Саша Шмелев в «Ведомостях» показывает любимый фокус либералов: рассказывает, что никакого «большинства» не существует, и что историю определяет меньшинство.
Дополняет убедительными примерами: на Болотную выходило намного больше людей, чем на митинги за Новороссию, хотя Болотная вроде бы представляет интересы меньшинства.
В частных разговорах у либералов эти рассуждения обычно еще сопровождаются формулой: «поставим Яшу и Аркашу рулить телеканалами, и народ будет думать так, как мы скажем».
Я люблю Шмелева, он очень хороший, но вы ему не верьте.
Конечно же, большинство еще как существует.
Просто в России оно не умеет выражать себя через стандартные политические процедуры западного мира (пока).
Но оно есть.
И каждый, кто пытается игнорировать его существование, и выкрутить ему руки, обречен на два пути: или проиграть в борьбе с ним после своей недолговечной победы, или мутировать самому, постепенно превратиться в то, чего от тебя хочет «оно».
А теперь конкретные примеры — не в статике, а «в развитии».
Любой кадетский митинг в 1913 году собрал бы бесконечно больше людей, чем митинг большевиков-ленинцев.
Ленинцы — это секта какая-то, а кадеты — каждый второй студент, адвокат, земский врач или культурная барышня в империи.
И куда делись все эти барышни и адвокаты, когда началась большая турбулентность?
Уехали в Париж очень быстро — и это в лучшем случае.
А все потому, что они не были голосом большинства — хотя до тех пор, пока большинство пребывало в сонном состоянии, именно их было видно, именно они были заметнее всех.
Потом, кстати, и сами большевики прошли тем же путем.
Уж какая у них, казалось бы, жесткая была диктатура в 1920-е.
И ничто, казалось бы, не мешало им и дальше покровительствовать футуризму, фрейдизму, нудизму и мировому языку эсперанто.
Но нет, не прошло и десяти лет, как страна вернулась к тому, чего хотела сама: к переходу Суворова через Кутузова и борьбе с гватемальскими шпионами.
Подозреваю, дело было в том, что один заместитель Ленина по аппаратной работе просто умел слышать голос большинства, и мутировать туда, куда оно тянуло.
Или другой пример.
В августе 1991 года люди с красивыми фамилиями Боксер и Шнейдер захватили ЦК КПСС на Старой площади.
И тогда казалось: ну, где оно, это «агрессивно-послушное большинство»?
Сопли жует в колхозе?
Слезы глотает в райкоме?
Пишет возмущенные письма в газету «Советская Россия», которую мы скоро прикроем?
А мы-то — сильные!
У нас-то — Боксер, Шнейдер, Собчак, огромные митинги, Феликса вот свалили только что, и скажите спасибо, что не сожгли КГБ.
Но прошло всего несколько лет — и неумолимо выяснилось, что единственным способом защитить новый режим то от Зюганова, то от Примакова с Лужковым остается внутренняя мутация этого самого режима, Боксером и Шнейдером в августе 1991 года рожденного, мутация именно в то самое, с чем он и боролся.
И кончилось все это тем, что один заместитель Собчака фактически «отыграл обратно» тот самый 1991 год.
И никакие «Яши и Аркаши», удобно рассевшиеся по всем телеканалам, не помогли.
Напротив, сами заторопились придумывать «Старые песни о главном», сами, когда еще никто не заставлял, начали воспевать колхоз и райком.
А теперь еще раз мораль.
Вы можете быть умнее всех, моднее всех и громче всех, но если вы не представляете большинство, и не ловите тех сигналов, которые это большинство на какой-то своей волне подает, и не идете за этими сигналами, — то вы проиграете, и вас выгонят.
А если вы эти сигналы научились ловить, — то вы изменитесь.
Изменитесь в ту сторону, куда тянет вас большинство, — и манипулировать им вы будете очень осторожно, и только в рамках его коллективной воли.
В общем, смирение, друг мой, смирение.
Русь-матушку не победить.

 

Дмитрий Ольшанский