что его итоги не являются юридически обязательными для Украины, и Украина, как показывает практика, никогда не признает ни его законность, ни его итоги.

Несмотря на это, референдум в Донбассе станет для всех жителей этой территории важнейшим внутриполитическим событием, определяющим будущее республик.

Кроме того, это скажется на моральном состоянии жителей Донбасса, которые сегодня при непрекращающихся военных действиях нет-нет, да и отчаиваются: «Неужели России мы не нужны? Когда она возьмёт нас к себе?».

Референдум, каким бы неформальным и непризнанным он ни был, даст населению возможность подтвердить свою решимость бороться за независимость, доказать, что она неизменна даже спустя год кровопролития.

Думать так есть все основания. Но этим не исчерпываются последствия проведения предстоящего референдума. В Донбассе безвыездно присутствуют наблюдатели миссии ОБСЕ, и есть шанс, что они не пропустят такое событие, как референдум о присоединении к России, в своих отчётах.

А значит, Европа уже на самом деле сможет удостовериться в настроениях местного населения. Результаты этого референдума так или иначе станут демонстрацией того, что в лице Донецкой и Луганской народных республик Запад имеет дело не с какими-то локальными «сепаратистскими группировками», а с 7-миллионным русскоязычным населением Украины, которое в большинстве своём видит своё будущее в составе России.

Для Европы это станет хорошим поводом задуматься, а в руках Российской Федерации, ежедневно обвиняемой в мифической агрессии по отношению к Украине, появится ещё один весомый аргумент в диалоге с Западом. Потому что не может население территории, на которую, по словам киевских политиков, Россия изливает свою агрессию, всецело поддерживать «агрессора».

Современный мир знает достаточно примеров того, когда одностороннее провозглашение независимости и «непризнанные» референдумы в итоге приводили к обозначенной цели.

Так было в Чехословакии, Дании, Словении, Хорватии и так далее. Да что там, та же Украина в 1991 году провернула точно такую же «авантюру» и обрела самостоятельность, что и празднует торжественно и с гордостью с тех пор каждое 24 августа.

В целом, на фоне серии односторонних провозглашений независимости, произошедших в 1990–2000-е годы в Европе, референдум в Шотландии стал яркой иллюстрацией возможности компромисса между национальным правительством и сторонниками отсоединения, показал абсолютно ясную и прозрачную, обоюдно признанную процедуру отделения.

Шотландский сценарий можно рассматривать как пример, однако этот пример всё же не совсем соответствует донбасским реалиям. В Шотландии в преддверии референдума большой процент населения не мог решить, какой выбор он сделает, да и в итоге сторонники единства всё же перевесили голоса сепаратистов.

Что стало этому причиной? Надо полагать, тщательно выверенная политика Лондона, который всеми силами стремился к диалогу и предлагал шотландцам взамен отсоединения различные социально-политические преференции.

Впрочем, история взаимоотношений между Англией и Шотландией привела к тому, что референдумы из инструмента сдерживания сепаратистских настроений перешли наконец в инструмент по действительному отграничению этих территорий — но уже с подачи Лондона. Эксперты уверены, что всё идёт именно к этому, и Англия в ближайшем будущем сама предложит Шотландии независимость, но уже на своих условиях.

Такой сценарий мог бы подойти Донбассу и Украине, да только отношения Шотландии и Англии не отягчены войной, социальной блокадой и гуманитарной катастрофой. В целом же, право народа на самоопределение во всём мире считается одним из главенствующих. Именно об этом нужно будет снова напомнить Европе по прошествии референдума о присоединении Донбасса к России.

Таким образом, референдум о присоединении Донбасса к России, даже если он не будет признан международным сообществом (а это наиболее вероятная перспектива), будет иметь далеко идущие последствия, причём не только для Украины, Новороссии и России.

Право на самоопределение остаётся одним из базовых принципов международного права, и история знает немало примеров его успешной реализации самыми различными регионами, странами и нациями. В этом контексте референдум в Донбассе станет историческим событием, которое ещё раз подтвердит актуальность и значимость одного из общепризнанных принципов международного права.»

28.08.15. Сообщение от военкоров.

«Донецк. Красногоровка: стрелковый бой (+ вражеский танк). Стрелковые бои в районе Спартака (между Авдеевкой и Ясиноватой) не прекращаются, периодически подключается тяжелая артиллерия. ежду Ясиноватским постом ГАИ и Старой Авдеевкой вспыхнул бой. У п.Красногоровка завязался стрелковый бой, укры атакуют при поддержке танка. Ополчение пытается уже третьи сутки отодвинуть позиции укров. Мариупольское направление. Укры ведут обстрел п.Тельмоново.»

Сообщение от ополченца ЛНР «Счастливый»: «Мы сейчас бьёмся с карателями на Станице Луганской — тут очень жарко! На полную катушку используется всё: танки, артиллерия, стрелковое. Укры там знатно укрепились, но мы отлично по ним поработали — многие укрепления разрушены. Укры тоже не сидят сложа руки, у нас пять «двухсотых» — вечна память! Кстати, сегодня в бою захватил трофей — ПТРК укров — будет чем крошить их танки! Пока что у нас заьтишье и мы и укры вижидаем, прощупываем позиции друг друга, ищем слабые места, посмотрим что дальше будет.»

28.08.15. Сообщение от жительницы Донецка.

«Здравствуйте, хочу вам рассказать о том, как я хотела съездить за пенсией в Марьинку и заодно заскочить на рынок, за продуктами (свой холодильник пустеет с каждым днём, а республиканских магазинах пенсионерке что-то купить не по карману). Только приехала — и началось! Вместо того, чтобы все сделать, просидела полночи в подвале и тряслась от страха. Слышу, нацики в ДНР-овцев лупят и лупят, без остановки. Со всех видов оружия (артиллерия, миномёты, стрелковое — всё было). В серьёз каратели за наших ребят взялись… А те молчат и молчат, минск соблюдают. Потом видно у них нервы не выдержали, два раза по украм бахнули! Всего два раза, но таких! Что было — не знаю, как прилетело, так прилетело, над украми только щепки закружились, снесло, видимо, вместе с их сараями. После этого они замолчали — больше я их не слышала. Что тут можно сказать? Этот пример наглядно иллюстрирует на каком языке нашим солдатам следует разговаривать с врагом!»

28.08.15 Сообщение от местной жительницы

Здравствуйте, сегодня каратели снова обстреляли наше родное Тельманово! Стреляли из чего-то крупного, потому что наши дома буквально ходили ходуном, мы весь обстрел провели, лежав лицом в пол, потому что встать было просто невозможно! Осколки насквозь прошивали наши деревянные дома, каменные же здания были сплошь покрыты следами от них! Более десятка жилых домов получили крупные повреждение, мелкие же никто даже и не считал… Стреляли всю ночь где-то с 23:00, горохот стоял страшнейший, мы и глаз не смогли сомкнуть, у моей соседки на этой почве случилась истерика, мы еле-еле её успокоили, хотя сами были близки к такому же состоянию. Вспышки света так озаряли небо, что казалось наступил день. Каким-то чудом, к большому счастью обошлось без раненых и погибших. Так страшно мне ещё никогда не было, у всех на устах застыл немой вопрос — что же это за «перемирие» такое когда всю ночь не можешь оторвать лицо от пола, сколько ещё таких безумных ночей нам придётся пережить? Почему бы нашим доблестным защитникам не прекратить играть в «отводы войск» и «круглые столы» а наконец-то отбросить карателей от нашего посёлка???

28.08.15 Сообщение от блогеров. Иван Донецкий»

Мама, если не я, то кто? рассказ
» Надо уничтожать нелюдей на Востоке Украины. Это преступники, это диверсанты, это убийцы, это террористы.
П. Порошенко         

Донецк сегодня малолюден. Лица некоторых дончан приобрели иконописную сосредоточенность. Смерть в Донбассе стала реальностью. Многие собрали «тревожные» сумки с необходимыми вещами, документами, о существовании которых ранее не подозревали. Сделали распоряжения. Узнали, что бомбоубежищ в Донецке мало. Выжить при бомбёжке и артобстреле поможет случай.         Июль 2014 года. Его начало. Жена пришла с работы с заплаканными глазами: сын сотрудницы, которого она знала, погиб 3-го июля под Славянском. Похороны в 11-ть. О том, что «семья воюет», я узнал около месяца. Старший сын — с оружием. Младший воевать не умеет, но сопровождает беженцев в Крым. Мама вывозит детей из городов и сёл, обстреливаемых украинской «армией освободительницей». Отвозит продукты, вещи и медикаменты на блокпосты. Недели 2 назад старшенький неделю не звонил. Я боялся, что с ним что-то случилось. Но тогда всё обошлось. Не обошлось сейчас.           У торца дома стоят люди в камуфляже и с автоматами. Они без масок, с открытыми лицами. У всех георгиевские ленточки либо на плече, либо пришиты на рукаве в форме буквы «v». У некоторых наплечные оранжевые шевроны «Восток». Это ополченцы. Или, по терминологии киевских СМИ, «террористы», «диверсанты», «боевики», «сепаратисты». Их человек двадцать. Собранных в одном месте я ранее столько не видел. Подходим к подъезду, где стоят гражданские с цветами. Высокий, под два метра, мужчина лет 25-ти в камуфляже и песочного цвета берцах распоряжается. Потом я услышал, как мама погибшего называла его ласково Ваня. Стоим. Ждём. Рассматриваю ополченцев. Автоматы самых разных конструкций, форм и «свежести». С откидными прикладами и с деревянными, перемотанными изолентой. Оружейный ополченческий разнобой. Почти у всех ножи на поясе или на груди. У каждого жилет с множеством карманов и карманчиков, в которых покоятся мобильный телефон, блокнот, документы, рожок для автомата, рация, фляга и какие-то длинные круглые предметы, предназначение которых мне неясно. У одного из кармана у пояса выглядывает граната с чекой. У кого один рожок в автомате. У кого два, связанные зелёной изолентой. Ополченцы держатся отдельной группой и тихо между собой разговаривают.       Приехал чёрный катафалк. Привёз гроб с телом, крест с полотенцем, венки. На лобовом стекле фото погибшего. Улыбается, говоря по телефону, чуть склонив голову к правому плечу. Лицо с коротко остриженной чёрной бородой. Красивое. С живыми глазами. На кресте фамилия, имя, отчество. Даты рождения и смерти. 26 лет земной жизни. На венках ленты с надписями: «Кортесу от боевых товарищей», «погибшему в борьбе с фашизмом», «от батьки Атамана», «от родственников», «от друзей», «от мамы», «от жены», «от брата». Светло-коричневый гроб с ручками. В гробу мужчина с бородой. Кожа головы от уха через темя до уха не столько сшита, сколько зашнурована темной ниткой как футбольный мяч. Нижняя челюсть слева была, наверное, разворочена, но сейчас ей, как и шее, придали форму. Лицо густо заштукатурено и приведено в посмертный порядок. Умный, улыбающийся мужчина смотрит с портрета на себя, лежащего в гробу. И образ и оригинал не слышат, не видят, не чувствуют. Они уже за гранью доступного живым. В царстве мёртвых. В царстве живых — только след.       Подходит мать и начинает рвать души присутствующих. «Как тебе, мой любимый сыночек, было больно! И почему я не заслонила тебя собой? Что мы без тебя будем делать? Твои красивые ручки никогда не дотронутся до меня! Ты всех хотел защитить! Как тебе было больно!» Наконец-то мать отводят. Становится легче. Почему-то плач матери воспринимается как упрёк. Он погиб, а ты? Стыдно смотреть на убитого мужчину. Стыдно быть мужчиной, считать себя мужчиной и стоять со здоровыми руками и ногами у гроба мужика, погибшего за идеи, которые ты поддерживал на митингах, за которые голосовал. Он-то пошёл до конца. А ты? Покричал на митингах и в кусты? Люди с автоматами на плече отстаивают твои идеи, не так ли? Их совесть не мучает. Они сделали выбор. А ты? Ты прячешься за их спины и выдумываешь сотни убедительных для тебя отговорок. Стар. Не служил в армии. И прочее.        Ваня распоряжается умело, с толком. Голос приятный. Решения верные. Движения пластичные. Подвижное лицо и обрывки грамотно построенных фраз выдают человека, обтёсанного высшим образованием. От ДК Куйбышева поехали к Планетарию, где жил погибший. Гроб постоял. Я не подходил. Коллеги матери погибшего тихо перебрасывались словами. Вспоминали, как погибший, ещё мальчиком, не знающим свою судьбу, приходил с мамой на работу. Женщина лет 55-60 говорит, глядя на мелкого, бараньего веса, ополченца: «Куда этот шкет лезет? Он что, сможет меня защитить?» Стоящий рядом мужчина отвечает, что в современной войне рост и вес не главное. Надо уметь обращаться с оружием. Надо уметь воевать. Молчание. Начинают говорить на посторонние темы. Понимаю: про себя думают, что погиб глупо. Надо было прогнуться, потерпеть. Всё не так страшно. Нет никакого фашизма. Жизнь ведь одна и прочее.        Поехали на кладбище. Ополченцы на трёх машинах выезжали вперёд и, перекрывая движение с боковых улиц, обеспечивали колонне из трёх автобусов и десятка легковых машин зелёную улицу. Работали чётко. Две машины с донецкими номерами. Одна без номеров и стёкол. По встречной полосе ополченцы ехали с включённой аварийной сигнализацией. На подъезде к кладбищу остановились и минут двадцать ждали. Оказалось, должны подъехать ещё три похоронных процессии. Погибло четверо донецких мужиков! Стоим возле машин. У одного ополченца лет 30-ти вижу характерный синий след на левой скуле. Понимаю, что успел поработать на шахте и получить царапину углём. У моего отца в таких синих метках было всё тело, особенно спина…        Скомандовали: «По машинам». Подъезжаем к кладбищу. Справа и слева лесопосадка или зелёнка. Где-то далеко ухают пушки. Жена говорит с тревогой: «А если в нас кто-нибудь стрельнет? Устроит провокацию?» Ополченцы и об этом подумали. Несколько бойцов с колена сканируют окрестность, держа автоматы наизготовку. Подошли к свежо разрытым могилам. Охрана с автоматами нарисовалась от скопления людей метров за двадцать. Они внимательно смотрят по сторонам, не обращая на нас внимания.Подъезжают катафалки с портретами покойных на лобовых стёклах. Из них, пригибаясь,  выходят близкие. Выносят гробы с телами, кресты, венки. Всё это проносят мимо меня. Лица постарше, чем наш. Все в камуфляже. За каждым гробом медленно движутся родственники с цветами. На проносимых венках читаю надписи о борьбе с фашизмом, позывные «Юстас», «Беркут», «Шахтёр». Все три погибших одного 1968 года рождения. У всех украинские фамилии на «ко». Думаю: «Один на «ов», три на «ко». От рук Авакова, Парубия, Найема и других персонажей, далеко не славянских корней, которым чужда великая русская идея».      Гробы параллельно. Два батюшки и две певчие начали службу. Тянут на распев имена «Алексея, Артёма, Сергия, Ивана погибших за други своя, павших мученической смертью» и желают им царствия небесного. Я рассматриваю публику, хотя жена уже сделала мне замечание. До приезда отставших катафалков мы с ней стояли рядом с группой ополченцев, и я отрывочно слышал их одобрение объединению. Они заметили моё любопытство, замолчали и отошли. Батюшки отпевают. Я смотрю на маленькую женщину в камуфляже, с автоматом, на руки её с дешевенькими золотыми перстеньками. Вспоминаю, что на шеях мужчин ополченцев видел золотые цепочки. «Люди не собираются умирать. Не думают о том, что эти цацки снимут с их трупа чужие руки». Сбоку, чуть впереди, стоит ополченец лет 65-ти. Я обратил внимание на его щадящую походку, на ноги, обутые в кроссовки, которые он низко слал над землёй, чтоб как можно меньше сотрясать спину. Почти шаркал ими. «Сто пудов у него радикулит и болит правое колено», — подумал я. «И автомат ему, ой, как тяжко носить». Сейчас я рассматриваю его вблизи. Нездоровый цвет лица, выпавший верхний резец и седая голова. Старик, которого  не вооружит уже ни одна армия, кроме нашей Добровольческой. «Этот «агент ФСБ» лет тридцать отмантулил в шахте», — думаю я.       Батюшки отпели. Покурили ладаном. Матери, жёны, дети ещё раз порыдали на разные голоса. Потрогали, поцеловали в последний раз погибших, которые неподвижно лежали в гробах. Носки туфель крайнего справа видны из-под белой ткани. Чистые туфли, без пыли и грязи, прямо из магазинной коробки на холодные ноги с посиневшими ногтями. Руки и ноги батюшка приказал развязать, землю, окроплённую святой водой, посыпать крестом. Рыдающих родственников, тщетно пытающихся унести с собой частицу погибших, отвели под руки. Гробы закрыли. «Первый пошёл».       Я бросил три горсти жёлто-коричневой донецкой глины уже смешанной со свежей кровью. Отошёл, отряхивая руку. Издали доносились звуки пушечных выстрелов. Прислушался. Стоящий рядом мужчина пояснил: «В Карловке идёт бой». Кивнул. Звуки боя смешивались с коробочным звуком падающей на крышку гроба земли. С каждым броском лопаты он становился глуше и затих. Копачи подгребли, выровняли продолговатый холмик. Один из них легко вонзил крест. Охапками живых цветов женщины обложили свеженасыпанный холм. Прикрыли венками. Тело Кортеса от земной суеты отделено полтора метрами донецкой земли. Он под, мы на. Он никогда уже не будет с нами. Хочется плакать. Обрывки фраз медленно текут в голове: «Не поднять… навеки… мученической смертью… за други своя… за меня…». Думаю: «Кортес имел право говорить гордую фразу: «Донбасс никто не ставил на колени и никому поставить не дано!» А я?» Засыпали остальные могилы. Всё ушло под землю. Смотрю на другие кресты. «Одногодки. Наверно, служили вместе. Призвались в 1986 году. Отслужили. Может, и в Афгане? Тогда выжили. Сейчас нет. Погибли, защищая Донбасс».        На поминки поехал мимо ж/д вокзала. Там, где пару дней назад в упор расстреляли гаишников. Видеорегистратор служебной милицейской машины бесстрастно зафиксировал преступление. Из кустов выскочили два человека в масках.  Не добегая метров пяти до машины, открыли огонь. Три трупа и набор лживых киевских обвинений в адрес ополченцев. Но зачем ополченцам сеять панику и страх в своём тылу? Зачем Киеву понятно. На месте трагедии три венка. На асфальте кровавое пятно размером метр на метр. Вид убитых сограждан и крови уже не ужасает, а сосредотачивает. Шкурой, нутром понимаешь, что нужно выжить и не изменить себе. Не себя запугать. Не стать на колени.
В кафе помыли руки и в зал. Четыре длинных стола, по двадцать мест каждый, накрыты. Водка «Хортица», инкермановское вино «Пино-Нуар». Расселись, заняв почти все места. За соседним столом ополченцы. Восемь человек с одной стороны. Восемь напротив. Автоматы у стены. Мужчина лет сорока взял рюмку и начал говорить, смотря то на мать погибшего, то на его вдову в чёрной косынке, то на портрет Кортеса, который, не слушая его, беззвучно говорит по телефону и улыбается, не замечая перед собой чёрной траурной ленты и рюмки водки, прикрытой кусочком хлеба. Мужчина складно говорит о погибшем воине, защищавшем свою землю. Видно, что говорить умеет, что привык думать штампами, но сейчас эти штампы оживлены, очищены искренним горем, которое, помимо слов, передаётся присутствующим. Задевает. Цепляет. И уже слова о «погибшем за други своя», «за всех нас» заставляют чаще моргать, а слова о «Герое Донбасса, защищавшем свой и наши очаги» вынуждают вытирать глаза. Выпили. Сели. Закусили. Ещё слово. Встали, не чокаясь, выпили, сказали: «Царствие небесное Герою Донбасса. Земля ему пухом».
Мама, извинившись, начала говорить о своём сыне. Года четыре назад, когда Донецк завалило снегом при минус двадцати и на дороге возле их дома образовалась «пробка», сын начал говорить: «Мама, ну, что мы сидим? Надо что-то делать! Там люди мерзнут! Им надо помогать!» Носил горячий чай и кофе, а потом обзвонил друзей. Они толкали машины на подъём. «Вы знаете, подъём возле нашего дома метров двести? Они четыре часа толкали и обижались, когда им предлагали деньги. Вот такой у меня сыночек, мой Серёжа. Посмотрите, какой он красивый. Какие умные глаза! Извините, что я так много говорю о моём сыне, но он у меня… такой». После слов «у меня» мама вдруг запнулась, выдавила из себя «такой» и заплакала. Слово «был» о 26-летнем сыне она сказать ещё не могла. Младший брат погибшего обнял мать, что-то зашептал ей на ухо, поцеловал. Мы выпили. Молодой лет 22-х ополченец вылил в рот водку из рюмки и вытер глаза рукой. Я вспомнил мельком услышанную на кладбище от ополченца фразу: «Кортес был молодчага! Умел…». Что умел Кортес я не расслышал.       Встал ополченец лет 35-ти. Он попытался что-то сказать, но публичные речи не его конёк. Что-то пробубнил под нос, вытер рукавом глаза и, сказав: «Извините, я волнуюсь», — сел. Встаёт бабушка вдовы. Она говорит, что они все его любили, что она к его приезду специально готовила салат оливье. Он любил его. Говорит ополченцам: «Мальчики, держитесь. Вы боретесь за правое дело. Вы защищаете Родину. Это хорошо, но постарайтесь уцелеть. Будьте осторожны, мои дорогие. Чтоб мы не собирались…». Она плачет и сквозь слёзы выдавливает: «Царствие небесное!» Говорим нестройным хором: «Царствие небесное!» — и садимся.      Встаёт  вдова. Маленькая, щуплая женщина, оставшаяся с дочерью Машей двух с половиной лет. Рассказывает, что в первое их свидание Серёжа спешил проводить маму в Киев. Предложил ей съездить на ж/д вокзал вместе. «Я сказала, маму проводить можно, это ж не детей от тебя рожать», — улыбается она. «У нас всё так быстро получилось. Мне говорят, какая любовь, ты его неделю знаешь? А я чувствую, что он дал мне крылья». Она всхлипывает и продолжает: «Сейчас эти крылья обрезали. Помянём моего мужа. Ребята», — она оборачивается к ополченцам, — «продолжите Серёжино дело. Ваше общее дело. Не дайте, чтобы он погиб даром. Дойдите до победы. Только живыми. Я вас очень прошу. Умоляю! Царство небесное моему мужу».       Голоса становятся громче. За столами образуются группы, которые разговаривают между собой. Слева от меня, через два человека сидит спившийся мужчина лет 55-ти. Он сам себе наливает, сам в себя заливает и, никого не слушая, громко растягивает слова о том, как он служил в морфлоте. Ему раздражённо говорят: «Помолчи!» Мужчина лет 50-ти, сидящий справа от меня, встал, повернулся ко мне спиной и что-то говорит в сторону, сидящих рядом с портретом погибшего родственников. Охмелевший моряк постоянно заглушает его. Из обрывков слов и фраз складывается картина о том, что погибший был молодец, что ребята молодцы, что они за правое дело и он бы сам, но у него спина болит и колени, а так он, ох, и дал бы им. Пьём. У меня на уме вертится слово: «Скотина!» Тот ополченец, с автоматом, радикулитом и артритом лет на 15-ть старше моего соседа, списавшего себя в запас, в глубочайший и мягчайший тыл и диван. Жена его громко говорит, что всё это зря и надо было сдаться и сохранить жизнь. Диванный боец мужественно отвечает ей: «Помолчи. Сейчас не время», — и уводит покурить. Я автоматически попытался отодвинуть от своего презренного двойника стул. Судя по дежурной маске скорби на их лицах, по быстрому, привычному вхождению в интимную зону мамы погибшего — они из дальних родственников. Обнимают мать, похлопывают по спине, а сами думают, что племяш погиб по собственной глупости. У таких дончан всегда есть какой-нибудь хитро сделанный бизнес или мелкое, но стабильное подворовывание на госслужбе или в бюджете. Для них собственное чрево — мерило всех вещей.        Война проявляет людей как фотоплёнку. Пара дней войны и люди как на ладони. Чем ближе женщина с косой, тем лучше видно, кто из какого теста слеплен и какими нитками сшит. Слышу голос матери, которая вспоминает, как её Серёжа ездил сдавать кровь для попавшего в аварию друга. Невестку с внучкой свекровь ещё вначале войны на Донбассе отвезла к родственникам в Днепропетровскую область, но невестка с дитём через два дня вернулась, чтоб быть «поближе к Серёже». Он воевал и не мог уделять им время. Назначал свидания на блокпостах и она — «чтоб только на секунду увидеть» — приезжала. Спрашиваю у своей жены:       — А кем он работал?       — Юристом в какой-то фирме.       — В армии служил?     — Не знаю. Участвовал в каких-то соревнованиях по пейнтболу.      — Понятно, — говорю я и думаю, что ничего не понятно, — Почему одни идут умирать за други своя, а у других «спина болит» и внутренняя, подкупленная эгоизмом, медкомиссия не допускает их даже для рытья окопов?       Слышу голос матери, оправдывающейся перед собой и родственниками:     — Он мне сказал: «Мама, если не я, то кто?» Как я могла его удержать? Он и слушать не стал бы. Он для себя ничего не делал. Звонит мне и говорит: «Танечка (он меня Танечкой называл) привези что-нибудь от простуды. Нет, со мной всё в порядке. Ребята на блокпостах заболели». Я покупаю, везу, думаю, его увижу. А его нет. Он на выезде.        Она плачет от острого сожаления о том, что так мало его видела и столько времени упустила зря.        Я молча наливаю водку и пью, чувствуя, что прячусь за возраст, профессию и прочие отговорки трусов. Нет, умом я понимаю, что поступаю правильно. Каждый должен делать для победы то, что он лучше всего имеет. Левитан в студии нужнее, чем в окопах. Понимаю, что радовать врагов ещё одним «двухсотым» или «трёхсотым» не стоит. Но сердце говорит иное. Сердце говорит, что Кортеса никто не ставил и уже не поставит на колени, а я о себе такого сказать не могу. Ни сейчас. Ни потом. Ни я, ни Левитан.       Вдова, посветлев лицом, рассказывает свекрови о том, как она рожала, как принесли в палату Машу. Серёжа должен был положить новорожденную себе на грудь.       — Как только положил, так она сразу нашла его сосок, взяла в рот и стала сосать. У него было такое выражение лица. Я рассмеялась. Он обиделся. Я посоветовала ему дать ей мизинчик. Он дал. И они оба успокоились.
Сейчас «папа уехал» и она не знает, как сказать дочери. «Машка моя ждёт папу».       Приятные воспоминания облегчили тяжесть рухнувшей на женщин жизни, под обломками которой они пытались сейчас выжить. «Процесс консолидации воспоминаний, работа горя пошла», — подумал я. «Она должна завершиться в течение полугода. К году вдова и мать погибшего должны закончить строительство новой жизни. Обжить новую для себя реальность», — подумал я книжным, очищенным от эмоций языком. В военных сводках за 3 июля 2014 года скажут, что под Славянском погибло 4 донецких ополченца из батальона «Восток». Или: у нас было четыре двухсотых. Украинские СМИ сообщат, что силовики уничтожили в районе Славянска сорок террористов. В соцсетях сторонники Украины обрадуются и на разные голоса напишут: «Сдохли, твари колорадские! Отмороженные ватники!» Кто-то из Владивостока или Рязани напишет: «Вечная память героям Донбасса!»        Событие одно, а трактовка его прямо противоположная! Какая «единая Украина», если смерть человека и трагедия его близких на интеллектуальном и эмоциональном уровнях воспринимаются диаметрально? И этот раздел идёт вглубь истории! Разные герои! Разные праздники! Одна часть Украины захватила государственную машину и с её помощью объявила другую часть преступной. Кровью и свинцом терзает её и подчиняет Европе и США. Одна часть объявляет Россию агрессором, а вторая — молит её о спасении.       Словно слыша мои мысли, за спиной встаёт женщина и представляется Серёжиной учительницей. На вид одних лет с погибшим. «Хорошо сохранилась». Громадный ополченец Ваня и в этот раз не успевает сказать. Он третий или четвёртый раз собирается, но его, к моей досаде, опережают. «Долго, Ваня, настраиваешься. Здесь собрался народ, который не любит поговорить», — думаю я.          Нет, вру. Громадный ополченец Ваня сказал до училки. Он встал и негромким голосом скомандовал: «Нашему погибшему товарищу Кортесу троекратное «ура!» Ополченцы сидя ответили: «Ура! Ура! Ура!» Выпили, попрощались с матерью Кортеса и вдовой, которая полчаса назад ходила возле стола с ополченцами, всматривалась в их лица, искала знакомые и с нескрываемым удовольствием находила. Находила с радостью, словно любимый Серёжа рассеялся и сохранился в них. Она медленно шла за спинами ополченцев, с глазами, полными слёз, и, скользя рукой по плечам воинов, просила их выжить. Словно с их гибелью её Серёжа погибнет ещё раз. И погибнет столько раз, сколько погибнет ополченцев. Она любила боевых соратников мужа как часть её дорогого Серёжи. «Права», — сказал мне бесстрастный регистратор. «Образ Сергия воина будет жить столько, сколько будут жить те, кто воевал с ним. Кто видел его в бою. Кто лежал с ним в одних окопах. Кто прикрывал его огнём. Кому он спасал жизнь, и кто спасал жизнь ему». Она ходила, как сомнамбула, выбирала знакомые лица, и ополченцы смотрели на неё, не отрывая глаз, как загипнотизированные. Что они думали в эти минуты? Наверно, хотели, чтобы их мысли о погибшем, их горечь и сожаление о том, что всё так случилось, их воспоминания о Кортесе зажглись бы на большом экране и стали доступны всем. Лица их, как могли, отражали отношение к нему. Она ходила и жадно пила с их лиц, с их одетых в военную форму фигур уважение, любовь к её погибшему мужу, светлую память о нём. Им не надо слов. Они следующие в очереди. Этот? Или этот? Самый старый? Или самый молодой? Высокий или низкий? В голову, в сердце, в лицо? Они играют в рулетку со смертью. За чертой, которую все остальные мужчины не переступили. А многие никогда добровольно и не переступят. Это совсем другая порода мужчин. Это Воины и Герои. Их всегда мало.       Прокричав троекратное «ура», простившись с вдовой и матерью, ополченцы взяли оружие и по-военному чётко и быстро ушли. «Войны-то всего два месяца, а мужики, даже 20-ти летние, как с другой планеты. Их нельзя победить. Их можно только уничтожить. Это не загнанное в окопы «мясо», — думаю я.         Училка встаёт за моей спиной и говорит: «Может, это и некстати и неправильно, но я за единую Украину». Её слова словно взорвали мой мозг. Она говорит, что она за единство русского, украинского и белорусского народов. По её мнению, это один народ и разделять его нельзя. Умом я согласен, но со слов «единая Украина» я вижу как льётся кровь. Они смердят жареным человеческим мясом. Под этим людоедским лозунгом уже погибло столько людей, что говорить их при мне нельзя. Её рассказ о том, что Сергей в школе выделялся среди других школьников своей отзывчивостью и целеустремлённостью, что он герой, что, если получится, то она обязательно сделает в школе мемориальную доску, чтобы дети знали героев Донбасса и учились на их примере любить свою Родину, сгладили впечатление от начала её речи. «Дело хорошее, слова хорошие, но без «единой Украины» могла бы и обойтись», — думаю я. «Понятны речи, накатанные необходимостью зарабатывать хлеб насущный, но базар фильтровать надо. Конечно, эмоции уйдут и речь её политически верная. Но уход эмоций люди воспринимают как предательство. Они не хотят, чтобы уходили эмоции, которыми они дорожат, которые являются самой лучшей частью их жизни. Именно эмоции питают чувство самоуважения человека и достоинства. Многие живут сердцем, а не умом. Умом понятно, что Украина должна быть единой. Нужно очистить её от украинских фашистов, от бандеровцев. В этом я согласен с училкой. Но сердце говорит о том, что это предательство погибших».        Выпили. Сели. Вспомнил, что другая бабушка говорила ополченцам: «Ребята, у вас такие светлые, чистые лица. Видно, что вы боретесь за идею. Победите. Продолжите дело моего внука. Он так хотел, чтобы Донбасс был свободным!»        Встал невысокий, молодой мужчина с наметившимся пузцом, который сидел рядом с учительницей и пятью или шестью одноклассниками. Он школьный друг Сергея. Он говорит, что дороги их с Серёгой после школы разошлись. Он пошел в милицию, а Серёга по другой линии. «Он с детства, как все мы, любил читать о разведчиках и героях. Но мы просто читали, а он осуществил то, о чём мы все мечтали: он пошёл в разведку. А туда берут самых смелых и умных. В разведку боем. Ориентировку на местности. У него всё отлично получалось, но…» Выпили. Гости стали расходиться. Подходят к маме, вдове, выражают сочувствие, соболезнование. Прощаются. Официанты, выстроившись в ряд, смотрят на всех, ожидающе. Для них это дежурные поминки, которые отличаются от дежурных свадеб только им заметной разницей. Мы же похоронили часть себя. Часть нашей идеи. Нашего заединщика и защитника. Не хочется говорить, но жалко до слёз, если всех нас, донецких, и наших Героев окончательно похоронят под тоннами украинской и мировой лжи. Я себе этого не прощу.   Эпилог.   На сороковины собрались помянуть Кортеса. Вышли покурить. Мимо идёт женщина, молча плачет. Школьный друг Сергея остановил, расспросил. Оказалась матерью украинского солдата, попавшего в плен. Не знает куда идти, что делать, всего боится. Связались с командованием, помогли освободить. Два дня мать пленного жила в квартире матери Кортеса.Говорили о сыновьях. Вернувшись в Житомир, мать пленного организовала движение матерей против войны на Донбассе.   К октябрю 2014 года три из шестнадцати, виденных мною ополченца, погибли. Остальные были ранены в разной степени тяжести. Пятеро вернулись в строй и продолжают воевать.   Ваню в начале сентября тяжело ранили. Лечится в России. Семья его сбежала из Донецка в Нижний Новгород. Возвращаться не собираются.»

28.08.15 Сообщение от Русской весны

«Танки! Танки урчат, Боцман!», — бой под Белой Каменкой глазами ополченца

Известный доброволец Армии Новороссии и военкор Геннадий Дубовой прислал для читателей «Русской весны» репортаж, записанный 26 августа, в котором украинская сторона устроила кровавое «гаубичное перемирие» под селом Белая Каменка.

Ополченец-военкор Геннадий Дубовой снял видео из эпицентра обстрелов. Снаряды украинской артиллерии рвутся в десятках метров, но Геннадий продолжает бесстрашно снимать.

Вместо тревожных возгласов рядом слышится смех бойцов батальона «Викинг», которые как и воины прошлого с улыбкой смотрят в глаза смерти.

«Так сегодня целый день продолжается такое шоу. Сначала они обработали нашу высоту из гаубиц, теперь обрабатывают окрестности», — комментирует происходящее Геннадий.

Читайте: Тяжелые бои под Белой Каменкой: танки, САУ и «Грады» ВСУ атаковали позиции батальона «Викинг» (+КАРТА)

Укры обрабатывают Новую Ласпу и Белую Каменку, заодно», — говорит он, а его боевой товарищ, интересуясь, спрашивает: «Не видно, что там, Гена?».

Как отмечает военкор, ВСУ 26 августа устроили «гаубичное перемирие» под селом Белая Каменка. Позиции викингов, начиная с 16:30 были обстреляны 152 мм гаубицами, а также танками, БМП-1 и БМП-2.

Затем, Дубовой переводит объектив на горящий неподалеку дом. «Это был последний жилой дом в Белой Каменке. Теперь от деревни одни огрызки», — с горечью говорит он. Но, практически в этот же момент «викинги» замечают атакующую вражескую технику.

«Танки! Танки урчат, Боцман!», — проносится над позициями…

«Как только уехало «ОРТ», начали стрелять из всего — от «Утеса» и АГС до 152-го калибра», — резюмирует Боцман, — «узнали, что будет бой, отправили отсюда «ОРТ“, а теперь смотрим войну».

28.08.15. Видео от Егора Земцова.

«Минутка юмора: в сеть попала секретная запись тренировки элитного спецназа ВСУ. В распоряжении блогеров оказалась видеозапись тренировки элитного подразделения 30-й бригады ВСУ. Наверняка после просмотра этого ролика бойцы «Пятнашки», «Спарты», «Сомали» и «Викингов» в панике покинут свои позиции и сдадутся, а добровольцы срочно попросятся домой. Ну а если серьезно, то нам этих бедолаг немного жаль. Их бы хорошему наркологу показать, а не на фронт…»

28.08.15. Заметка и фото от военкора Дениса Григорюка.

«Александровка. Люди, которых нет. Собираясь на места ночных обстрелов, я знал об Александровке ровным счетом ничего, кроме того, что это где-то рядом с Петровским районом и ночью там сгорело 6 домов. Подъезжая к поселку, обсуждали населенный пункт. Ранее о нем ни слова не было известно. Мы сделали преждевременное предположение, что по поселку ударили впервые, так как на подъезде к населенному пункту не было замечено особых разрушений. Как выяснилось, мы глубоко заблуждались.

Приехали на место. Первым делом решили выяснить обстановку. Зашли в местный магазин. На самом деле, тяжело было его назвать магазином. Скорее небольшой павильончик с небольшим выбором продуктов. Несколько видов заветренной колбасы, сыр не первой свежести, пара буханок хлеба, пустые холодильники, теплые пиво и водка. За прилавком стояла замученная женщина, которая продала нам слегка теплую бутылку газировки и подсказала в какую сторону ехать, чтоб попасть на места попадания украинских снарядов. Мы отправились на площадь.

Там мы познакомились с местной жительницей, которая и предложила свои услуги гида по разбитым домам Александровки. Женщина разговаривала на украинском языке. Давно его не слышал, но не удивился, так как знал и раньше, что в маленьких населенных пунктах люди разговаривают именно на украинском языке. Без проблем нашли общий язык.

Приехали на первое место попадания. Здесь хозяева разбирали последствия ночного обстрела. Это не первое попадание в их дом. Зимой в огород упал снаряд от «Урагана», после ещё пара «градин», и вот теперь. Третий раз им приходится восстанавливать свое жилище. В маленьком флигеле услышали плачь пожилой женщины. Сквозь реки слез она пыталась взывать к высшим силам. Она не знала, что делать и последней «инстанцией» был Господь. Спрашивала за что ей такое наказание и кто её проклял. Она спокойно жила и работала. Не мешала жить другим. Растила детей, затем внуков и была счастлива этому. Но на старости лет жизнь преподнесла ей такой «сюрприз».

На следующем месте попадания, хозяевам повезло меньше. Дом сгорел полностью. Вокруг здания выжженная земля. повсюду дым. Останки дома догорали у нас на глазах. Пахло газом. Недалеко нашли пробитый газовый баллон. Обгорелые деревья. Лужи свидетельствуют о том, что дом пытались затушить пожарные, но было поздно. Ничего спасти не удалось. Семья осталась без крыши над головой. К нам подошла соседка. Со слезами на глазах рассказывает о прошлой ночи. Как с неба падали снаряды, свистели и взрывались. В её доме вынесло окна, но она переживала больше за соседей. Утром из-под завалов доставали её соседа. Мужчина погиб. Она хорошо его знала, но теперь его нет.

И таких историй в поселке уйма. По дороге наш гид рассказала нам, что у каждого жителя Александровки есть своя история. Каждый кого-то потерял. Кто близкого родственника, кто-то жилье, а кто-то конечность. Трое детишек остались без родителей. Их отец погиб сразу во время обстрела, а мать ещё была жива и её увезли в больницу на территорию подконтрольной Украине. Спасти бедную женщину не удалось. Отец умер в ДНР, а мать на Украине. Свидетельства о смерти разных государств. Из-за этого детей не могут усыновить. Так и живут.

Наша гид, просила, чтоб она не была в кадре, так как живет в буферной зоне. «Из окна моего дома я вижу украинский блокпост, выхожу во двор и вижу ДНРовский»,- рассказала нам женщина. Она живет меж двух огней. Через неё пролетают снаряды в обе стороны.

Так и живут Александровцы уже второй год, но никто об этом не знает. Фигурантами сводок являются Спартак, Пески, Октябрьский, Горловка и другие населенные пункты. Об Александровке ни слова. Для общественности этих людей не существует. До вчерашнего дня. Но от этого жителям легче не становится. Их по прежнему обстреливают. Слава им не нужна, им достаточно, чтоб их перестали убивать.

А тем временем параллельно с новостями о ночных обстрелах Александровки постят новость об открытии аквапарка в центре Донецка. Я все понимаю, что нужно отдыхать морально и аквапарк будет этому способствовать, но тяжело принять это. Скоро интернет заполонят фотографии довольной молодежи, которая будет делать селфи в новеньком аквапарке, а в это время пожилой мужчина будет прятаться в подвале от осколков 152мм-го снаряда. Тяжело это всё. Но контраст очень сильный и каждый раз он бьет по психике. Всё меньше я могу понять происходящее.»

28.08.15 Фото от блогеров.

«Даже спустя год после «освобождение» Славянск, после героической обороны города находится в очень плачевном состоянии. Каратели, причинив городу неимоверные разрушения не торопятся его восстанавливать. Дома всё также или полностью разрушены, или зияют огромными дырами в стенах стенах, или просто представляют собой груду руин! Украина ведёт себя как самая настоящая оккупационная администрация, наплевав на положение мирных жителей! Изверги и оккупанты — так именуют ВСУ местные жители…»

28.08.15. Репортаж от журналистов.

«Обстрелы под Донецком продолжаются. Усиленная группировка вооруженных сил Украины ежедневно обстреливает населенные пункты Донецкой народной республики и позиции ополченцев. В ход идет все тяжелое вооружение ВСУ: танки, минометы калибра 120 миллиметров, гаубицы. Эти открытые, тяжелые бои буквально в нескольких километрах от Донецка ведутся без перерыва. Заставить замолчать украинскую артиллерию едва удалось даже во время последнего обмена военнопленными в районе Александровки. Выдвигаемся на крайнюю позицию ополченцев в районе Марьинки.

Из самого дальнего окопа — видно стелу с надписью «Марьинский район», он граничит с Петровским районом Донецка. Командир одного из самых боеспособных подразделений в вооруженных силах ДНР с позывным «Морпех» показывает, как ополченцы готовятся к обороне.
«Наша позиция здесь, а по бокам – слева и справа – украинские позиции», — рассказывает ополченец.

Пока позиции ополченцев обстреливают из подствольных гранатометов. Но в какой-то момент в направлении Донецка выходят украинские танки и начинают тяжелый обстрел. Бьют прямой наводкой.
Украинские силовики пошли на прорыв — к танкам подключилась артиллерия. Ополченцы отвечают только стрелковым оружием, держат оборону, не подпускают к своим позициям. При визуальном наблюдении украинской бронетехники строго по цели применяют гранатометы.
Чтобы доложить обстановку в штаб, приходится посылать бойца пробираться под обстрелом на вторую линию обороны. Бой продолжается, с украинской стороны по-прежнему работает артиллерия и танки.

Спустя несколько часов ожесточенного боя украинцы отводят танки, за это время нам нужно отойти на вторую линию оборону. Ополченцы остаются на позициях. Ближе к ночи «Морпех» возвращается на несколько часов, рассказывает о деталях боя.
«Мы у них как бельмо на глазу, мы им тут не нужны, они хотят выпилить нас», — рассказывает командир.
В результате этого боя в Марьинке погиб один ополченец, еще трое бойцов получили ранения, их отвезли в больницу. Кроме того, украинские танки четыре раза попали в частные жилые дома. Раненые есть и среди гражданских.»