Новый мировой порядок в России (Познавательное ТВ, Ирина Бергсет)

Собеседники:

Ирина Бергсет (Фролова) — руководитель общественной организации «Русские матери»www.russkiemateri.ru

Федеральный закон Российской Федерации от 28 декабря 2013 г. N 442-ФЗ «Об основах социального обслуживания граждан в Российской Федерации”: http://www.rg.ru/2013/12/30/socialka-dok.html

 

Артём Войтенков — Познавательное ТВ, http://poznavatelnoe.tv

 

Артём Войтенков: Полтора года назад был принят закон «О социальном обслуживании». Тогда его обсуждали, обсуждали, приняли, но никто не знает, что это такое.

 

Ирина Бергсет: Полтора года назад мы все дискутировали и надеялись на юристов. Естественно у нас, в родительском движении, есть люди с профессиональным юридическим образованием. Есть даже депутаты, к которым мы обращались, у него есть помощники с юридическим образованием. Мы думали, что мы недостаточно компетентны, чтобы разобраться и достаточно эмоционально только воспринимали этот текст закона. Но там написано чёрным по белому всё и по-русски. И это не значит, что любая кухарка может разобраться в этом, но нельзя недооценивать интеллигентную прослойку сообщества, которая способна найти недостатки.

 

Итак, вернёмся к этому закону, он был принят 28 декабря 2013-го года. То есть, когда люди уже все сидели и практически подняли бокал за 2014-ый год.

 

Артём Войтенков: Всем было просто не до него.

 

Ирина Бергсет: Да, не до него и естественно никому, он был подписан именно 28 декабря, никто не заметил. Для того чтобы не было социальных взрывов, отложили его введение в действие на один год. Потому что закон, я скажу так, сейчас постараемся разобраться, он вводит, если сказать прямо, то он фактически меняет строй. И он называется западными политологами, идеологами — «Основной закон филантрокапитализма», скажем так. Это я сейчас много сказала.

 

Артём Войтенков: Подождите, вы сейчас сказали две вещи, что этот закон меняет строй, это большое заявление. И филантрокапитализм это официальное название?

 

Ирина Бергсет: Это официальное название, более тридцати лет существует, но об этом, обо всём мы узнали, в данном случае я и мои коллеги, мы совершенно случайно. Я хочу обратиться к специалистам нашим антропологам, социологам, психологам, историкам, чтобы они тоже посмотрели, что же происходит с точки зрения вмешательства иностранных идеологов в дела Российской Федерации. Почему? Филантропапитализм – это следующий за капитализмом строй. То есть будем считать, на бытовом уровне, что в 90-ые годы, когда у нас ломали социализм, у нас построили капитализм.

 

Артём Войтенков: Ну да.

 

Ирина Бергсет: И мы живём в этом капитализме, худо-бедно, но как-то к нему привыкаем, уже всё продаётся, всё покупается, ничего бесплатного. Но как бы люди, даже старушки, которые ещё помнят, что такое социализм…

 

Артём Войтенков: Я помню.

 

Ирина Бергсет: Вот и я тоже помню, я родилась в СССР. Все более-менее привыкли. И мы не готовы к тому, что независимо от нашего лидера, от нашей политической элиты и независимо от народа и его мнения, у нас что-то навязывают нам другое и смену фактически формаций. Объясню. Капитализм – это была предыдущая стадия, а филантрокапитализм, филантропия, филантропия – это благотворительность. То есть благотворительный капитализм — совершенно невозможное такое сочетание.

 

Артём Войтенков: Почему? Капиталисты, они же жертвуют на что-то.

 

Ирина Бергсет: Да, жертвуют, но за это они хотят тоже что-то. Примерно 30 лет назад в те же 90-ые, самые богатые люди мира (там уж не знаю, как они сели за стол или нет) — они подумали, что что-то нам мало денег, надо расширять рынки сбыта и переходить на поиск прибыли там, где её не подозревали. Допустим, благотворительность — может она быть прибыльной или нет? Оказывается, она может быть сверхприбыльной. Под благотворительностью понимается всё: все виды социальной помощи. Я почему веду к этому законопроекту, он у нас называется Федеральный закон «Об основах социального обслуживания граждан в Российской Федерации». То есть меняются основы, фундамент, принцип, и этот законопроект относится, как наша конституция, ко всем гражданам Российской Федерации.

 

Здесь есть такая статья, которая говорит, что он касается всех граждан Российской Федерации, включая детей и пенсионеров, естественно, нас, работающей части населения, а также беженцев, которые сейчас пребывают на территорию Российской Федерации, закон касается. Он касается иностранцев, которые проживают, то есть в данном случае стоят на земле Российской Федерации. То есть он касается всех жителей, которые в данный момент стоят, грубо говоря, ногами на земле Российской Федерации.

 

Если закон имеет такой охват, он говорит, что он меняет основы. Что нам предлагают? Примерно 30 лет назад было решено построить в таких пилотных обществах новый строй. Этими обществами были выбраны северные страны: Норвегия, Дания, Швеция и Канада. Какой строй?

 

Есть традиционные капиталисты, будем считать, которые просто работают у нас, открывают индивидуальные предприятия, заводы, — они традиционные капиталисты.

А есть нетрадиционные капиталисты, которые в обмен на то, что они создают всемирные фонды, допустим, фонд Рокфеллера, фонд Сороса, фонд Карнеги и другие фонды. Государство может пользоваться этими фондами в любой ситуации и не только могут, а эти фонды призывают НКО, то есть некоммерческие организации, с ними сотрудничать, брать гранты, фонды и так далее. И по средствам этой новой какой-то нормы общения, они получают дивиденды в обмен на свои деньги – это управление государствами.

 

То есть речь идёт о том, что филантрокапитализм – это новый строй с наднациональным управлением, то есть это некая новая система управления государством и перераспределение социальной помощи, социальных благ.

 

Нас, собственно, политика мало интересует, но мы хотим, чтобы разобрались специалисты в этом. А нас интересует как это на гражданине простом, на матери каждой. Мы живём — главное построить семью, воспитать детей, вырастить их, заработать пенсию, дальше помочь своим родным. У нас своя неполитическая линия жизни простого человека. Этот строй построен в Норвегии, Швеции, Дании и после этого распространился на все страны Европы, Америку, Австралию, Новую Зеландию. Филантрокапитализм построен, написаны диссертации, книги, ведутся семинары, есть сайты, есть в фейсбуке страницы, каждый день что-то происходит, есть партии с такими названиями. А мы живём здесь, в России, и даже не знаем, что вообще-то формация капитализма закончена и уже начался какой-то новый строй, не строй, но как-то это надо назвать.

 

Но любопытно могло бы быть, как они живут на Западе. Оказывается, нет. Сейчас они, эти лидеры финансовой элиты, принудительно переводят одновременно 3 страны: Бразилию, Аргентину и Россию на филантрокапитализм. Понятно, речь идёт не о нашем руководстве и попятно, что всё не так просто, как я рассказываю, раскладывается. Но для этого должен быть некий фундаментальный закон, который что-то изменит в обществе. И таким законом, скажем так, основным законом филантрокапитализма стал закон № 442 «Об основах социального обслуживания граждан в Российской Федерации».

 

Что он меняет? Этот закон говорит о том, что государство делегирует, мягко говоря, делегирует свою социальную функцию заботой о гражданах, то есть обо всех нас, включая наших детей, пенсионеров, стариков, делегирует некоммерческим организациям неким. То есть между государством и народом появляется некая прослойка — буфер.

 

Артём Войтенков: Подрядчики.

 

Ирина Бергсет: Подрядчики, да. Значит на то, чтобы нам помочь, а представьте себе, ситуация в России такая, понимаем люди, денег на социалку не хватает, вы сами знаете.

 

Артём Войтенков: Денег на социалку хватает.

 

Ирина Бергсет: Прекрасно? Хватает?

 

Артём Войтенков: По крайней мере, видно, что денег в России много.

 

Ирина Бергсет: Вот, денег много. А эти нетрадиционные капиталисты решили грабить, теперь уже, государственные бюджеты. То есть мы с вами люди живём, работающая часть населения платит 13-20% в госбюджет. И как мы учили ещё во времена социализма, примерно так же происходит, — они возвращаются нам в виде социальной помощи, каких-то льгот, пособий. Они общегосударственные, они формируют как раз государство. Почему? Потому что равны:

— пенсии одинаковые на всех территории Российской Федерации,

— пособия одинокой матери одинаковые.

То есть это формирует ещё некую территориальную целостность. То есть много аспектов, когда государство выполняет через государственные структуры эту функцию.

 

Тогда вместо государства объявляется на сумму помощи людям тендер. То есть тендер – это конкурс. Вот такая это сумма – 1 миллиард выделяется. Ну-ка выстраивайте в очередь, кто его хочет получить и помочь пенсионерам, кому-то ещё. Выстраиваются некие некоммерческие организации. Получая эти деньги, тот, кто выигрывает, его задача отчитаться об этих деньгах.

 

Артём Войтенков: Подождите, он получает деньги, оказывает услуги, заботится о ком-то.

 

Ирина Бергсет: Оказывает услуги, заботится о нас и отчитывается, как он потратил эти деньги. Вводится как бы западная система таких грантов, или социального заказа, или государственного заказа. Частично она была, но не так фундаментально.

 

То есть для нас, народа, теперь получается — мы должны обращаться в НКО. Получается, для народа государство заменяется прослойкой НКО. А государство не имеет уже взаимоотношений с народом, а имеет отношение только с НКО. НКО заменяет государству народ. И получается, я вам честно скажу, что многие политологи и на Западе и везде, но говорят, как о позитивном о чём-то, что появляется параллельное государство, такой буфер, который даже при наличии потом факта иллюзии управления какой-то территории Норвегии или Швеции, на самом деле получается, — кто управляет этой прослойкой НКО, тот и управляет нашим государством.

 

Артём Войтенков: Вряд ли это можно назвать управлением государства. Но из этой схемы, которая уже введена законом…

 

Ирина Бергсет: Да, она введена законом.

 

Артём Войтенков: Получается так, что появляется прослойка людей, которым выгодно оказывать услуги, то есть чем больше они услуг окажут, тем больше они денег от государства возьмут.

 

Ирина Бергсет: Возьмут.

 

Артём Войтенков: Таким образом, чем больше они будут кого-то ублажать или окучивать, им лучше. Соответственно, здесь пойдёт в ход просто всё — любое мошенничество.

 

Ирина Бергсет: Вот, смотрите. Если раньше — кто занимался социальными проблемными областями? Это был у нас сектор такого риска: люди алкоголики, наркоманы, за этими семьями наблюдали, за ними был патронат, это было 3% населения, 5%.

 

Артём Войтенков: 5% это что-то много, не было.

 

Ирина Бергсет: Мне тоже кажется много, до 3%. Но не 100, я к чему говорю вам — но не 100. Даже, если это какой-то совершенно неблагополучный микрорегион или что-то, не было такого. Эти организации появились не случайно, чтобы вы поняли. Это отдельная тема, у нас тоже занимаются люди этим исследованием.

 

Эти НКО встроены западными структурами у нас в России, которые борются с жестокостью родителей, делают телефоны доверия для всех повсеместно. Это практически сформированные структуры этими системами, которые хотят внести это какое-то внешнее регулирование. Поэтому они отчитываются не только перед нашим государством, которое даёт им эти деньги, они отчитываются и перед теми структурами. Поэтому и получается, что народ, собственно говоря, нам дел нет до этого Запада, мы зависим только от своей вертикали. Наше государство всегда заботилось о своём народе. А теперь получается — между нами появляется прослойка, которая по большому счёту хочет наживаться только на нас, а прибыли интересуют, в том числе и некие иностранные заказчики, инвесторы и так далее.

 

Почему? Объясню. Забота и помощь называется сверхприбыльной в понимании этого капитализма нового, филантрокапитализма, благотворительный.

Чтобы вы поняли, о чём идёт речь. Мы с вами никогда не слышали это слово, наше руководство (я имею в виду вообще государственные структуры) тоже далеки от этого, и вряд ли интересовалось такими социальными какими-то экспериментами, может быть.

 

Но вся прослойка НКО в Российской Федерации имеет обучающие семинары по филантропии, по её особенностям. То есть фактически их обучали на то, как встраивать и вводить у нас этот строй. Поэтому возникает вопрос: для нас людей простых, мы знаем несколько имён, пятая колона, что это такое? Пятая колона это как раз и есть, в нашем понимании, та прослойка, от которой зависит любая смена общества и всего. И их готовили и они, как раз, будут пользоваться всеми возможностями этого нового закона.

 

Какие получились опасности в этом законе? Он охватывает всех людей Российской Федерации. И удалось написать только одно, что социальные услуги будут добровольными, это удалось написать. Потому что фактически они прописывали сначала, когда шла дискуссия полтора года назад, было написано, более обтекаемо, что они будут как бы принудительно добровольными, примерно такой был расклад. Потому что, поймите правильно: если это рынок, то есть наша семья это рынок для них, что оценивается? Оценивается качество жизни. И изменение качества жизни сразу разрешает вмешиваться с услугами некими. А что такое качество жизни? Это не то, что вы переехали из дома в деревне в однокомнатную квартиру, или из трёхкомнатной в однокомнатную. У нас очень много людей живёт — в однокомнатной многодетная семья живёт. У нас немножко другой уклад, не такой как на Западе. И к нам нельзя, качество жизни нашей, качество образования, качество гражданина, что он позитивный родитель оценивать по неким шкалам, которые к нам применят с Запада — это абсолютно невозможно.

 

Но вводится наблюдение за качеством жизни. И наблюдение не за 3% той самой критическом части, как мы с вами говорили: алкоголики, наркоманы, люди, которые вернулись из тюрьмы, может быть, чтобы не было рецидивов, а за всеми. Почему? А потому что у нас рынок, и они теперь диктуют. Диктуют что? Какую услугу они нам продают. Если ты к швее приходишь, ты говоришь: «Хочу сшить платье такое». Приходишь на фабрику и говоришь: «Мне нужен такой шкаф». Редко люди пользуются этим. Как правило, делаются якобы модные шкафы, шьются модные платья и вам навязывается, правильно?

 

Артём Войтенков: Ну да.

 

Ирина Бергсет: Мы приходим, а уже всё готово, всё пошили.

 

Артём Войтенков: И тебе говорят, что ты должен это взять, купить, потому что это модно, это современно.

 

Ирина Бергсет: Да. Так это ладно, когда тряпки, ладно, когда это дома, стулья и шкафы. А когда речь идёт о том, что к тебе в жизнь вмешиваются уже.

Этот закон о чём?

— О частной жизни людей.

— И о вмешательстве.

— И оценке качества частной жизни.

 

Фактически он, как замечают социологи, нарушает конституционное право на неприкосновенность частной жизни людей. Почему? Потому что вводится, кроме того, что по согласию это значит как? Представьте себе: к вам приходит соцработник. Когда он приходит? Когда он уже на вас завёл дело, всё о вас знает, личные данные все сейчас электронные поступают в любую структуру и доступны любому НКО, как он пишет, социально ориентированные НКО, которые на помощь на этот закон, и станут в очередь на то, чтобы получать, пилить наш бюджет.

 

Им разрешается без согласия следить за нами, то есть за нашим качеством жизни. Представляете, некие есть надсмотрщики…

 

Артём Войтенков: То есть, подождите, уже разрешено?

 

Ирина Бергсет: С 1 января 2015-го года, если сказать грубо, чтобы было понятно, как это было, — введён тотальный контроль. Причём этот тотальный контроль введён не полицией и государственными структурами, а некими, как бы сказать, частненькой полицией, или какими-то… Мы же не можем сказать, что у нас может быть частная армия — это другое понятие, частная полиция и охранник частный — это совсем другое понятие. Тут вот за всеми гражданами России (не какой-то фирмы одной маленькой охраняют), а всех нас поохраняют от того, чтобы мы… не поссорились. Артём, здесь написано, что если ссора в…

 

Да, кстати, очень интересно, вводится подушевой норматив – финансирование социальной услуги. Охват, рынок им дали такой — все граждане Российской Федерации, подушевой норматив. То есть, если они охватят 140 миллионов своей услугой, помогут нам исправить качество жизни некое или настучат на нас, естественно, то они получат.

 

Артём Войтенков: Подушевое — это оплата подушевая.

 

Ирина Бергсет: Подушевая. Заберут 20 детей — за 20 детей заплатят. Сейчас знаете, что делают с 1 января 2015-го года? Людей из квартир насильно переселяют в дома престарелых, потому что подушевая оплата. Хотя человек, может быть, и не хочет, есть такие сигналы в средствах массовой информации. В этом законе, эта слежка за нами называется очень красивым словом – «профилактика».

Статья 29. Профилактика обстоятельств, обусловливающих нуждаемость гражданина в социальном обслуживании.

То есть профилактика.

 

Если бы мы бы говорили, опять же, о критической категории людей, конечно, это нужно делать. Но речь идёт о 100% благополучных, и самых богатых тоже. Если они думают, что это их не коснётся, пусть они не строят такие иллюзии. Здесь написано, что профилактика осуществляется путём обследования условий жизнедеятельности гражданина.

 

Как вы считаете? Условия жизнедеятельности — это ваше жилище, квартира. «Обследование» написано —определение причин, влияющих на ухудшение этих условий. Очень абстрактная, размытая категория. То есть ваш сын пришёл, у него в школе порвалась майка — ухудшилось у него условие жизни? За это в Америке, если ребёнок пришёл два дня в одной майке, его конфисковывают, потому что это показывает, что за ним нет ухода, и майку не стирают, несмотря на то, что мальчик может быть фанатом футбольной команды, только что купил эту майку и готов таскать её полгода. То есть в это во всё вмешиваться никто не будет.

 

Так вот обследование условий жизнедеятельности, профилактика, проходит без согласия гражданина. То есть согласие нужно только, договор составляется, когда вам предлагается некая социальная услуга. Как правило, люди пойдут за этими услугами те, которые и раньше ходили, только они пойдут теперь не в государственную службу, а пойдут в эти конторы, которые НКО. И те очень красиво будут отчитываться, а до человека будут крохи доходить. Почему? Потому что появилась прослойка, задача которой эти деньги фильтровать, и чтобы мы подписывали какие-то бумаги, что нам всё уже оказали. Конечно, люди, которые работают, мало нуждаются в этом. Речь идёт о стариках и инвалидах. То есть этот закон относится ко всем категориям людей, и в этом есть опасности.

 

Финансовое обеспечение социального обслуживания в условиях оплаты социальных услуг.

Источники финансирования:

— Средства бюджетов системы Российской Федерации идут в эти НКО.

— Средства бюджетов субъектов Российской Федерации. Понятно, в субъектах они ещё из бюджета берут.

— Благотворительные взносы и пожертвования. Куда идут? Тоже в НКО. Они не идут нам, гражданам. Они не идут в государственный бюджет.

— Средства получателей социальных услуг. Которые мы платим за платную услугу. Они тоже остаются в НКО — на развитие их.

 

То есть, фактически то, что мы говорили. Если бы вводились платные услуги, мы не говорим, что эти деньги будут возвращаться в госбюджет, но они, хотя бы шли в госпредприятия: в медицину государственную, в образование государственное, когда дополнительно. Теперь будет всё идти в эти НКО.

 

Здесь написано, пункт 4, глава 8, статья 30, что «услуги социально ориентированными некоммерческими организациями осуществляется путём предоставления субсидий из соответствующего бюджета системы Российской Федерации«. И туда же идут иные источники финансирования, и «средства, образовавшиеся в результате взимания платы за предоставление социальных услуг» с граждан.

 

То есть, то, что я говорила: есть бюджет, есть НКО, и есть народ. Вот в это НКО идёт всё: и сверху и снизу. То есть, мы платим за что-то, как раньше платили за зубного врача. Потому что, медицина входит сюда вся — это же тоже социальные услуги. Образование — это тоже социальная услуга населению. То есть, фактически огромный сектор перешёл вот в это, рыночное такое теперь филантропокапиталистическое месиво.

 

То есть, нам вроде благотворительность — они же помогают государству, как они говорят, «мы вам поможем, государство, окучить этих людей». А, на самом деле — появилась прослойка, которая пролоббировала грабёж в буквальном смысле государственных денег. И до народа и так доходило-то не так много, но не дойдёт теперь ничего, даже капли. Понимаете? Этот закон направлен на разрушение семьи, на снижение демографии, на увеличение смертности.

 

Артём Войтенков: Каким образом?

 

Ирина Бергсет: Дело в том, что основные принципы филантрокапитализма заявляются — это другая нравственность. Этот закон, он естественно, причёсан, написан русским языком, красивыми словами, к которым не придерёшься. Но почему он нас так волнуют и беспокоят вот эти признаки основного закона филантрокапитализма? Потому что, задача вот этих людей, которые тридцать лет назад стали вводить это всё в Европе, в Северной Европе сначала, потом во всей, это была ценностная революция номер один. То есть, прибыль приносит всё, и прибыльным становится сокращение населения. Во всех книгах, я вам пришлю ссылки, они говорят, что задача филантрокапитализма, открыто говорят, и на русском языке написаны эти книги, — сокращение населения глобально, сокращение населения в странах, остановка рождаемости.

 

То есть, закон, который подвёрстан под другой строй, под другие цели, не может это всё не реализовывать. Почему? Например, если пенсионерам, у которых и так мало денег, ещё какие-то ввести фильтры, то они не смогут купить, не говоря уже о лекарствах, то есть, они умрут быстрее. Получается, что эти НКО, которые строят иллюзию, что они будут нам помогать, если они заточены на сокращение населения, то случаев будет больше, когда людей начнёт умирать больше, меньше будет рождаться детей.

 

Например, многие считают, что этот закон вводит ювенальную юстицию в Российской Федерации. Как он может её ввести? Слова «ювенальная юстиция» здесь нет. Здесь есть слово «социальное сопровождение».

Вы помните, что примерно полтора года назад вся страна выходила на митинги, собирали подписи. Этих подписей было там больше ста тысяч. Сначала верили, что если мы президенту принесём сто тысяч, то он пересмотрит, и не будет социального патроната над каждой семьёй.

 

Вот эта профилактика — это и есть как бы патронат над каждой семьёй. В этом законе очень умные люди написали более нейтральную фразу – «социальное сопровождение«. Обращаю внимание, опять же, не инвалидов, не категории людей, которым оно действительно нужно, а сто процентов граждан Российской Федерации. В законе так написано. Это социальное сопровождение вводится без добровольного согласия в отличие без согласия человека. Потому что, оно вводится в виде срочной услуги. Вот этот закон вводит такую западную категорию у нас.

 

Государственная помощь у нас была такая. То есть, когда ребёнок в очень сложной ситуации, КДН выезжала, опека выезжала, спасали. То есть, этот закон был избыточным в отношении детей, потому что вся система и структура работала, и работала нормально. Понятно, что были несчастные случаи. А либеральное сообщество говорит, что много же и плохого творится. Нам не надо тыкать статистиками. Инструмент был государственного регулирования этого сектора, и он работал.

 

Сейчас ввели социальный патронат для всех.

Как это выглядит? Неприкосновенность жилища нарушается. Конституция говорит, что нельзя, а закон говорит, что проверку в виде профилактики и в виде срочной услуги можно проводить в любое время дня и суток, говорит этот закон. В результате социальные работники с января 2015-го года приняли это, как руководство к действию, стали врываться в семьи и забирать детей. Причём, забирать детей в виде… Подушно же, за каждого платят больше. Каждый детский дом теперь, каждое учреждение, куда попадает ребенок, перемещённый из семьи, как и на Западе, получает хорошую дотацию. Госбюджет же теперь делится через эти НКО. НКО говорит: такая-то сумма вам, такая-то нам. И это всё законно, это уже не делёж, не грабёж, теперь это уже всё — просто капитализм другой, благотворительный такой, социальный капитализм, хотя это абсолютно какие-то вещи несовместимые.

 

И что? В Приморском крае отчитались, в газете открыто публикации, что провели рейд по проверке социального неблагополучия семей. Ну, кто под обстрел попал? Конечно, семьи. Пятьсот человек вышли на рейд, вот этих НКО новых, и обобрали сорок детей, просто так, на раз-два, за час, или за два. Собрали урожай. Переместили этих детей в учреждения другие. Там есть причины, естественно, есть отчёты, может быть, наблюдали за этими семьями.

У нас вопрос: на самом деле разорили семьи, убили семьи.

Почему мы говорим, что закон настроен на сокращение населения? Потому что, не будут рожать. Вот такой закон, один к одному, переведён он с норвежского, с датского — остановлена рождаемость. Остановлена рождаемость, демографически идёт не просто минус уже, а вымирание нации катастрофическое. И этот закон нацелен на такую же ситуацию у нас в России.

 

Мало того, этот закон настроен, как вот мы считаем, на раздробленность, усиление раздробленности России. Этим НКО и субъектам разрешается формировать свои реестры услуг. Если у нас раньше было государство, то у нас всё было одинаковое для всех, понятно, что в регионах чуть-чуть отличалось, но был контроль. Скажем так, была централизация, естественно, в разумных пределах. То сейчас у нас, например, отчитался Омск в газете тоже, очень много отзывов хороших, от ведомств, они просто довольны донельзя, потому что фактически государство дало им возможность опеке, например, превратиться в кассира. Им выдаются деньги, они на эти деньги тендеры, нанимают организации, которые будут следить, рыскать, и так далее, хватать, перераспределять, а эти…

 

Артём Войтенков: Самим ничего делать не надо, сиди только, деньги распределяй, и откаты получай.

 

Ирина Бергсет: Вот! Как это у нас в стране будет абсолютно бескорыстно, и так далее? То есть, государству навязывается роль только кассира: ты сиди у себя, и распределяй эти деньги. Мы таких кассиров уже видим в Норвегии, в Швеции. Почему, я говорю — построен уже филантрокапитализм. У нас фактически вводится.

 

И как они отчитываются? Вы знает, закон очень хороший, чтобы вы поняли. Омская область. Пятнадцатый год, мы посмотрели по статистике, два миллиона, примерно, жителей — миллион девятьсот девяносто с чем-то тысяч. Отчёт в газетах.

— Вы знаете, вот в предыдущий год там мало людей получало бесплатную помощь. А сейчас, мы посчитали, в 2015-ом году получат такую помощь бесплатную (это отдельный вопрос, сейчас поговорим) четыре с половиной тысячи омичей.

 

Элементарно, берём калькулятор.

 

Артём Войтенков: Четыре с половиной тысячи чего?

 

Ирина Бергсет: Людей, жителей Омской области, омичей, они так называют себя. Берём эти два миллиона и четыре с половиной тысячи, высчитываем процент. Артём, ноль целых, две десятых процента людей способны получить капли бесплатного социального обслуживания. Причём, в перечень услуг платных включены такие. Именно почему мы поговорим о новом строе, филантрокапитализме, то, что не свойственно вообще. У нас в голове это не укладывается, как услуга, — беседа. То есть, вы можете себе представить, сколько денег откачают на наших людей, пенсионеров, или кого-то, когда они придут, и на беседу откачают госбюджет в Омской области. У меня нет каких-то корыстных интересов, но я хочу сказать, что это настолько фальсификация, что до народа дойдёт что-то? Вы думаете, с ним поговорят? По телефону спросили: «Жив?» «Беседа» – написано. Понимаете? Отсчитали столько-то денег. Бесплатно беседу получат три человека, а все остальные получат её платно.

 

Артём Войтенков: Причём, самое забавное, что здесь же как, если потребуется какая-то отчётность, то самое большое, что можно с человека взять, это его подпись. Со мной провели беседу, подпись. А какую с тобой провели беседу? Большую, маленькую, помогли тебе, не помогли…

 

Ирина Бергсет: Понимаете, какая хитрость? Вначале, когда человек хочет, он привык, пожилой человек, инвалид, нуждающийся в этом сопровождении. Приходит к нему социальный работник, и говорит: «Буду покупать молоко, и так далее». Он подписывает бумагу. И ему говорят: «Ты знаешь, мы под тебя, составим тебе индивидуальную программу, здесь написано». Ты подписываешь — да, хочу индивидуальную программу. Что они туда влепят, и как они будут менять эту программу, сколько бесед напишут, — это всё пойдёт наверх.

 

Если раньше была госструктура, то её можно было проверить. Что такое государственная полиция? Она подконтрольна, подотчётна, люди знали куда писать, куда жаловаться, была непосредственная связь, ответ государства, налажен вот этот весь принцип.

 

Сейчас всё зависит от одного социального работника, берём а-ля Норвегия, то есть, субъективно.

— а) Всё, он не справляется, переселяем его в частный детский дом (моя подруга открыла его), переселяем туда, деньги откачиваем туда. Квартиру переписываем, вы понимаете, на кого-то.

 

То есть, это настолько коррупционная вроде бы вещь. Может быть, мы преувеличиваем, я ещё раз говорю, что, конечно, это нужно проверить.

 

Этот закон фундаментально меняет отношение к заботе и помощи.

Просто, чтобы вы поняли, к чему пришла Швеция, например. У вас умерла мама, и вы решаете, естественно, не можете обойтись без вот этих вот помощников социальных, похоронить её в земле, или кремировать. Вам говорят, что кремировать это экологично, и так далее. Вы приходите в крематорий, и вам дают заполнить естественно, бумагу какую-то, и говорят:

— «Вы знаете, от сжигания человеческого трупа энергии хватает на восемьдесят чашечек кофе. Поставьте, пожалуйста, галочку, вы хотите эти восемьдесят чашечек выпить в соседнем кафетерии, энергию туда перечислить, или в больницу вот в эту, там будут врачи пить, или вы хотите эту энергию на обогрев собственного дома?»

И люди, критичность отсутствует полностью, мораль, нравственность настолько переделана, что все подходят с таким формальным подходом, и ставят галочки. Вот это и называется филантрокапитализм, когда полностью изменена нравственность, ценности, когда можно прибыль получить из всего, и эту прибыль как бы, скажем, получает не человек. Это даже не моральное какое-то твоё горе, или проявление твоих эмоций.

 

Чтобы вы поняли, все газеты центральные Великобритании, Швеции пишут, практически, с периодичностью раз в месяц, статьи, и люди воспринимают это нормально — что лекарства от рака искать не нужно. Рак — это прекрасный способ уйти из жизни. Потому что вы же умираете не внезапно, а у вас будет два-три месяца, иногда до полугода. Вы можете оформить наследство, вы можете переделать все бумаги, вы можете подготовиться к смерти. То есть, людям предлагается иная нравственность, иная мораль —трансформированный гуманизм, так называемый. То есть, понятие о человечности меняется полностью.

 

У этой новой морали, у фундаментальной базы этого нового капитализма есть имя — оно называетсятрансформированный гуманизм, или трансгуманизм.

Трансгуманизм построен на:

— сокращение рождаемости, остановку её желательно,

— увеличение смертности, рак — это лучший способ уйти из жизни, и так далее.

 

То есть, вещи объявляются, не говоря уже о том, что извращения, которые популяризируются на Западе, вы знаете, — это всё вдруг, когда мы стали читать этот закон, выстроилось в такую картину понятную. Что некие иные люди, которые действительно хотят что-то сократить, и поуправлять человечеством по-другому, решают свои задачи, и навязывают обществам некий новый строй. Мы, как простые люди, воспринимаем его, как новое устройство государства, взаимоотношения между народом и государством.

 

Возможно, это слишком громко сказано — смена государственного строя, но этот закон называется основным законом другой формации. То есть, фактически, у нас основной закон России — это конституция. То есть, если всё правильно выполнить, как в этом законе, то всё поменяется: через пять лет, через десять лет в нашей стране, и мы станем такой же Швецией, где запрещено плакать на похоронах, и это никого не удивляет. Если человек заплакал на похоронах, есть публикации в газетах, то это — принудительная психиатрическая лечебница. Вас просто туда пожизненно поместят. Потому что за тридцать лет подменили так, что это выгодно умирать, потому что тебе не нужно кого-то кормить, и так далее. Ценностная революция прошита в такого рода, не документах, мы не берём этот закон, потому что он выглядит, как закон, решающий какие-то социальные проблемы и функции.

 

Но нас беспокоит, а что если? Понимаете, этот закон написан не у нас, а в таких учреждениях, как например, Институт перемоделирования человеческих взаимоотношений Тависток (Tavistock Institute), в Великобритании, в Лондоне находится этот институт. Его отделение, такой же Институт по перемоделированию человеческих сообществ, это Стэндфордский университет (Stanford University). Они создают модельные законы — кальку, которая просто переводится.

 

Вот сейчас наша задача: мы хотим на нашем общероссийском форуме перевести эти законы, и показать.

— Вот шведский закон об основах социального обслуживания населения Швеции, или граждан Швеции.

— Вот точно такой же норвежский закон.

— Вот такой же немецкий закон. Там так же работает Югендамт (Jugendamt).

— И что сейчас очень популярно на Западе, это — пенсионеры приносят прибыль. То сейчас так же конфисковывают, как мы слышали, конфисковывают детей, так же конфисковывают и пожилых людей. Потому что их движение по рынку социального вот этого обслуживания, приносит всем обогащение.

 

Вопрос не стоит о морали. Закон — он вне морали, получается там, на Западе считается. Поэтому, мы хотим вот это всё сравнить, и мы призываем, ещё раз говорю, наших историков, социологов, людей патриотов, к такой широкой дискуссии социальной. Потому что, если это так, то, понимаете, мы на самом деле живём в более демократическом государстве, чем все эти Швеции, и остальные. Потому что, у нас ещё есть возможность, с помощью вашего издания, с помощью других средств массовой информации, стартовать эту дискуссию, начать, и призвать к тому, что, в конце концов, подать может быть, в Конституционный суд на такую экспертизу. Теперь уже пусть задним числом, но если мы сравним все эти законы, которые действительно поменяли структуру этих обществ, с нашим. И может, сможем доказать, что здесь нарушается конституционное право неприкосновенности жилища, частной жизни, то тогда, может быть, можно ещё что-то сделать.

 

Возможно, это наши иллюзии, уже паровоз идёт, назад ничего нельзя отмотать, киноплёнку. Но, тем не менее, мы живём в нашей стране, и я верю, что это наш мир, это наша жизнь, это наши дети, и мы можем хотя бы говорить об этом, и мы действительно знаем и видим, что как услышали народ Крыма, который там кричал, что есть надежда на то, что первые лица, и в данном случае наш президент, нас услышат.

 

Объясню почему. В ноябре был такой форум ОНФ об образовании. Спросила женщина, встала и сказала: «Владимир Владимирович, есть попытки» — она не сказала про этот закон, там другой документ был назван – «ввести ювенальную юстицию». На что президент, у нас есть видео, открыто сказал: «Это не подходит российскому обществу. У нас семейный уклад, у нас другая страна, у нас не будет ювенальной юстиции». И вот сегодня мы видим, что вразрез с утверждениями нашего президента есть закон, который говорит, что введена срочная социальная услуга, в данном случае, гражданину Российской Федерации, ребёнку, который отделён от родителей. То есть, его спасают от какого-то гипотетического ухудшения условий жизни, и так далее. То есть, в срочном порядке, без согласия родителей — это ювенальная юстиция, которая очень красивым словом названа, вот этот социальный, не патронат, а «социальное обслуживание«.

 

Мы только вышли на плюсовую рождаемость, что рождается больше людей, чем умирает, и вдруг стали вот это вводить. Рейды по пятьсот человек в каждую квартиру врываются, одновременно, причём. Для чего? Для того чтобы отчитаться перед кем? Я не думаю, что отчёт перед президентом, что мы вот, разорили там, пятьдесят гнёзд, очень понравится нашему руководству, и люди перестанут рожать, потому что, они будут в страхе.

 

Это понравится Западу! И поэтому, когда мы с вами, отдельно можно разговаривать, и проследить, — а откуда они взялись, эти социальные НКО у нас? Почему их так много, и почему они все выстроились в очередь? И почему они все знают, что такое филантрокапитализм? А мы даже не подозреваем. И я думаю, что наши ведущие политики даже знают, но не придают такого значения. А эти строят, потому что они знают: это их власть, это их кормушка, это их прибыль.

 

А что получают те десять, двадцать, тридцать, сколько их, фонды Карнеги, и все остальные? Они получают управление обществом. Потому что вот эти НКО могут войти в любой дом, могут применить любую для нас кару, забрать отца-мать в приют для престарелых, забрать детей, сказать, что мы плохо… То есть, фактически сломать жизнь любому человеку, и, как бы через вмешательство, со своими грязными сапогами в частную жизнь, и вычленить этого человека из политической борьбы — всё, что угодно сделать.

 

Фактически это — инструмент манипуляции, не говоря уже о том, что их задача раздробить Россию разными этими социальными услугами, и спровоцировать социальные взрывы. Это не бомба замедленного действия — это вопрос нескольких месяцев. Сейчас вой идёт по всей стране. Это Приморье всё знает, что детей конфисковывают, что матерей могут днём и ночью, люди живут в страхе. И в результате, представьте себе ситуацию, когда мы должны объединяться, и Крым и всё нас сплачивает, у нас появляется механизм натравливания одной группы населения на другую группу населения. Причём, для этого даже не нужны эти иностранцы. Это всё делается с помощью ниточек этого социального манипулирования. Что если это закон об основах социального манипулирования гражданами Российской Федерации?

 

Артём Войтенков: Ну, так и есть.

 

Ирина Бергсет: Критиковали закон до принятия, то есть до 28 декабря 2013 года. В период буфера один год, чтобы немного стабилизировать ситуацию. Критика продолжается и сейчас. Но, может быть, люди думают, что раз закон ступил в силу, у нас возможности его изменить гораздо меньше. Но, тем не менее, я считаю, не надо сдаваться. Среди таких основных фундаментальных критиков выступило родительское сообщество и такая крупная организация как Родительское Всероссийское Сопротивление РВС. Эта организация имеет свои представительства во всех городах и весях России (такая, по всей стране), и она имеет своих юристов, что хорошо. И эти юристы сделали заключение, пояснение, что же не так с точки зрения профессионального родительского сообщества, имеется в виду образованных юристов.

 

Здесь написано, что:

— Этот закон вводит неконституционные нормы, посягающие на неприкосновенность частной жизни, неприкосновенность жилища — часть 1 статьи 23 Конституции РФ, часть 1, 2 статьи 137 Уголовного Кодекса РФ.

Что это за нормы? Они позволяют произвольно вмешиваться в дела семьи, нарушая статью 1 Семейного кодекса Российской Федерации. Кроме того, выходят за рамки предмета правового регулирования этого закона, которые изложены. То есть, здесь в законе сказано, что мы будем только оказывать социальные услуги. Как бы немножко маскируется, что мы детей отбирать не будем, пенсионеров не будем красть от родственников и переселять их куда-то.

 

Как это реализуется? Вот, смотрите, этот документ подписала Виноградова — член Общественной палаты Российской Федерации. То есть, это уважаемый человек, который от имени Родительского сообщества, избран представлять интересы нас, родителей, в таком органе, как Общественная палата России. Она пишет, что в Статье 3 «Основные понятия, используемые в настоящем Федеральном законе» даётся определение профилактики.

— «Профилактика обстоятельств, обусловливающих нуждаемость в социальном обслуживании, — система мер, направленных на выявление и устранение причин, послуживших основанием ухудшения условий жизнедеятельности граждан, снижения их возможностей самостоятельно обеспечивать свои основные жизненные потребности».

 

Казалось бы, если это инвалид, человек сломал позвоночник или что-то — это одно, понятно, что это нормально. Если посмотреть более широко, то есть, кто будет следить за тем, что вам чуть-чуть хуже стало жить? Ребёнок, например, вчера ходил в шубке, шубку украли, и он перестал носить эту шубку.

 

Статья 29 закона 442 устанавливает, что:

— «Профилактика обстоятельств, обусловливающих нуждаемость гражданина в социальном обслуживании, осуществляется путем:

1) обследования условий жизнедеятельности гражданина, определения причин, влияющих на ухудшение этих условий»

 

В законе не указано, что к профилактическим мерам соответствующие органы должны приступать после обращения гражданина за какой-либо помощью.

 

Артём Войтенков: То есть, меня будут обследовать, независимо от того, хочу я или нет, предмет моей жизнедеятельности?

 

Ирина Бергсет: Когда в рамках пилотного проекта Москва ввела ювенальную юстицию, то есть, она стала применять не межведомственные взаимодействия, а профилактику, предполагалось, что на каждые двадцать детей, то есть двадцать семей, где есть дети, будет нанят один человек, который будет заниматься этой профилактикой. То есть, надсмотрщик. Мы посчитали, что в Москве миллион шестьсот детей. Разделим на двадцать — получается восемьдесят тысяч. Восемьдесят тысяч людей пишут отчёты каждый день. Может быть, они возьмут сверхурочные, и сорок детей будут обследовать каждый — больше денег получит. Но есть расценка: на каждые двадцать капает за профилактику.

 

«Следовательно, органы межведомственного взаимодействия будут иметь право входить в жилища, проводить «обследование» и «выявление причин» ещё до наступления обстоятельств, дающих право на социальное обслуживание. Подобные действия можно расценивать не иначе, как «сбор, хранение, использование и распространение информации о частной жизни лица без его согласия«, что прямо противоречит Конституции РФ».

(Подробности: http://www.regnum.ru/news/society/1863882.html )

 

Это написано профессиональными юристами. Это не то, что мы там, знаете, вышли матери покричали. Этот закон содержит эту норму. Предложения не были приняты, потому что люди, которые хотят наживаться на распиливании госбюджета и на нас с вами, они это знают, и они это писали намеренно.

 

Артём Войтенков: Забавно написано – «ещё до ухудшения». Напоминает фантастику какую-то — до-преступник. Только подумал, а уже ворвался спецназ и тебя повязал.

 

Ирина Бергсет: Да. Если бы со мной не случилось, может быть, я так остро не чувствовала это. Мне сказали: «Угроза ухудшения». У нас нет такого – «угроза преступления». Ну, понятно, когда человеку угрожают, письма пишут, — это отдельно. Но то, что у вас угроза ухудшения жизни — вы собираетесь сделать ремонт. Ребёнок рассказал, что в его комнате будут делать ремонт, учитель сказал, что у ребёнка не будет комнаты два месяца, пока вы будете делать ремонт. Стукнула куда-то, и его забрали в детдом. Угроза! Это можно трактовать, как хочешь, очень субъективно.

 

Справедливость такого опасения подтверждается высказыванием Нелли Струтинской, уполномоченного по правам ребёнка в Республике Коми: «Считаю, что любая семья (не только социального риска) должна находиться под пристальным вниманием соответствующих органов, дабы вовремя ей оказать помощь».

 

То есть, эта задача поставлена разработчиками закона. Неужели вы думаете, что наши какие-то федеральные структуры или субъекты федерации так нацелены на тотальный контроль? Нет. Этот тотальный контроль и любая семья нужны иностранным заказчикам. В этом как раз и есть опасение. И мы чувствуем, что нас не услышали. Мы били в колокол, может, мы не туда писали.

 

Ещё хотела вам сказать, что у всех признанных, что у вас могут ухудшиться условия качество жизни, под это дело, под проверку даже создали такую комиссию в Общественной палате Российской Федерации. Возможно, комитеты в Думе будут переименованы. Почему я говорю, что структурные идут изменения. Теперь наблюдают комиссии за качеством жизни в России. Откуда это взялось? Мы жили себе и жили. И у нас есть корзина прожиточного минимума, вот эти все категории. Пожалуйста, смотрите за этим. Но есть люди, которые трудятся как пчёлки, сегодня меньше получаешь, завтра папа премию получил. Оставьте нас в покое! Благополучную часть населения. Помогайте социальной группе риска или людям, которые уже инвалиды. Правильно? Раньше так и было. Сейчас они перераспределили закон на всех, рассчитанный на сто процентов граждан.

 

Итак, все эти люди, у которых могут ухудшиться условия. А могут ухудшиться у всех — сто процентов, попадают в регистр неблагополучных. Вам ничего это не напоминает? Регистр неблагополучных граждан пожизненный.

 

Артём Войтенков: Если кого-то выгнали с работы, потому что развалилось предприятие не по его вине, и он там три месяца искал новую работу.

 

Ирина Бергсет: Конечно, здесь так и написано. Если у вас нет работы, вы идёте в этот регистр. У вас отбирают детей. Всё так и написано. Отсутствие работы является обязательным признаком вашего неблагополучия и в том, что вы нуждаетесь в социальной услуге по освобождению вас от детей, потому что вы не способны их обеспечить, пока вы ищете работу, и отсутствие средств существования.

 

Артём Войтенков: Слушайте, в Москве ещё ладно, а где-то градообразующее предприятие закрылось, и там вообще работу не найдёшь.

 

Ирина Бергсет: Вот, это всё нас как раз и волнует. Здесь такие формулировки, что можно воспринимать это как карательный какой-то механизм для людей, которым не нравится что-то, я не говорю учителю, а любому человеку к себе можно так повернуть этот закон. А что нам нужно? Нам нужно жить в своей семье со своими детьми. Мало того, здесь даже написано, что если есть ссоры в семье — это уже признак неблагополучия, требующий социального сопровождения.

 

Артём Войтенков: Я не знаю вообще ни одной семьи, которая бы хотя бы раз не ссорилась. Нет таких.

 

Ирина Бергсет: Это называется «конфликты в семье». Я бы хотела, чтобы выступили у вас, может, вы поговорите с действующими психологами, даже может быть ближе с психиатрами. Почему? Конфликтология — это закон жизни. Когда есть здоровый конфликт, мы растём. Даже ребёнка, как на конфликте. Там говорят: «Ошибки делать полезно». Это же тоже конфликт. Не сделал ошибку — не запомнил. Сделал ошибку — увидел её. Набил себе шишку, упал.

 

Сейчас какой у нас случай есть, тоже родители обратились. Ребёнок пролил на себя чай. Бывает. Ребёнок больше никогда не подойдёт к кипятку, понятно. Родители обратились в травмпункт, что является естественным. Травмпункт уведомил соответствующие органы, в дом пришла социальная опека, и ребёнка отбирают. Вы понимаете?

 

Артём Войтенков: Подождите! У нас отбирают?

 

Ирина Бергсет: У нас, да, это всё в России! Вот закон вступил в силу. Межведомственные взаимодействия, ребёнок приносит прибыль всем, все отчитались, получили доход. Госбюджет же пилится. Ведь не просто пишут справку.

 

Артём Войтенков: А основания?

 

Ирина Бергсет: Основания? Ну, как же! У ребёнка ухудшилось качество жизни, родители обливают его кипятком. Там как угодно напишут: недосмотр, находился один, всё что угодно. Если есть любой маленький факт: сломал ногу, порезал палец — дети не вырастают без синяков. Пришёл в школу с синяком.

 

Этот закон настроен на снижение демографии. Когда всех так затюкают, эти дети, уже затюканные в детдомах, тоже не будут рожать уже. Вместо того чтобы нам показать, что у нас есть свои воспитательные правила, вести передачи по телевизору, какие-нибудь просветительские беседы проводить, вместо шлепков — это всё можно делать. Но вообще лишить родителей права быть признанными порядочными, презумпция невиновности — здесь такого нет. То есть, за нами за всеми надо следить. Где презумпция невиновности? Нет её. Вот закон написан — тотальный контроль вводится.

 

Здесь ещё сказано о том, кто признаётся нуждающимся в социальном обслуживание в связи с этим законом. Статья 15 пункт 5: «наличие внутрисемейного конфликта» — и дальше продолжается: какими лицами.

 

Здесь как раз психологи и юристы пишут: «Что через преодоление различных конфликтов в семейном взаимодействии как у супругов, так и у детей формируются способности преодолевать жизненные трудности, а также формируется способность нести ответственность за своё поведение в семье и в обществе».

«Бесконфликтных семей не бывает».

Как вы и сказали. Это говорит о том, что закон писался целенаправленно из определённого источника так, чтобы уничтожить семью как таковую в России, уничтожить её как ячейку. Потому что конфликты бывают везде. Когда мы разговариваем с ребёнком, вы посадили его и начинаете разбор полётов: что ты сегодня сделал, почему двойку получил – это называется «психологическое насилие», вводится тоже этим законам.

 

Артём Войтенков: Ну, тогда под психологическое насилие попадает всё, от «иди, помой руки» до «иди, садись делай уроки».

 

Ирина Бергсет: Вот!Когда мы с Вами говорили про Запад, помните? Несколько интервью назад я приехала с такими глазами: «Как вы можете сказать ребёнку «помой посуду»! Это же психологическое насилие!»

У нас закон — калька норвежского закона о социальном обслуживании граждан Норвегии, о социальном обслуживание граждан Швеции.

 

Мы что, такое же государство как они? Мы абсолютно другое! С другим укладом ценностей.

Причём здесь написано под те ценности, как у них:

— Семьи не должно быть.

— Детей не должно быть.

— Дружбы не должно быть.

— Все соседи должны стучать друг на друга.

Этот закон — калька с абсолютно той системы для того, чтобы построить у нас какую-то такую же западнуюфискальную систему.

 

Есть ещё одно очень интересное заключение, я бы даже сказала фундаментальное — Русская Православная Церковь патриаршая комиссия по вопросам семьи, защиты детей и материнства. Одно дело — родители объединились, нашли юриста, проанализировали. А другое дело — серьезное учреждение, которое говорит, что этот закон направлен на разрушение семьи, на остановку рождаемости. То есть, закон деструктивный и ребёнок в этом законе отделён от родителей. Здесь не написано, что родитель является законным представителем ребёнка. К нему социальная услуга по спасению применяется напрямую, хотя, до восемнадцати лет ребёнок имеет законного представителя — родителя либо опекуна. Но это разделение, незамеченное никем, привело нас в ситуацию а-ля Норвегия, а-ля Швеция, а-ля Канада, Америка, Франция, где Югендамт приходит и говорит: «А, мы сейчас ему помогаем! Вы сказали ему помыть посуду». Понимаете? А, кто Вы такой? Вы биологический объект. У нас есть папа номер два, папа номер три, папа номер пять».

Потому что вслед за этим законом идёт закон о фостерных семьях.

 

Артём Войтенков: У нас?

 

Ирина Бергсет: У нас! У нас уже на сайте в Екатеринбурге выставлены расценки на детей. Если вы, как фостерная семья, становитесь в очередь, мы вас обучим (людей, у которых нет детей), если вы берёте. Соответственно, этот закон обеспечивает отъём детей. Закон о фостерных семьях — обеспечит рынок движения. То есть, если вы берёте братика и сестричку (тоже пришлю вам и скриншот, и мы поставим материал), четыреста тысяч дают подъёмных, если вы берёте брата и сестру. Артём, кому из нас, вот у меня двое детей дадут подъёмные? Да, на четыреста тысяч можно знаете, сколько жить!

 

Артём Войтенков: А потом ежемесячно будут платить?

 

Ирина Бергсет: Ежемесячно платят на каждого ребёнка, плюс ещё там обеспечивают всем. То есть, огромная зарплата, начиная от пятидесяти тысяч, это не две-три — в этом смысле я хотела сказать. Есть расценки — опубликованы. Люди говорят в эфир нищим. В стране не нищим, но быстро нищающим. Вдруг вам говорят: «Слушайте, вы нищаете?»

 

Так же, тридцать лет назад, в условиях кризиса это всё вводилось в Швеции, везде. Люди с такими глазами бегали и говорили: «Он крикнул, он там что-то сделал». Чтобы брать этих детей и двигать их по семьям. Это же обогащение. Никто не проверяет — будет ли он там питаться, есть, будет ли у него там комната. Главное — ты взял подъёмные. Это моя подруга из социального обеспечения, она мне помогла? Помогла. Я скажу: «А помоги ещё, вот, этому. Мы тебе откатики».

 

Я не знаю все эти механизмы. Но это страшно, потому что это вводит социальные конфликты, распри обществе, потому что это всё чревато взрывами. Мы ведь не Швеция и не Норвегия, которых перековали на раз-два. Мы просто так своих детей не отдадим.

 

Артём Войтенков: У них это всё просто раньше началось. И нас так же переделают.

 

Ирина Бергсет: Сначала, у них было сопротивление, тридцать лет тому назад. Их всех сломали.

 

Артём Войтенков: И у нас так же.

 

Ирина Бергсет: Сломали, пересажали сразу в психушку всех мам. Кстати, мама, которая возмущалась, ей сказали: «Мы вас посадим в психушку за то, что ребёнок на себя вылил чай». Тот же метод, понимаете? Потому что наши НКО обучены западными уже инвесторами.

 

Артём Войтенков: На западном опыте, кстати, да.

 

Ирина Бергсет: На западном опыте. Мало того, все эти НКО имеют право на иные возможности финансирования. Иные возможности финансирования – это западные вливания этих фондов, которые не придут с Запада, а которые имеют отделения в России. И движение денег будет только по России. Но фонды всех этих Соросов и всех остальных уже обрели здесь какие-то русские названия, и поэтому они перераспределяют. Но, служить-то и давать информацию об этих детях, куда-то их поставлять — всё это надо туда, на Запад.

 

В ходе обсуждения законопроекта просемейные эксперты не раз обращали внимание на проблему, чтобыгражданин не мог быть признан находящимся в трудной жизненной ситуации или нуждающимся в социальном обслуживание без его согласия. И чтобы отказ, мы просим, от получения ребёнком социальных услуг не мог привести к какому-либо преследованию родителей. То есть, сегодня, если тебе назначено социальное сопровождение, к тебе в семью должны ходить, но у тебя уже взяли ребёнка на исследования какие-то. К тебе уже приходят, и ты отказываешься, говоришь: «Что ж вы делаете со мной?» Ты становишься преследуемым. Преступник. Ты не пошёл, не написал согласие. Кстати, если родитель не подписывает согласие, то ты становишься уже в категорию преступника — тебя в психушку или куда-то, тебя надо наказать за это. Вот, что решает этот закон. К сожалению, у нас не написано, как можно отказаться от этого. И родители сразу признаются нарушающими что-то. То есть, мы нарушители уже каких-то договорённостей. Хотя приходят эти тётки, не всегда у них есть дети, есть опыт. Они обучены на то, чтобы искать добычу какую-то.

 

Что это такое? Это сверхприбыльный капиталистический подход к заботе, к воспитанию детей. У нас, когда мы воспитываем детей – это расходная часть бюджета в семье. И мы никогда не смотрим на детей как на доход, в материальном смысле. Ну, это доход – это продолжение нашей жизни, нашего рода, это очень много плюсов. Это практически смысл нашей жизни. Но в финансовом смысле, когда молодая семья хочет заводить семью – это расходная часть. Сейчас на всех, сто процентов граждан, смотрят, как на доход. Когда ты начинаешь двигаться по рынку социальных услуг, который у нас создан, — мы все приносим кучу денег.

 

Откуда они берутся? Это распиливание бюджета. Человек, ребёнок, пенсионер, инвалид — не получает этих денег. Мы к чему рассказываем это? Потому что в Америке идёт охота на инвалидов — на инвалида платят из государства восемнадцать тысяч долларов. Там зарплат таких нет, там одна-две. На инвалида, смотря какой, если его ещё чуть-чуть докалечить, то можно ещё и чуть больше, понимаете? И бедный этот ребёнок или инвалид лежит, его могут не кормить, издеваться, делают из этих инвалидов притоны. Главное, что из государства капает, то есть, есть какой-то государственный пирог, который можно пилить. И где здесь вопрос о социальной услуге?

 

Когда этот ребёнок у нас в России был под государственным патронатом этих организаций, мы могли спросить, проверить.

Ни в один частный детский дом — не имеете право зайти на его территорию, проверки невозможны. В Финляндии сигнализируют люди, что практически дети исчезают. И мы сейчас строим такую же систему — разгосударствление всего. Раз это будет так, то это как раз говорит о том, что строится параллельное государство, которое отбирает, узурпирует социальную функцию, самую главную.

 

Для чего люди создают государство?

Народ выделяет подоходный налог.

— Часть денег на армию, чтобы нас охраняла часть населения, в смысле государство.

— На полицию, чтобы у нас была безопасная жизнь.

— И на социальные выплаты и услуги.

 

Если убрать эту социальную функцию, что у государства остаётся? Только армия и флот? Но, посмотрите, эти вот сыщики, которые с иностранным менталитетом, они могут войти в семью любого военного, любого сотрудника флота получается, если это совсем не закрыто. Потому что здесь не написано никаких исключений. Это тотальная система, которая складывается.

 

Мы восприняли — родительское сообщество, матери, «Русские матери», что у нас насаждается иностранными какими-то идеологами другой строй, а мы об этом даже не подозреваем. При этом уже даже есть фундаментальный закон, который закрепил, как будет работать этот строй, как это всё будет — в обход государства, политической воли и всего. То есть если это действительно такая система, как ключик реконструкции, то можно внести, мы же говорим о конструктивной какой-то критике, поправки – раз, которые уберут риски.

 

То есть, чтобы было строго с согласия.

Этим НКО не давать никаких прав вмешиваться в частную жизнь, в жилище.

Они как обслуживали нас до этого закона, пусть так и обслуживают — только сделать строго по заявлению людей.

Для, написать, не тотально для всех, а для критической части населения, допустим, люди, которые стоят на учёте, наркоманы и так далее.

 

Артём Войтенков: Как было в СССР.

 

Ирина Бергсет: Конечно. Пусть пасут их круглосуточно, делают профилактику, не трогают благополучных людей, иначе это разрушить всё. Ситуация, когда денег много на социалку. Никто не богатеет, все нищают, а богатеют только они. При этом люди — до нас это всё не доходит, потому что сделали эту прослойку. Этот капиталистический рынок, филантрокапитализм, он даже в условиях кризиса будет богатеть и богатеть на нас, потому что люди двигаются по их рынку соцуслуг.

 

Попробовать вернуться, как бы сказать, мораторий какой-то объявить на период. У нас же всё-таки кризис экономический серьёзный. Чтобы государство напрямую помогало людям. Просто кормить ещё посредников бессмысленно. Мы-то платим в бюджет — мы, эти посредники ничего не отдают в бюджет. Пусть государство так же наберёт год, два пока мы не выкарабкаемся, всё равно же когда-то пойдёт экономика на взлёт, отменят это.

 

Мы предлагаем несколько: пять, шесть вариантов выхода. Но первое, что должно быть — это диалог. Пока диалога, переговоров, с нами никто не вступал в переговоры, с народом. Но честно вам говоря, складывается ещё так, что все пассивно восприняли: «Да меняют строй, пусть меняют».

 

Артём Войтенков: Дело в том, что народ, он не читает законы и не смотрит, что мы там где-то принимаем. Если СМИ о чём-то раструбят ещё могут обратить внимание, могут даже пошуметь. А этот закон — его обсуждали, но я бы не сказал, что это было прямо обсуждаемое всеми, как выборы. Когда выборы президента — вот это у нас обсуждают все. А потом все считают, что мы выбрали и на этом успокоились. А ещё законы такие читать, да вы что? Кто это будет?

 

Ирина Бергсет: Но вы понимаете, когда у меня отобрали по такому закону ребёнка, я читаю.

 

Артём Войтенков: Поэтому вы читаете.

 

Ирина Бергсет: Потому что я не хочу, чтобы у моего сына, моих внуков так же отобрали. Я уже не могу безответственно так к этому подходить. Если это калька норвежского закона, то зачем она нам здесь? Бесплатно предоставляется только информация и то третьим лицам, всё остальное у них за валюту, за рубли, за дотацию — всё за деньги, они теперь не пикнут. У нас до этого закона человек ходил за социальной какой-то выплатой и за помощью, за тем, чтобы к нему приходил соцработник, любая социальная услуга, — он должен был собрать тридцать три справки, всё это было так долго. Помните? Но всё равно он это делал и напрямую потом что-то получал.

 

А сейчас ему говорят: «Да мы всё за тебя сделаем, мы составим тебе индивидуальную программу, всё это. Но мы и деньги за тебя получим». И эту социальную услугу — напишем, что мы к тебе приходили. Беседовали с тобой? Беседовали, успокойся, ведь мы же говорили с тобой об этом».

 

Это – грабёж. То есть сейчас нас в ситуации кризиса, когда люди и так хотят дотации хоть какие-то получить, будут грабить эти посредники. Фактически вводится посредничество.

 

Артём Войтенков: Нет, ну вводится система, заинтересованная в деньгах и управляемая деньгами. Соответственно, вводится слой людей, которые будут ради денег делать то, что нужно иностранным заказчикам.

 

Ирина Бергсет: Естественно. И они могут войти в любой дом.

 

Артём Войтенков: А именно — разрушать семьи, изымать детей, оказывать различное давление, воздействие на людей. Собственно говоря, переформатировать нас так же, как переформатировали уже Скандинавию и часть Европы.

 

Ирина Бергсет: Да.

 

Артём Войтенков: Вот и всё, всё то же самое, ничего нового.

 

Ирина Бергсет: Задача такая, смотрите: Скандинавия, вы говорите все эти страны — они очень раздроблены, они вообще смотрят друг на друга, как на врага. Собраться пять человек, выйти на улицу — практически невозможно. Вот это делают из нас. Тотальный надзор, причём ты, можно сказать, получишь 300 рублей, если ты бабушка в доме.

 

Самое главное, хорошо, вводят они это, — почему это всё в полусекретности? Почему за нами наблюдают, а наблюдаемые даже не знают критериев. Смотрите, если бы нам сказали «в каждой квартире»… Когда они вбегают в квартиру, нам говорят: «Пять комплектов белья есть на каждого человека, который живёт в доме?»

А кто нам сказал, что если вы хотите быть благополучной семьёй, купите пять комплектов белья для проверяльщиков и положите: пять для сына, пять для дочери. Но мы же не знаем этих критериев, что они ищут. И главное, что у них этот список настолько бесконечный, что вот этого нет, двадцать апельсинов или ещё что-то такое.

 

Артём Войтенков: Ну да.

 

Ирина Бергсет: Невозможно соответствовать качеству человеку, не нуждающемуся в социальных услугах, если мы не знаем, кто нуждается. Какие критерии у них? Вы понимаете?

 

Артём Войтенков: Можно придумать всё, что угодно — у тебя стол маленький.

 

Ирина Бергсет: Конечно. У нас были случаи, когда забирают, допустим, нет пеленального столика.

 

Артём Войтенков: Это у кого у нас?

 

Ирина Бергсет: На Западе пока, пока на Западе, я надеюсь. Здесь в России, у нас только, конечно, те ситуации, когда попадали в прессу российские, это из той категории нам высвечивали риски: наркоманы, алкоголики и всё это. Но никогда в прессу не попадает, вот сейчас больше с 1 января, что это добропорядочная семья.

 

У нас есть случай: мама рожала третьего ребёнка и переехали в посёлок жить, домик купили. Но в школе образование слабенькое, посёлок всё-таки, одна учительница ведёт все предметы почти что или с мужем. И она думает: «Я пока с ребёнком буду заниматься, он умненький, хочется посильнее его нагружать», и она перешла на надомное обучение. Прикрепились к школе, всё это, но директору школы не понравилось, которая вела всё, что она с критикой там. Она стукнула — пришли проверять, забирают ребёнка. Что происходит? Вы мне скажите, что сделала плохого эта мама? Она родила троих детей, у неё всё социально благополучно, мальчик вообще был отличником, то есть всё было позитивно. Просто она, может быть, я не знаю, сказала как-то не так этой учительнице или что. Понимаете, это получается, как карательная функция для благополучных родителей, но которые чем-то отличаются от стандартных каких-то.

Цели в этом законе, получается, помогают преследоваться тем, которые разрушают нашу страну, а не помогают.

 

Вот и всё, что мы хотим:

— Воспитывать своих детей нормально.

— Чтобы нас не трогали.

— И оставили нам только одно – частную жизнь.

 

Когда мы приходим домой с работы, закрываем дверь, любим своих детей, в школе их видят, что они ухоженные, это не значит, что что-то происходит за закрытыми дверями. Это не скроешь, мы живём в больших домах, это не посёлок, не деревня, тут слышно каждый шорох. Но дайте нам возможность воспитывать своих детей в лучших традициях нашего рода, нашего поколения, как у нас это было принято. Направлять их куда идти учиться, то есть хоть какую-то личную жизнь. А сейчас получается — у нас нет права на частную жизнь. Мы должны соответствовать какому-то критерию благополучия.

 

Кризис! Артём, вводится когда? В кризис, когда жизнь людей не лучше становится, а хужеет, так, если сказать с юмором.

 

Артём Войтенков: Если мы посмотрим на долги всех европейских, скандинавских стран, — у них долги государственные, они не маленькие. Но, тем не менее, они продолжают выплачивать эти огромные деньги в приёмные семьи. Причём родным родителям дают 100-200 евро в месяц, приёмным дают уже тысячу. Вот почему?

 

Ирина Бергсет: Понимаете, потому что это филантрокапитализм. Это позволяет остановить рождаемость, у этих детей никогда не будет. То есть прибыль, эти люди, управляющие этой системой, видят через поколение. Они получают микространу, и от этой Норвегии остаётся одна деревня, грубо говоря. Это новый строй.

 

И нас пугает в таком смысле, что тишина, никто ничего не говорит, а закон нацелен, написан не нашими людьми, реализует не наши идеи, грабит наш бюджет и можно сказать, что уничтожает наш народ.

 

Сейчас под таким же прицелом Аргентина и Бразилия. То есть нормальные страны, которые с семейным укладом, которые более-менее быстроразвивающиеся, рожают, есть перспектива какая-то — всё это надо затормозить. И мы, как народ, молчим.

 

Артём Войтенков: Народ всегда молчит.

 

Ирина Бергсет: Хотелось бы хотя бы тогда разбудить интеллигенцию и начать какую-то дискуссию. Речь идёт не о протесте. А на какое-то размышление, на то, чтобы не поедать все эти законы, капает на нас и капает, знаете, переделали нас, завтра переселят в Африку или ещё что-нибудь сделают. Нет, это наш мир, наш дом, наша страна и у нас написано в конституции, что власть принадлежит народу.

 

Артём Войтенков: Бумажка.

 

Ирина Бергсет: Согласна, но мы должны хоть чуть-чуть проснуться. Патриотизм может быть и в этом тоже. На каком-то этапе сказать, что «Нет, что-то тут нам не то навязывают». И я думаю, что в принципе, никто не говорит, что закон надо совсем убрать, мы не опускаемся до какого-то, просто до бредовых каких-то идей. Вопрос в том, что с этим надо что-то делать и давайте все вместе подумаем. У нас есть умные люди, институты, которые занимаются, в том числе и законотворчеством, и пишут проекты хорошие.

 

Артём Войтенков: Хорошо, я думаю, что те, кто действительно озаботился и принял это всерьёз, и понимает, чем это грозит, наверное, пусть он с вами свяжется, эти люди, пусть пишут в вашу организацию «Русские матери».

 

Ирина Бергсет: Да, они могут написать нам на сайт «Русские матери», если есть какие-то идеи, проекты.

 

Артём Войтенков: А ещё пусть почитают сами текст закона. Он у нас называется «Федеральный закон об основах социального обслуживания граждан Российской Федерации» от 28 декабря 2013-го года № 442.

http://www.rg.ru/2013/12/30/socialka-dok.html

 

Ирина Бергсет: 442 ФЗ.

 

Артём Войтенков: Принят Государственной Думой 23 декабря 2013-го года, одобрен Советом Федерации 25 декабря 2013-го года. Всё.

 

Ирина Бергсет: Как вам? То есть день на день.

 

Артём Войтенков: Да, очень быстро, кстати.

 

Ирина Бергсет: 23, 25, 28 — вы заметили?

 

Артём Войтенков: Да.

 

Ирина Бергсет: Очень быстро принят. Естественно, есть какое-то лобби. Но я хочу сказать, что это лобби — не народ.

 

Артём Войтенков: Понятное дело.

 

Ирина Бергсет: То есть это изобретена форма грабежа. Мы платим дважды. Мы фактически покупаем — все услуги платные. Бесплатных, кстати, мы об этом не поговорили, не будет услуг фактически, это будет для ноль, ноль, ноль процента.

 

Мы платим 15-20% подоходный налог, чтобы нам что-то возвращалось. Эти это всё сжирают и говорят: «А-ля платите снова». И мы из своих оставшихся, которые положены нам на другое, мы начинаем покупать у этих НКО ещё неизвестно что. То есть это двойное такое, если мы будем говорить о налогообложении, некая такая форма двойного налогообложения. И мы молчим, нам говорят: «Мы вас пограбим немножко и ещё пограбим и ещё, тут ещё нахлебнички захотели на вашей семье нажиться».

И что? Смолчим опять?

 

Артём Войтенков: Обычно да. Судя по тому, как эти все законы быстро принимаются на ура, всё достаточно очевидно.

 

Ирина Бергсет: Но мы-то тоже ещё есть народ.

 

Артём Войтенков: Пока ещё есть.

 

Ирина Бергсет: Всё-таки у нас Россия – особая страна. Нас так просто на раз-два не возьмёшь.

 

Артём Войтенков: Да.

 

Ирина Бергсет: Мы иногда просыпаемся. Не всё так плохо, мы можем ещё что-то изменить.

 

Артём Войтенков: Будем надеяться, что так. Хорошо, Ирина, большое спасибо вам за рассказ. Я ссылочку дам на ваш сайт под роликом. Те, кто захочет с вами связаться, пусть уже выходят на ваш сайт и соответственно смотрят там: письмо, телефоны, связываются с вами. Всё, спасибо вам большое.

 

Набор текста: Маргарита Надточиева, Наталья Малыгина, Альфия Гультяева

Редакция: Наталья Ризаева

http://poznavatelnoe.tv — образовательное интернет-телевидение